Алла Авилова - Откровение огня

• Название: Откровение огня
• Автор: Алла Авилова
• Издательство: Амфора
• Жанр: Триллер
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-773-5

Роман рассказывает о таинственной судьбе рукописи «Откровение огня», в которой удивительным образом переплетаются христианский и буддийский мистицизм.

---

— Андрей Алексеевич тоже считает, что пока нет оснований думать о подмене. Разве не может сборник О517 называться «Откровением огня»? Это и должна установить опись, — заявила мне библиотекарша на лестничной площадке.

— А полуустав, а количество листов?

— Ошибки при регистрации. Возможно, это был неопытный сотрудник. — Сова смотрела на меня невинно.

— И кто будет разбираться в этих ошибках?

— Один из наших лучших специалистов, — уклонилась она от прямого ответа.

— Такой же неравнодушный к «интригующим рукописям», как и вы?

Сова улыбнулась и стала совсем милой девушкой.

— Хуже. Фанатик.

— Ну тогда это должен быть сам заведующий, — сказал я наобум и, как мне показалось, попал в точку: Сова смутилась — по всей вероятности, у нее возникло чувство, что она сболтнула лишнее.

— Я вам сообщу, если что-то прояснится, — повторила библиотекарша и взялась за дверную ручку.

Я ее остановил:

— У меня еще такой вопрос: у кого был приобретен Сборник О517? Странно, что в его каталоговой карточке не указано, откуда он поступил в АКИП.

— Ничего странного, — сухо сказала Сова. — Это означает, что Сборник О517 приобретен у частного лица, не являющегося коллекционером. Прежнее местонахождение рукописи указывается в карточке, только если она относится к какой-то коллекции — такое у нас правило.

— Можно узнать, кто был то частное лицо, от кого «Откровение» поступило в АКИП?

— Мы таких сведений не даем, — услышал я в очередной раз.

ЕВЛАРИЙ

Иконописец Демьян, родной дядя игумена Захария, закрывался у себя в келье на запирку, когда писал икону. Братья знали: раз дверь его не поддается, значит, к нему нельзя, и в дверь не случали. Кто же сейчас изменил этому правилу? Оказалось, игумен пожаловал.

Демьян открыл, чувствуя душой неладное. Отец Захарий прошел прямо к столу, где лежала доска, что была в работе, бросил на нее взгляд и повернулся к иконописцу с каменным лицом.

— Ослушался все-таки. Я же тебе на образ отца Евлария благословения не дал.

— Причислен он будет. Ты и сам в это веришь.

— Будет. Но еще не причислен.

— Пишу не для нас, а для тех, кто придет за нами. Чтоб был у них его лик истинный.

«Вот ведь до чего дошло! — сокрушился отец Захарий. — Нельзя было дядьке столько воли давать».

— Ахинею несешь, брат Демьян! — напустился он на иконописца. — Разве глаза видят истинное? Глаза видят плоть.

— Разве плоть и дух отдельны? — спросил тот.

Захарий смешался: что на это скажешь?

— Умничать взялся, — укорил он иконописца. — А правила? Или, думаешь, правила не для тебя писаны? Или канон забыл? Препирательств твоих, брат Демьян, я больше не потерплю! Это я тебе как игумен говорю! Доску сжечь, кисти и краски принести ко мне в келью.

— Я тебе не послушник! — вспылил тут Демьян.

— В Захарьиной пустыне все послушны игумену Захарию.

— Или ты выше отца Евлария?

Игумен побагровел и сказал тихо:

— Нет, не выше. Но отец Евларий так высоко, что ближе к Господу, чем к нам.

Иконописец сник, и отец Захарий добавил беззлобно:

— Не свою волю утверждаю, брат Демьян, а волю церкви. Ты, видать, забыл, что главные труды монашеские — послушание и смирение.

Сказал и пошел.

«Матюха донес!» — заключил Демьян, когда остался один. Больше было некому. Только Матюха видел образ Евлария. Он был здесь позавчера. В памяти иконописца снова зазвучал их разговор. «Глаза как живые, — восхитился Матюха, уставившись на доску. — Нос в точности его, коротенький. А это что за черта на правом виске?» — «Шрамик». — «Откуда ты это взял?» — «Увидел, когда чудотворец мимо нас к иконостасу шел. Десять лет уже пролетели, но его лик в памяти все такой же четкий — ни одна черта не стерлась!» — «И я тогда, в трапезной, на него во все глаза смотрел, но шрамика не видел». — «То-то и оно. Смотрел и не увидел. Иконщики смотрят лучше».

«Из-за шрамика донес. Не давал ему покоя шрамик. Надругательство в шрамике усмотрел, — говорил себе, оторвавшись от воспоминаний, брат Демьян и казнился дальше. — Не надо было доверяться Макарию. Не Матюха он больше, а брат Макарий. Шибко правильный стал, скороспелок. А ты-то, старый дурак, — от Захария скрывался, а фарисею сопливому доверился. А с чего?! Услышал, что тот отцу Евларию как святому угоднику молится, и решил: родная душа».

«Он вызовет меня к себе в келью, рано или поздно вызовет, — слышал Демьян опять разгоряченные речи Матюхи-Макария. — Неспроста он отзывается. С чем ни обращусь к нему в молитве, на все отзывается. Я для него второй после отца Константина, нутром чую…»

«Чего племяш-то боится? Дал бы дописать образ, и лежал бы он, своего часа дожидался. Сжигать-то зачем?» — терзался иконописец. Он как осел бессильно на лавку после ухода игумена, так все и сидел, не зная, как быть. Решил: «Не буду сжигать образ. Краски отдам, а образ пошлю самому отцу Евларию, пусть он, а не Захарий распорядится». Полчаса держался этим решением. Кисти собрал, краски, доски. Все сложил в узел, затянул концы и посмотрел на самовольную икону. Лик отца Евлария показался ему поблекшим, глаза — тусклыми. Положив узел на стол, брат Демьян взял в руки образ и почувствовал: пропало его решение. В его душе незаметно образовалась пустота, ничего в ней не стало, кроме слабенького сквознячка на самом дне. Едкий, тошненький такой сквознячок дул теперь там. Инок разжег огонь в печи и бросил туда неправильный образ.

Непривычно было брату Макарию слышать в сегодняшней ночи чужое дыхание. В его келье, у другой стенки, на полу, спал Колян, новый послушник, взятый в Захарьину пустынь для ухода за больным братом Иаковом. Беспокойный, а на новом месте уснул сразу. Бесов, видать, послушник не боялся. Сам Макарий, тогда еще Матюха, в свою первую ночь в пустыни глаз не сомкнул. Понаслышался в деревне: где монахи, там и бесы. Мерещились ему в темных углах козлиные морды — глаза закрыть боялся.

Колян вдруг заворочался. Макарий насторожился: или малец все же не спит? Инок лежал лицом к стенке и послушника мог только слышать. «Встать хочет?» — гадал он. И верно — в следующую минуту Макарий услышал, как Колян поднялся с пола и пошел к окну. Ночь была душная, и они оставили ставни открытыми. «Из окна выбирается, — определил дальше по шуму инок. — По нужде?»

Время шло, Колян не возвращался. Беспокойство Макария росло. Сбежал? Упал где-то впотьмах и встать не может? Проказит? Спрятался? Он встал с топчана и сам пошел к окну. Мир был черный, затерянный. Повеявший ветерок обдал монаха теплым земным духом, от которого ему стало еще беспокойнее. В следующий миг он был за окном.

Ноги сами повели инока через заросли некошеной травы к соседнему домику. Он приблизился к бревенчатой стене и пошел вдоль нее. Сразу за углом было крыльцо. Хоть бы одна какая мысль остановила его у двери. Не смущаясь, не таясь, он толкнул ее и вошел в сени — минуту назад о таком и подумать бы не осмелился.

Дверь из сеней в келью была распахнута настежь. Макарий вошел туда и увидел на полу две светившиеся полоски. Свет проходил через щели в крышке, закрывавшей подвал. У одной из них кто-то сидел. «Колян», — спокойно отметил монах. Услышав Макария, послушник дернулся и опять припал к светлой полосе. В той же бездумности, что привела его сюда, инок опустился на пол и тоже глянул через щель вниз.

Подвал был большой и глубокий. В его центре на полу стояла лампада. Небольшой язычок пламени был ровным. По одну сторону от лампады лежала фигура в белом, по другую — в черном, обе в одинаковых позах: прямо на спине, руки откинуты в стороны, глаза закрыты. Отец Евларий и отец Константин.

«Милостивец непревзойденный!» — безгласно приветствовала душа Макария чудотворца. Словно в ответ, глаза отца Евлария открылись, и его взор скрестился с падавшим на него сверху взглядом молодого монаха. Когда затворник опять закрыл глаза, Макарий отскочил от крышки. Одновременно отпрянул от нее и Колян. Не понимая, почему он видит Коляна, вообще ничего не понимая, инок метнулся к двери и выскочил из домика. Ноги понесли его обратно, тем же путем.

Добравшись до своего сруба, брат Макарий осел у стены и дал себе отдышаться. Скоро появился Колян и сел рядом.

— Видел, как посмотрел на меня отец Евларий? — спросил монах послушника.

— Отец Евларий — это тот, что в черном?

— В черной рясе — отец Константин. Отец Евларий одет в белый подрясник.

— Я видел, как очнулся отец Константин.

— Он — тоже открыл глаза?!

— Да, открыл, — прошептал Колян, и брат Макарий заметил, как изменилось его лицо: глаза, рот, ноздри — все расширилось.

— А до меня они не просыпались? — спросил Макарий послушника.

— А они не спали! — воскликнул тот.

— Как это не спали? Что же они делали?