Огюст Маке - Прекрасная Габриэль

• Название: Прекрасная Габриэль
• Автор: Огюст Маке
• Издательство: «Издательство Сидорович», Издательский дом «Ленинград»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905909-29-0

Это ярчайшее, захватывающее, талантливое повествование про Габриэль д’Эстре, любовницу Генриха IV. А также знакомое время: с момента перехода Генриха Наваррского в католичество и до его женитьбы на Марии Медичи. Главный герой — прекрасный голубоглазый и белокурый юноша Эсперанс, имя которого означает «надежда». Тайна его рождения покрыта мраком, кто его родители — неизвестно. Все, что у него есть, — это загадочное письмо умершей матери и рекомендация обратиться к знаменитому военачальнику капитану Крильону, чтобы передать ему это таинственное письмо. Капитан Крильон принимает Эсперанса под свою защиту, а позже выясняется, что молодой человек — его сын.

---

Удар был страшный. Габриэль вскочила, как бы пораженная в сердце.

— Замужней… — пролепетала она. — Возможно ли это?

— Это точно. Ваш муж будет защищаться от короля сам, если сможет. Если вы будете ему помогать, тем лучше для него; если он бросит вас, это касается его.

— О! — сказала Габриэль, подходя, сложив руки, к отцу, который ходил по комнате большими шагами. — Неужели вы будете иметь жестокость пожертвовать вашей дочерью? Зачем мне выходить замуж? Я не люблю никого.

— Если вы не любите никого, стало быть, вам все равно, за кого выйти.

— Вот какова ваша мораль!

— Каждый за себя, а я жертвую всем моей честью.

— Сжальтесь над вашей дочерью.

— Я потому и выдаю ее замуж, что жалею ее.

— Вы доведете меня до отчаяния.

— Ваше отчаяние заставит меня меньше страдать, чем ваш стыд.

— Я умру.

— Лучше вам умереть от этой горести, чем умереть от моей руки, что случилось бы, если бы я уличил вас в бесчестье.

Оскорбленная Габриэль выпрямилась.

— Вы ведете себя как римлянин, это хорошо, — сказала она, — но я ваша дочь.

— Она отмстит за себя по-французски, не правда ли?

— Она отмстит за себя как сумеет.

— Это касается вашего мужа.

— Муж, может быть, тоже будет римлянин?

— Нет, он пикардиец. Он не стоит короля, но это достойный господин. Он, может быть, вам не понравится, но он нравится мне.

— Как его зовут?

— Де Лианкур, д’Амерваль, губернатор Шонийский.

Габриэль вскрикнула от испуга, вся деликатность женщины возмутилась.

— Он горбат, — сказала она.

— Он выпрямится от вашей руки.

— У него кривые ноги.

— А у вас кривой рассудок.

— Дети бегают за ним, когда он ходит.

— Он будет ездить верхом.

— Это преступление, это гнусность. Он вдовец, и у него одиннадцать человек детей.

— И столько же тысяч пистолей дохода.

Габриэль в негодовании пошла к двери соседней комнаты.

— Это говорит мне отец мой и дворянин, — сказала она с гордым презрением, — а Замет, капиталист и ростовщик. Я могла рассуждать с графом д’Эстре о французском короле, но мне нечего говорить с Заметом о пистолях и гнусностях де Лианкура.

Окончив эти слова, она толкнула дверь и, бледная, вошла в свою комнату.

— Хорошо, — сказал отец, следуя за нею, — возмущайтесь, но вы будете повиноваться. Сегодня же вы примете де Лианкура.

— Вы сами будете презирать меня, если я послушаюсь.

— Не делайте шума и огласки здесь, — прибавил граф д’Эстре, несколько растревожившись, потому что Габриэль возвысила голос, и несколько слов из этой сцены могли бы перейти за границы цветника, примыкавшего к новому зданию, — прежде заприте окна.

— Велите их заложить, — сказала Габриэль.

Граф д’Эстре заскрежетал зубами. Габриэль продолжала:

— Не спросить ли у дом Модеста местечка для меня на кладбище монастыря?

После этого сильного волнения, расстроившего ее нервы, бедная Габриэль села, обливаясь слезами. Грациенна бросилась, обняла ее и покрыла поцелуями, бормоча тысячу проклятий против тирана, который хотел заставить умереть ею барышню. Граф д’Эстре обгрыз себе ногти, разорвал манжетки и вышел, взбесившись против дочери, а еще более — против самого себя.

— Теперь все глядят в окна, только еще этого не доставало! — сказал он. — Скандал в монастыре, где меня приняли из милости!

Действительно, отворилось несколько окон в комнатах монахов, выходивших в сад или в коридор, и в этих окнах появились лица любопытных женевьевцев. Но всего более рассердило графа д’Эстре, что он приметил вместе с молодым человеком в одном из окон первого этажа строгий, длинный профиль брата Робера, проницательный взгляд которого можно было угадать под капюшоном. Свирепый отец покраснел, растревожился и вошел в кустарник, смежный с новым зданием, чтобы скрыть свое замешательство.

Этот молодой человек, который смотрел с Робером, был Понти, отвлеченный от попечений за Эсперансом звуком голосов, споривших в новом здании. Брат Робер на вопросы гвардейца отвечал что-то совершенно равнодушно и вышел из комнаты. Эсперанс в свою очередь стал расспрашивать Понти.

— Что там такое? — спросил раненый. — Что ты смотрел с женевьевцем у окна?

— Ничего — женщины ссорятся.

— Разве в этом монастыре есть женщины? — спросил Эсперанс.

— К несчастью, есть, кажется, они везде найдутся.

— И они ссорятся?

— Ведь они всегда ссорятся. Такая порода!

Эсперанс печально улыбнулся.

— Как вы должны хорошо думать о женщинах, — прибавил Понти. — Как вы будете их любить!

— Чувствую мало наклонности.

— А мне стоит только взглянуть на женщину, стоит только подумать о женщине, чтобы взбеситься.

Понти захлопнул окно.

— Зачем ты лишаешь меня воздуха и солнца? — сказал Эсперанс.

— Это правда; ну, это опять виноваты эти противные существа.

— Полно, полно, не кричи так громко; у меня разболится голова. Моя голова пуста, видишь ли ты, потому что, боясь горячки, мои доктора не дают мне есть.

— Они правы. Будем бегать от горячки, как от женщины. Горячка — женщина. Поговорим о преступлениях женщины, — сказал Понти, придвигая свой стул к изголовью Эсперанса, — я знаю таких гнусных злодеек, что расскажу вам о них, чтобы сохранить в вас хорошее расположение духа. А! Вы смеетесь, это добрый знак.

Это действительно был добрый знак. Генрих предсказал справедливо: Эсперанс не чувствовал никакой охоты умереть и остался жив. Попечения брата-хирурга и брата говорящего удалили от него горячку, и, по мере того как она убегала, голод приближался большими шагами. Эликсиры из лазарета, которые расточал Робер, и цыплята, которых Понти крал в кухне, мало-помалу восстановили грудь и желудок. Пламя воротилось в глаза, розоватый оттенок покрыл желтые щеки. Через несколько дней Крильон появился у женевьевцев. Он рассказал от имени короля брату Роберу об энтузиазме католиков, которые стерегли Генриха и обивали собор Сен-Дени. Он рассказал о бешенстве гугенотов, которые все бродили около своей добычи, и бешенстве герцогини Монпансье, первый удар которой не удался. Потом он пошел к больному и нашел его выздоравливающим.

— По милости добрых попечений Понти и братьев-женевьевцев, — сказал Эсперанс, — по милости участия, которым меня удостаивает кавалер де Крильон, этого одного достаточно, чтобы воскресить мертвеца.

Крильон торопился, осыпал дружескими уверениями раненого, поблагодарил по-военному Понти и сказал им обоим:

— Поспешим выздороветь; надо быть на ногах для одного славного случая. Между нами и потихоньку я вам скажу, что надо идти помогать его величеству входить в Париж! Выздоравливайте скорее, Эсперанс, потому что вы лишите этого юношу, который ухаживает за вами, чести сделать первый приступ, которого я требую для моих гвардейцев. Это будет великое зрелище, Эсперанс. Я хочу, чтобы вы видели Крильона со шпагою в руке на проломе. Все говорят, что это стоит видеть. Выздоравливайте.

Сердце старого воина трепетало. При мысли о новом торжестве, которое он получит перед сыном венецианки. Понти, думая о взятии Парижа, прыгал, как молодой лев.

— Да, — сказал он, — да, выздоравливайте скорее, месье Эсперанс.

— Вы все еще довольны этим негодяем? — спросил Крильон раненого.

Эсперанс, улыбаясь, взял за руку Понти.

— Он не кричит? Не пьет? Скромен, как девушка?

— Если бы я был скромен, как некоторые девушки, — вскричал Понти, — это было бы мило!

Эсперанс заставил его замолчать взглядом, который уловил и Крильон.

— Мои гвардейцы, как кажется, имеют секреты между собой, ну что ж, посмотрим… Итак, все идет хорошо, прощайте, Эсперанс, до свидания. Пойдемте, Понти, вы поможете подержать мне стремя. Со мной приехал ла Варенн по приказанию короля; но он без сожаления остановится где-нибудь в другом месте. Пойдемте.

Понти пошел за Крильоном, понурив голову: он подозревал, по какой причине его уводит полковник.

— А мое поручение? — спросил Крильон.

— Какое поручение, полковник?

— Записка, которую я тебе велел взять.

— Ах да! В платье месье Эсперанса я ее не нашел.

— Ты лжешь!

— Уверяю вас, полковник…

— Ты лжешь!

— В дороге это записка могла потеряться.

— Говорю тебе, что ты лжец и бездельник! Ты раз сказал Эсперансу, о чем я приказал тебе молчать. Великодушный Эсперанс взял с тебя обещание сбить меня с пути, как старую ищейку.

— Но, полковник…

— Довольно! Я не люблю людей, которые идут мне наперекор и изменяют мне.

— Чтобы я изменил вам, полковник, я!

— Конечно, потому что ты рассказал то, что я тебе доверил; ты вдвойне должен был мне повиноваться: как твоему полковому командиру, как твоему покровителю; ты обязан был отдать мне свою жизнь, если бы я ее потребовал; а я считал тебя довольно храбрым человеком, для того чтобы расплатиться за свой долг.