Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 2

• Название: БП. Между прошлым и будущим. Книга 2
• Автор: Александр Половец
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-1-927480-53-3

Во втором томе трилогии «БП. Между прошлым и будущим» читатель встретит имена собеседников автора, определивших целую эпоху культурной и политической жизни нашего времени; в их числе, переводчик Сталина В.Бережков, директор Института США Г.Арбатов и А.Авторханов, за чьими книгам, нелегально попадавшими в СССР, охотился Комитет Госбезопасности. Писатели Б. Окуджава, А.Алексин, В.Аксенов, Ахмадулина, А.Гладилин, И.Губерман, Э.Лимонов и С.Соколов, С.Крамаров, режиссеры М.Розовский и А.Кончаловский, художники М.Шемякин, Б.Месерер… — беседы с многими из них, как и тексты разговоров автора с выдающимися музыкантами Р.Баршаем и О.Лундстремом, перепечатывались в российской и в американской периодике — с согласия автора, а бывало — и без.

Книга представлена вступлением и послесловием ведущих литературных критиков и писателей.

---

— В 1991-м году, в том нашем разговоре, я понимал тебя так: не нужно никаких денег ни от кого: как театр сработает — так и будет. Выходит, ты изменил свою точку зрения?

Я действительно не мог понять — что же плохого в том, что театр получает средства, не обусловленные никакими требованиями: такая, или примерно такая схема в области культуры — государственные гранты — многие годы действует в западных странах. И у нас, в Штатах, в частности…

— В принципе — нисколько не изменил. Но это можно делать, если бы существовала другая налоговая система. Вся беда нашего общества заключается в этой самой половинчатости реформ. Театральная же реформа так ведь и не произошла — все театры в России, как были государственными, так и остались!

— Говорят, много новых театров открылось?..

И не только говорят: достаточно взглянуть на анонсы, публикуемые в московских газетах: голова закружится от роскоши подобного «меню» — у нас-то здесь репертуарного театра просто нет…

— Да, много открылось — но ведь открылись они, добившись именно государственного статуса. Есть антрепризный театр, есть несколько так называемых частных театров — но не они определяют сегодня картину театральной жизни в России. Даже самые блистательные антрепризы, в общем-то, носили или чисто коммерческий характер или, с моей точки зрения, были достаточно беспомощны. Поэтому русский театр и сегодня остается репертуарным, тем и отличаясь от западной формулы. И в условиях социума, конечно же, было бы чистым авантюризмом освобождаться от государственной опеки.

Словом, сегодня я не то чтобы поменял свою позицию — просто вокруг меня ничего не поменялось. Если бы всё менялось вокруг, то такого рода формула, может быть, была бы… ну справедливой, что ли. То, что мы зарабатывали, когда цены были другие и был рынок другой, казалось достаточным. Но в конце концов ничего не поменялось, и налоговая система осталась чудовищной: она не поощряет никаких вложений в культуру, она противоестественна, она антирыночна, и в этой ситуации и на этом этапе надо делать всё, чтобы, как зеницу ока охранять старую систему финансовой поддержки государственного театра. Добавлю — при отсутствии цензуры.

— В этой формуле всё же нечто поменялось, — не согласился я. — Поменялась такая её составная часть, как зритель: я имею в виду его материальные возможности. Жить зрителю стало намного трудней, чем раньше.

— Ну, я так уверенно не сказал бы, как ты сейчас это произнес, — Розовский задумчиво складывал и потом, развернув, разглаживал на столе бумажную салфетку.

— Марик, но я говорю это предположительно… Тебе, наверное, виднее.

Когда спасаются в храме…

— Самое поразительное вот что: находясь в Америке, мы каждый день звоним в Москву и выясняем — что там? Как у нас со зрителем? И мне отвечают: у нас проданы билеты на два месяца вперед! Феномен, который я для себя тоже считаю несколько загадочным. Это может быть только в России: в условиях дикого кризиса, при повышении цен на всё, что человеку необходимо, люди продолжают ходить в театр. Во всяком случае, в Театр у Никитских ворот. Мы, правда, не подняли цен. Да и глупо нам сейчас поднимать цены: мы же не имеем рыночной зависимости. Но люди-то не знают этого, они в это не вникают.

Люди приходят к нам, потому что им хочется пойти в этот театр. И они покупают билеты, и они заполняют наши зрительные залы. А происходит это, между прочим, когда основная актерская группа нашего театра, в количестве 22 человек, гастролирует вот уже 40 дней по американским городам. Там идут тоже, может быть, не слабые спектакли — «Дядя Ваня», «Майн-камп-фарс», идут спектакли на двух актеров — «Игра в джин» или «Чаадаев». Кстати, блестящий спектакль — с удовольствием отметил Марк. — Я думаю, это чисто российский феномен, — повторил он.

— Ну, хорошо — это у тебя, у Никитских. А что в других театрах? — вернулся я к своему вопросу.

Ответ Розовского прозвучал для меня несколько парадоксально.

— Я полагаю, что этот кризис — он как раз способствует выживанию театра… Когда возникает опасность, люди бегут в храмы — они спасаются в храме. Так и здесь: такое ощущение, что люди идут не вообще в театр, а в хороший театр и на хорошие спектакли — они ищут духовную опору. Объяснение у меня только это: может, оно немножко романтичное, но я так думаю… Хотя мы и раньше не могли жаловаться. Но сейчас…

Наш театр в августе был в Эдинбурге на фестивале. Когда всё это случилось, когда в стране произошел финансовый обвал, я был просто в ужасе. Мы позвонили в Москву — и немного успокоились. И до сих пор не было ни одного дня, чтобы мы в театре ощутили спад. Это потрясающе! Это удивительно! А что будет дальше — никто не может сказать, в том числе и сами зрители.

— То есть ты перестал опасаться…

— Ты имеешь в виду — будет ли ходить зритель в театр? — не дал мне закончить фразу Марк.

— Сейчас такая ситуация, когда может прийти голод, — вмешалась в разговор Таня, до того молча слушавшая нас и лишь изредка кивавшая головой, как бы соглашаясь с тем, что говорил Марк. — Наш музыкант звонил в Москву друзьям, которые держат бизнес, и они сказали: ты вот сейчас вернешься и поразишься тому, что у нас творится. Люди запасают хлеб — потому что цены просто сумасшедшие.

— Сегодня, когда они напечатали «фантики», то внешне как бы стабилизировали ситуацию, спасли страну от крушения. Но каждый грамотный экономист говорит, что это ведет к гиперинфляции. И эта гиперинфляция — а она, наверное, наступит или зимой, или весной, ну, может быть, чуть позже — должна затрясти страну, — Марк как-то зло скомкал салфетку и метко забросил бумажный комок в пустой стакан, стоящий у самого края столика…

— Деньги обесцениваются, но как при этом выживают актеры — их ставки меняются? — нарушил я молчание.

— Пока — нет. Думаю, что они всё-таки будут изменены. У нас для чего печатают деньги? Для того, чтобы сунуть их как-то в зубы массам — ну, а насколько хватит запасов, на сколько хватит средств, которые с Запада пришли? Сколько людям удастся вытянуть из чулка? Над этим они сейчас, видимо, серьёзно работают. Они это тоже понимают прекрасно…

Они. Это слово приходится слышать всё чаще и чаще.

Они — и мы. Как раньше. «Они»— это кто? Что это — камарилья околоправительственная? Банкиры? Кто «они»?

— Они, как говорил Андрей Платонов, — «неведомые люди». На самом же деле — ведомые. Может быть, я опять сужу с каких-то крайних позиций? Вот, я даже у тебя в «Панораме» прочитал, что коммунисты, вроде бы, не те, они уже тоже ближе к социал-демократам…

— Действительно, есть такая точка зрения — её иногда высказывают и наши авторы.

— Эта точка зрения, к сожалению, очень распространена. Вот, говорят, и Зюганов уже не тот, и другие фигуры. Мне кажется это глубочайшим заблуждением, причем, наиболее опасным: либералы Запада испытывали его еще и в те, советские годы. И всё из-за чистого непонимания, что есть вообще коммунист как таковой. Разговор о том, что они, коммунисты, мол уже не те, годится лишь пока коммунисты не пришли к власти. До этого они будут гибкими или железными — какими угодно. Они будут перекрашиваться в социал-демократов или будут называться иначе, но это сути их не меняет. Потому что для них цель всегда оправдывает средства.

— На пути к власти?

— Да, на пути к власти. Но как только они приходят к власти, выясняется, что они как раз те… Те самые, которых мы знаем.

— Сейчас-то они не у власти. Меня же интересует кто, по твоему мнению, «они»— те, кто тасует всю эту колоду? — настаивал я. Мне показалось, что меня Марк просто не услышал.

— Хотя этот этап, собственно, для матушки-России, может быть, стратегически необходим: с 70-ю годами, которые страна прошла с коммунистами, нельзя расстаться в один прекрасный день. Это какое-то благодушие так думать. Потому что ничего не получилось у демократов — все их реформы были половинчатые. Основополагающие вопросы ведь так и не были решены. Почему Чубайс не смог удержать ситуацию? Да потому что, скажем, земельный рынок так и не сложился. Стала земля собственностью людей? Нет!

И дело не в Чубайсе или Гайдаре, на которых сыпятся со всех сторон и продолжают сыпаться обвинения в том, что случилось… А я говорил и говорю: всё, что в России произошло лучшее, произошло при Егоре Тимуровиче Гайдаре — благодаря его личному пониманию и благодаря его команде. А больше ничего реального не произошло. Вся эпоха Черномырдина была, по сути дела, эпоха влияния на Черномырдина, была поисками того, как обучить этого «красного директора». Что-то по этой части получилось позитивное, что-то не удалось.

Но самое страшное — не произошло единения всех демократических сил перед лицом красной опасности. Вот в этом смысле я и «Яблоко» виню, и другие силы, которые не посчитали для себя возможным объединиться — и потому сегодня очевидно такое «покраснение» «Яблока». Это абсолютно объективный процесс: не участвуя в реалиях последних лет, исключая себя из них, мы получили то, что имеем — половинчатость реформ.