Алексей Филиппов - Плач Агриопы

• Название: Плач Агриопы
• Автор: Алексей Филиппов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Все события далекого прошлого и настоящего являются отражением извечной битвы между силами Света и Тьмы. Средневековая бубонная чума, против которой не помогают ни крестное знамение, ни алхимические таинства, обретает черты охватившей Москву пандемии: так называемого Босфорского гриппа, от которого не спасают все достижения современной медицины. Стабильное общество потребления оказывается радужной пленкой на воде. 8-летняя дочь главного героя становится жертвой неизвестного вируса, и, не верящий ни в какую дьявольщину человек эпохи Интернета, ипотеки и фастфуда, начинает цепляться за все, что лежит за пределами здравого смысла — лишь бы спасти свою единственную девочку от страданий и смерти. Его задача — выявить носителей древнего сакрального знания: Инквизитора, Деву, Стрелка и Алхимика — и сколотить из них команду чумоборцев. Никому не известный электрик, знаменитый врач-вирусолог, разведчик ГРУ в отставке и живущая в сектантском «граде» староверка становятся заложниками вселившихся в них личностей, теряя при этом свое современное «я» и начиная разговаривать на языке Овидия, Данте и протопопа Аввакума. Где-то в огромном мегаполисе живет, может быть, пьет в «Макдональдсе» кофе, может быть, заседает в Государственной Думе, Иной — мужчина или женщина, в которых воплотилась Чума.

---

- Девушка мертва. — Мрачно объявил он, не обратив внимания на гримасу страдания, перекосившую рот студента. — По самым смелым прикидкам, Босфорский грипп съел её за три дня. Что и требовалось доказать: болезнь видоизменяется.

- Моя жена! И Татьянка! — Выдохнул Павел. Он тоже жестокосердно позабыл о несчастном студенте. — И они могут быть уже мертвы!

- Не думаю, — покачал головой Третьяков. — Они подхватили одну из ранних разновидностей гриппа. Значит, у них больше времени.

- Но я даже не знаю, как долго их не видел. — Жалобно пролепетал Павел. — Может, неделю… Я потерял счёт времени…

- Это верно, — жестоко подтвердил «ариец». — Время играет против всех нас. А лекарства — нет.

- Есть… немного… — В неприятную беседу комариным визгом ворвался полузадушенный тенор алхимика. Павел подумал: даже научившись говорить по-человечески, тот не перестал удивлять одним лишь тем, что обладает речью.

- Есть? — Осторожно, недоверчиво, Третьяков окинул сеньора Арналдо долгим взглядом.

- Есть, — подтвердил алхимик. — Для пять штук человек… Каждый лечит себя пять дней… Одна малая ложка вот это… — Он указал подбородком на картонку с баночками. — Пять раз в один день, три раз в следующую ночь. И так дальше, пока не увидит дно сосуда.

- Как быстро больной почувствует эффект? — «Ариец» задал вопрос. Наверное, тут же решил, что тот слишком сложен для понимания алхимика. Перефразировал. — Как быстро больной начнёт поправляться?

- Три дня. — Широко улыбнулся зельедел. — Три дня — эффект. Видно для других… Видно со стороны…

- Плохо, — буркнул Третьяков. — Долго! Местные не поверят нам. Как мы докажем им, что получили действенное лекарство от Босфорского гриппа, если у нас — мертвое тело вместо исцеления.

- Она не тело! — Воскликнул студент. — Мрази! Она не тело! Не смейте!.. Её зовут… Анастасия!..

- Да-да, — коллекционер медленно кивнул. — Я прошу прощения у тебя, парень. Эта девушка… Анастасия… она была дорога для тебя. Но и ты пойми нас. Теперь у нас остался только ты, понимаешь? Ты — наш паспорт. Наш билет отсюда.

Павел удивлённо уставился на Третьякова: о чём это он?

- Гады! — Студент не слушал и не удивлялся. Он так сильно дёрнул связанными руками, что, Павлу показалось, верёвки слегка подались. — Это всё из-за вас! Зачем вы затащили нас сюда? Надо было остаться там… В городе… Нас бы отвезли в больницу… Гады!..

- От него сейчас мало толку, — Третьяков повернулся к Павлу. — Пойду, прогуляюсь.

- Куда? Где? — Управдом не скрывал удивления.

- Всюду и везде, — коллекционер неопределённо развёл руками. — Разведаю пути к бегству. Бежать, в нашем положении, и не солидно, и не вполне порядочно, но, быть может, придётся.

Он приподнял канистру с водой. Приложился к раструбу, сделал пару глотков. Ещё немного воды вылил на ладонь и размашисто шлёпнул ладонью по шее. Потом, через спальню, которую занимала теперь одна лишь мёртвая девушка, направился вглубь дома.

Павел, наедине со студентом и алхимиком, ощущал себя неловко. Он попытался разобраться в чувствах. С удивлением обнаружил, что испытывает перед студентом — лёгкий стыд, словно тот имел право на упрёки, — а перед алхимиком — робость.

- Есть… проблема… — Последний вдруг заговорил. — Лекарство… териякум… лечит, но ослабляет…

- Как это? — Не понял Павел.

- Ты берёшь. — Алхимик поставил самодельный картонный поднос на стол и взял с него одну банку, словно для демонстрации собственных слов. — Ты ешь… Лечишь себя… Здоров… Потом видишь того, кто болен… Снова болеешь… Больше, чем раньше… Сильнее… Умираешь быстро… — Сеньор Арналдо задумался — наверное, подбирал выражения. — Смерть — быстрее лекарства… во второй раз…

- Иммунитет! — Понял управдом. — Твоё лекарство ослабляет иммунитет. Если человек, после выздоровления, остаётся среди больных — он вновь заболеет и уже не сумеет противиться болезни.

- Так, да, — кивнул алхимик и улыбнулся. Павел поймал себя на мысли, что эти улыбки — раздражают. Арналдо — скорее всего, не желая никому ничего дурного, — обладал дурацкой способностью улыбаться не вовремя и некстати.

- Ты вылечишь мою жену. — Управдому так отчаянно захотелось, чтобы это оказалось правдой, что, вместо вопроса, получился приказ. — Ты спасёшь мою дочь. У тебя пять порций лекарства… терияка от всех болезней… две ты отдашь им.

- Я дам им териякум… — Вновь улыбнулся алхимик. — Если они живые — станут здоровы. Если станут здоровы — держи их далеко от чумы…

- Входные двери заперты снаружи. — Беседу прервал басовитый Третьяков. — Чёртов дом! С виду — дунешь, плюнешь — развалится. А брёвна — о-го-го. Века простоят. Через окна не пролезем: узкие, заразы. Чердак вроде есть, но, как туда забраться, я не нашёл.

- А сломать дверь — не выйдет? — Павел насторожился.

- Нужен таран, — «Ариец» пожал плечами. — Хотя попытаться можно. Я вот что нашёл. — Он потряс сокровищами, зажатыми в ладонях: игрушками-карапузами, позвякивавшими изнутри.

- Неваляшка? — Управдом вспомнил, как называется игрушка. У него в детстве тоже была такая — и уже тогда — старая, вручённая матерью, «чтоб доламывал».

- Целлулоид! — Поправил Третьяков. — Там много таких, — он махнул рукой в сторону сарая. — Седая древность. Жалко портить. Сейчас таких не делают. Травник, наверно, с самой Октябрьской революции берёг.

- А зачем портить? — Павел принял у «арийца» неваляшку из рук в руки. У игрушки было глуповатое выражение лица и жёлтое круглое пузико, покачиваясь на котором, она сохраняла устойчивость.

- А?.. — Коллекционер, похоже, не расслышал вопроса; задумался над чем-то. — Потом покажу, — закончил небрежно.

Он склонился над генератором, щёлкнул тумблерами. Размеренное машинное «тук-тук-тук» захлебнулось, смолкло. Третьяков подошёл к окну, быстро пробарабанил пальцами по подоконнику — и вдруг — резким, «каратистским», движением руки — пробил дыру в целлофане, заменявшем оконное стекло. Ухватился за края дыры-раны обеими руками, рванул тонкую плёнку на себя. Холод наполнил комнату. Павлу почудилось: вместе с холодом в дом вполз тяжёлый клочковатый туман. А в окне замельтешил серый рассвет. Едва заметный: в это время года темнеет быстро, а светлеет — неохотно. И всё-таки, сквозь туман, проступал нарождавшийся день.

- Эй, на берегу! — Во всё горло выкрикнул Третьяков, просунув голову в окно. — Глухарь вызывает Гнездо орла. Короче, где вы там? Поговорить надо!

Некоторое время ответа не было. Как не было и тишины: лес полнился звуками пробуждавшейся звериной и птичьей жизни. И вдруг послышался громкий и близкий треск веток под чьими-то тяжёлыми ногами.

- Чего тебе? — Раздался недовольный голос.

- У нас новости. — Выкрикнул Третьяков. — Хорошие и плохие. Зови старшего: обсудим.

- Мне докладывай! — Откликнулся голос. — Что там у вас? Или пан, или пропал — чего темнить-то?

- Не пойдёт! — Уверенно возразил «ариец». — Есть обстоятельства… Зови, в общем. Скажи: «архисрочно и архиважно!»

- Весточку ему пошлю, — ворчливо отозвался часовой. — А там уж: придёт — не придёт, — не моя забота.

- Вот и славно! Жду! — Третьяков спрятался в доме. Зябко потёр ладони. Его взгляд странно блуждал. Он словно бы обдумывал сразу многое. Покосился на Павла. Зыркнул на алхимика — не по-доброму, колюче. Наконец, уставился на студента.

- Эй, парень, ты в порядке? — Он положил руку на плечо связанному, но тот раздражённо сбросил её.

- Отвяжитесь! Я — убийца, но и вы — тоже убийцы!

- Помнишь, я сказал тебе, что ты — наш билет отсюда? — Коллекционер словно бы не заметил раздражения студента. — Так вот — это правда. Лекарство готово. — Он придвинулся к обиженному вплотную, только что носом его носа не касался. — Понимаешь? Нам нужно испытать его… На человеке… На тебе…

- Спятили? — Студент выглядел испуганным. — Почему на мне? Идите к дьяволу!

- Хм… — Третьяков отодвинулся, распрямился, скрестил руки на груди. — Тогда тебе придётся бежать. Вместе с нами. Если я тебя развяжу — что будет?

- Кончу тебя, гада, или себя кончу! — Выкрикнул студент. Павел неожиданно подумал, что с крикуном болезнь играет в жестокую игру; ведёт себя, как кошка с полузадушенной мышью. Да и грипп ли у него? Слишком уж он бодр для человека, с температурой сорок по Цельсию.

- Так я и думал. — Третьяков кивнул — будто утвердился в чём-то важном. — Если не хочешь с нами бежать — придётся тебе нам послужить.

А дальше — произошло нежданное.

Быстрое и слепящее, как проблеск молнии.

Внезапное для всех, кроме самого «арийца».

Тот подошёл к затуманенному окну, несколько раз глубоко вздохнул — жадно, словно насыщаясь влажной прохладой — и вдруг, как кузнечик из-под велосипедного колеса, прыгнул к студенту. Тут же набросился на него со спины, сдавил ему ладонью горло.