Владимир Маяковский - Стихотворения (1927)

• Название: Стихотворения (1927)
• Автор: Владимир Маяковский
• Жанр: Поэзия
• Год: 1978

---

НАШЕМУ ЮНОШЕСТВУ

На сотни эстрад бросает меня,
на тысячу глаз молодежи.
Как разны земли моей племена,
и разен язык
                    и одежи!
Насилу,
            пот стирая с виска,
сквозь горло тоннеля узкого
пролез.
            И, глуша прощаньем свистка,
рванулся
               курьерский
                                 с Курского!
Заводы.
             Березы от леса до хат
бегут,
          листками вороча,
и чист,
           как будто слушаешь МХАТ,
московский говорочек.
Из-за горизонтов,
                            лесами сломанных,
толпа надвигается
                              мазанок.
Цветисты бочка́
                         из-под крыш соломенных,
окрашенные разно.
Стихов навезите целый мешок,
с таланта
               можете лопаться —
в ответ
           снисходительно цедят смешок
уста
       украинца хлопца.
Пространства бегут,
                                с хвоста нарастав,
их жарит
              солнце-кухарка.
И поезд
            уже
                  бежит на Ростов,
далёко за дымный Харьков.
Поля —
            на мильоны хлебных тонн —
как будто
               их гладят рубанки,
а в хлебной охре
                           серебряный Дон
блестит
             позументом кубанки.
Ревем паровозом до хрипоты,
и вот
        началось кавказское —
то головы сахара высят хребты,
то в солнце —
                       пожарной каскою.
Лечу
        ущельями, свист приглушив.
Снегов и папах седи́ны.
Сжимая кинжалы, стоят ингуши,
следят
           из седла
                         осетины.
Верх
        гор —
                  лед,
низ
      жар
            пьет,
и солнце льет йод.
Тифлисцев
                  узнаешь и метров за́ сто:
гуляют часами жаркими,
в моднейших шляпах,
                                   в ботинках носастых,
этакими парижа́ками.
По-своему
                 всякий
                            зубрит азы,
аж цифры по-своему снятся им.
У каждого третьего —
                                   свой язык
и собственная нация.

Однажды,
                забросив в гостиницу хлам,
забыл,
           где я ночую.
Я
   адрес
            по-русски
                            спросил у хохла,
хохол отвечал:
                        — Нэ чую.—
Когда ж переходят
                             к научной теме,
им
     рамки русского
                             у́зки;
с Тифлисской
                       Казанская академия
переписывается по-французски.
И я
     Париж люблю сверх мер
(красивы бульвары ночью!)
Ну, мало ли что —
                               Бодлер,
                                           Малармэ
и эдакое прочее!
Но нам ли,
                 шагавшим в огне и воде
годами
            борьбой прожженными,
растить
            на смену себе
                                   бульвардье
французистыми пижонами!
Используй,
                 кто был безъязык и гол,
свободу советской власти.
Ищите свой корень
                               и свой глагол,
во тьму филологии влазьте.
Смотрите на жизнь
                               без очков и шор,
глазами жадными цапайте
все то,
           что у вашей земли хорошо
и что хорошо на Западе.
Но нету места
                       злобы мазку,
не мажьте красные души!
Товарищи юноши,
                            взгляд — на Москву,
на русский вострите уши!
Да будь я
                и негром преклонных годов,
и то
       без унынья и лени
я русский бы выучил
                                  только за то,
что им
           разговаривал Ленин.
Когда
         Октябрь орудийных бурь
по улицам
                 кровью ли́лся,
я знаю,
           в Москве решали судьбу
и Киевов
              и Тифлисов.
Москва
            для нас
                        не державный аркан,
ведущий земли за нами,
Москва
           не как русскому мне дорога,
а как огневое знамя!
Три
      разных истока
                             во мне
                                        речевых.
Я
   не из кацапов-разинь.
Я —
       дедом казак,
                           другим —
                                           сечевик,
а по рожденью
                       грузин.
Три
      разных капли
                           в себе совмещав,
беру я
           право вот это —
покрыть
             всесоюзных совмещан.
И ваших
              и русопетов.

ФАБРИКАНТЫ ОПТИМИСТОВ

(ПРОВИНЦИАЛЬНОЕ)

Не то грипп,
не то инфлуэнца.
Температура
                    ниже рыб.
Ноги тянет.
                  Руки ленятся.
Лежу.
         Единственное видеть мог:
напротив — окошко
                               в складке холстика —
«Фотография Теремок,
Т. Мальков и М. Толстиков».
Весь день
                над дверью
                                  звоночный звяк,
а у окошка
                 толпа зевак.
Где ты, осанка?!
                          Нарядность, где ты?!
Кто в шинели,
                       а кто в салопе.
А на витрине
                     одни Гамлеты,
одни герои драм и опер.
Приходит дама,
                         пантера истая —
такая она от угрей
                             пятнистая.
На снимке
                нету ж —
слизала ретушь.
И кажется
                этой плоской фанере,
что она Венера по крайней мере.
И рисуется ее глазам уж,
что она
            за Зощенку
                              выходит замуж.
Гроза окрестностей,
                                малец-шалопай
сидит на карточке
                             паем-пай:
такие, мол, не рассыпаны,
                                         как поганки по́ лесу,—
растем
           марксизму и отечеству на пользу.
Вот
      по пояс
                  усатый кто-то.
Красив —
                не пройдешь мимо!
На левых грудях —
                               ордена Доброфлота,
на правых —
                     Доброхима.
На стуле,
               будто на коне кирасир,
не то бухгалтер,
                          не то кассир.
В гарантию
                  от всех клевет и огорчений
коленки сложил,
                          и на коленки-с
поставлены
                   полные собрания сочинений:
Бебель,
            Маркс
                      и Энгельс.
Дескать, сидим —
                              трудящ и старателен,—
ничего не крали
                         и ничего не растратили.
Если ты загрустил,
                               не ходи далеко —
снимись по пояс
                           и карточку выставь.
Семейному уважение,
                                   холостому альков.
Салют вам,
                   Толстиков и Мальков —
фабриканты оптимистов.

Саратов

«ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ?»

Слух идет
                бессмысленен и гадок,
трется в уши
                     и сердце ёжит.
Говорят,
              что воли упадок
у нашей
             у молодежи.
Говорят,
              что иной братишка,
заработавший орден,
                                  ныне
про вкусноты забывший ротишко
под витриной
                      кривит в унынье.
Что голодным вам
                              на зависть
окна лавок в бутылочном тыне,
и едят нэпачи и завы
в декабре
               арбузы и дыни.
Слух идет
                о грозном сраме,
что лишь радость
                            развоскресе́нена,
комсомольцы
                      лейб-гусарами
пьют
        да ноют под стих Есенина.
И доносится до нас
сквозь губы́ искривленную прорезь:
«Революция не удалась…
За что боролись?..»
И свои 18 лет
под наган подставят —
                                     и нет,
или горло
                впетлят в ко́ски.
И горюю я,
                 как поэт,
и ругаюсь,
                 как Маяковский.
Я тебе
           не стихи ору,
рифмы в этих делах
                                 ни при чем;
дай
      как другу
                    пару рук
положить
               на твое плечо.
Знал и я,
              что значит «не есть»,
по бульварам валялся когда,—
понял я,
             что великая честь
за слова свои
                      голодать.
Из-под локона,
                       кепкой зави́того,
вскинь глаза,
                     не грусти и не злись.
Разве есть
                 чему завидовать,
если видишь вот эту слизь?
Будто рыбы на берегу —
с прежним плаваньем
                                  трудно расстаться им.
То царев горшок берегут,
то
    обломанный шкаф с инкрустациями.
Вы — владыки
                       их душ и тела,
с вашей воли
                      встречают восход.
Это —
          очень плевое дело,
если б
          революция захотела
со счетов особых отделов
эту мелочь
                 списать в расход.
Но, рядясь
                 в любезность наносную,
мы —
         взамен забытой Чеки —
кормим дыней их ананасною,
ихних жен
                одеваем в чулки.
И они
         за все за это,
что чулки,
                что плачено дорого,
строят нам
                  дома и клозеты
и бойцов
              обучают торгу.
Что ж,
          без этого и нельзя!
Сменим их,
                   гранит догрызя.
Или
      наша воля обломалась
о сегодняшнюю
                         деловую малость?
Нас
      дело
              должно
                          пронизать насквозь,
скуленье на мелочность
                                       высмей.
Сейчас
            коммуне
                          ценен гвоздь,
как тезисы о коммунизме.
Над пивом
                 нашим юношам ли
склонять
              свои мысли ракитовые?
Нам
      пить
             в грядущем
                                все соки земли,
как чашу,
               мир запрокидывая.

ВМЕСТО ОДЫ