Александр Половец - Мистерии доктора Гора и другое…

• Название: Мистерии доктора Гора и другое…
• Автор: Александр Половец
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-1-927752-61-6

На страницах книги поначалу кажутся несовместимыми сплетения документального и художественного, реальности и фантазии, риска и обыденности, философии и гротеска.

Открывает книгу художественно-документальная повесть «Беглый Рачихин». Владимир Рачихин, помощник известного режиссера Бондарчука, бежавший с киносъемок в Мексике и обратившийся за политическим убежищем к американским властям…

Книга включила в себя разделы «Сны Однопозова» и «Мистерии доктора Гора» — собрание разрозненных по сюжетной композиции, но единых по высшему, философскому замыслу великолепно выписанных коротких новелл. Однопозов, чудаковатый прозаик, черпающий истории своих героев из параллельного мира, располагающегося… за перилами балкона писательского дома.

Дуальность мироздания, неподчинённость мира идеального миру материальному, и наоборот — лейтмотив всего цикла. Здесь — кадры фотоплёнки, где был запечатлён странный человек, оставивший автору не менее странную рукопись, оказываются пустыми, будто человек этот существовал в ином измерении, нежели его рукопись (рассказ «Гонконг»). И старинный брегет, купленный героем в антикварной лавке — он показывает каждый день одно и тоже число (рассказ «Брегет»). Герой начинает понимать, что переживает один и тот же день снова и снова, только вот события претерпевают непонятный герою угрожающий дрейф, будто ОТТУДА ему посылается предупреждение…

Но самое удивительное, пожалуй, вот в чем: параллельные линии всех судеб, пронизавших повествование, вопреки всему, — пересекаются. И сходятся они именно в Вас, читатель. В Вас, перевернувшем последнюю страницу. В Вашем мире. Там, где продолжает причудливо тасоваться прошлое, настоящее и будущее и где кровь диктует свои права на Вашу судьбу.

---

«…Постепенно сфера услуг, оказываемых ими товарищам из консульства расширялась». Так Огородников тайно, с противоположной стороны улицы, фотографировал эмигрантов, демонстрирующих против выступлений советских артистов.

Автор, ставший свидетелем этого сюжета, успел запечатлеть его с помощью длиннофокусного объектива

Как бы то ни было — вся тройка была арестована, спустя месяц следствия предстала перед Федеральным судом, и каждый из подсудимых получил свой срок тюремного заключения. Поскольку же Миллер оказался первым в истории США агентом ФБР, уличенным в шпионаже в пользу другой страны, дело получило огласку необычайно широкую, а Куколка, часто встречавшаяся со Светланой, в числе других ее подруг была приглашена в суд в качестве свидетеля со стороны защиты. Как же, спрашивается, было не связать загадочную гибель Куколки с возможным желанием советской разведки спрятать концы в воду? — на этот раз в буквальном смысле этого выражения…

Длительная дружба Куколки с Рачихиным — а многие обстоятельства его жизни и побега из киногруппы Бондарчука оставались не вполне ясными — побудила сотрудников ФБР начать опросы всех, кто был близко знаком и часто встречался с ними. В газетах и на экранах телевизоров почти ежедневно появлялись портреты Людмилы и Рачихина, добытые из домашних альбомов, фотографии автомобиля, в котором погибла Люда.

Вскоре, однако, выяснилось, что роль Куколки в осуждении Огородниковых столь невелика, что не было никакой причины для жестокой расправы с нею у советских властей. И сенсация угасла, а дело о гибели Куколки стало приобретать иную, сулящую мало хорошего Рачихину, окраску.

* * *

Утром приехал приятель Рачихина, автогонщик — Володька пытался звонить многим, разменяв у дежурного полицейского несколько долларов, из автомата, укрепленного на стене камеры предварительного заключения, но только у того нашлись триста долларов наличными, потребные для выкупа Рачихина под залог. Поехали на квартиру к Агашкину, их общему приятелю — в Людин дом, зная уже о ее гибели, Володька больше не заходил.

В газетах и на экранах телевизоров почти ежедневно появлялись портреты Людмилы и Рачихина, добытые из домашних альбомов, фотографии автомобиля, в котором погибла Люда.

У Агашкина он и остался пока, ожидая, как будут развертываться события, не сомневаясь в том, что предстоит еще не один разговор с полицией, и готовясь к новым допросам. Приходила мысль признать свое участие в гибели Куколки — сказать, например, что столкнул ее машину в океан, оглушенный приступом ревности к ее новому другу — в этом случае, говорили друзья, хоть и не миновать тюремного срока, но он может быть короче…

Через какое-то время за ним снова приехали, отвезли в полицию и приступили к новой серии допросов. Следователей было двое. Предупредив Рачихина, что тот имеет право не отвечать на вопросы, они, как Володька понял позже, обретя солидный опыт подследственного, распределили между собою роли — «злого», который кричал на Рачихина, требуя признаться в предумышленном убийстве Людмилы, и «доброго», который вроде бы вполне сочувственно, но настойчиво уговаривал его подумать и рассказать, как Куколка довела его до необходимости расправиться с нею столь жестоким способом.

Допрос шел через переводчика, в помощи которого чувствовалась настоятельная необходимость. От услуг адвоката, предложенных ему в первые же часы допроса, Рачихин поначалу отказался, полагая, что, согласившись на них, он как бы априорно признает этим свою вину.

* * *

Две последующие ночи, включая и новогоднюю, Рачихин провел там же, в полиции. Наступил первый день нового, 1986 года. В этот день произошло что-то непонятное. Рачихин и по сегодня не находит объяснения поведению полицейских, ведших его дело: его отвезли в тюрьму, и Беглый, уже переодетый в робу заключенного, готовился к тому, чтобы быть направленным в камеру, когда двое допрашивающих его детективов вдруг вернули ему всю его одежду — рубашку, куртку, башмаки. Джинсы дали чьи-то, поношенные — его брюки остались, как ему объяснили, для исследования.

— Ты свободен, переодевайся и иди, куда хочешь, — услышал он, не веря своим ушам. — Правда, — добавил один из детективов, — на улице тебя могут арестовать. Но это уже твое дело, нас это не касается…

Позвонили Агашкину. Тот вскоре приехал к тюрьме — не один, но вместе с Олегом, их общим приятелем, — и через полчаса Рачихин снова был в квартире Агашкина, где и прошла его следующая ночь.

Наутро Рачихин, поразмыслив, решил заехать на работу в столярку. Хозяин встретил его сочувственно. Он пролистывал пухлую стопку газет последних двух-трех дней, показывая Рачихину полосы, с которых все еще не сходили фотографии Куколки и ее машины. Фотографии сопровождались пространными комментариями — журналисты истово копали вглубь, пытаясь путем опроса друзей Люды и Рачихина установить причины гибели Куколки, Володькино прошлое: его возможные связи с КГБ, поручившим ему устранить информированного свидетеля шпионской деятельности Огородниковых.

— Как же все произошло? — допытывался хозяин.

Рачихин разводил руками:

— Не знаю, не знаю… — повторял он, и хозяин, убедившись, что ничего для себя нового он от Рачихина не узнает, поручил ему какую-то несложную работу и занялся своими делами.

* * *

Дня через три в квартире Агашкина собралось человек 15 на поминки по Куколке. Никто из них на похоронах не присутствовал — Бен захоронил тело Людмилы в океане, не оповестив их ни о дате, ни о месте прощания с нею. Возможно, он был прав, не желая, чтобы близкие видели Куколку: по заключению патологоанатома, гибель Людмилы оставила на ее теле множественные ссадины и синяки, наводившие на мысль о ее насильственной смерти, возможно, — об удушении.

Подобные травмы вполне могли быть и результатами падения ее в автомобиле с большой высоты: тот же синячок на шее, который, вроде бы, свидетельствовал об ее удушении, мог образоваться и от удара, нанесенного ей Рачихиным, пытавшимся защититься от ногтей разъяренной Куколки. Еще детективам предстояло определить по особенностям расположения тела Куколки в затонувшей машине, была ли она сама за рулем в момент гибели, что могло бы означать ее попытку вести машину — иначе говоря, в этом случае она была жива, когда «Фольксваген» обрушился в океан.

Или же тело ее было уже позже перенесено водой от заднего сиденья немного ближе к лобовому стеклу?., и почему, в таком случае, одна нога ее оказалась придавлена ко дну передним колесом?

Вопросов было явно больше, чем ответов на них — и у следствия, и у всех, кто следил за его результатами, — прежде всего, у подруг Куколки. Кто-то из них непрерывно звонил следователям, предлагая свидетельствовать о таких подробностях отношений Куколки и Рачихина и о таких, якобы сделанных им, признаниях своим друзьям в перерывах между арестами, которые не оставляли сомнения в его причастности к гибели Людмилы.

И 7 января к 12 часам в квартиру Агашкина явилось сразу с десяток полицейских.

Светя фонариками, они прошли прямо в комнату, где уже готовился уснуть Рачихин, предъявили ордер на его арест. С наручниками на запястьях, прикованными к надетым на ноги кандалам, его доставили в городскую тюрьму. Последовала смена одежды — своей на тюремную, которая с того момента стала как бы второй кожей, приставшей к Рачихину на последующие месяцы — душ с водой, пропитанной каким-то остро пахнущим дезинфицирующим средством. Пока Рачихин мылся, стараясь не дышать носом, чтобы не чувствовать этого запаха, пропала опись вещей, с которыми доставили его в тюрьму. Видимо, украли. Не имея этого списка, Рачихин практически лишался всего, что было в опись внесено — одежды, обуви, содержимого карманов…

Словом, начало выглядело многообещающим — в этом Рачихину довелось вскоре убедиться. Сначала была жуткая одиночка — «хай пауэр», то есть камера ужесточенного режима. Потом, по просьбе адвоката, он был переведен в другую — рассчитанную на 6 человек, т. е. с шестью кроватями и одним туалетом. Рачихин оказался в ней восьмым: на койках уже были размещены шестеро негров; седьмой заключенный, тоже чернокожий, оккупировал место в углу камеры, дальнее от унитаза и рукомойника.

Таким образом, Рачихину досталось устроиться на цементном полу, покрытом рваным ковриком, в самой непосредственной близости от тюремной, выражаясь по-русски, «параши», санитарное состояние которой каждой ночью становилось ужасающим. Ни простыни, ни подушки Рачихину не дали — было только тонкое, мало согревающее одеяльце, в которое кутался ночами Рачихин, пытаясь укрыться им от холода и тюремных крыс. Никто, казалось, Беглым больше не занимался. Его не вызывали на допросы, тюремное начальство, никак не выделяя его из сокамерников, внимание на его просьбы выдать матрац и постельное белье не обращало.