Николай Томан - На прифронтовой станции

• Название: На прифронтовой станции
• Автор: Николай Томан
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия"
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1952

Основная тема приключенческих произведений Николая Томана — умная, полная опасностей, самоотверженная борьба советской разведки с врагами родины. В повести «На прифронтовой станции» (1952 г.) автор ставит перед своими героями трудную психологическую задачу. Майор Булавин путем долгих и сложных поисков обнаруживает на прифронтовой станции гитлеровского агента. Хорошо зная жизненные силы советского народа, Булавин и его командование включают в свои расчеты именно эти моральные факторы и потому побеждают врага. Первая публикация шпионской повести. Последующие переиздания были сокращены и отредактированы.

---

— Внучка Глафиры Марковны, — пояснил Муратов.

— А Мария Станиславовна?

— Учительница музыки Валевская. Она бывает ежедневно в доме Добряковых, где дает уроки музыки ее маленькой внучке Наталье. Вот на эту-то Валевскую мы и обратили теперь внимание, товарищ генерал.

— Удалось что-нибудь узнать о ней?

— Пока очень мало. Есть предположение, что она связана с секретной службой де Голля.

— И одновременно работает на гитлеровскую разведку?

— Это ведь обычная манера матерых шпионов — работать сразу на двух-трех хозяев.

— Почему бы им не работать, если между хозяевами так же много общего, как и между их шпионами? — усмехнулся генерал. — Я не удивлюсь, если Валевская окажется еще и агентом английской «Интеллидженс сервис».

— Весьма возможно, — согласился полковник Муратов.

— Значит, эта Валевская бывает в доме Глафиры Марковны почти каждый день? — спросил Привалов, немного помолчав.

— Так точно, товарищ генерал.

— В какие же примерно часы она дает уроки внучке Глафиры Марковны?

— Обычно с десяти до двенадцати.

— А когда разносят почту в городе?

— Примерно в те же часы.

— Этой Марией Станиславовной Валевской следует поинтересоваться как можно обстоятельнее, — произнес с расстановкой генерал. — Вы хотя бы приблизительно представляете себе, каким образом получает Валевская доступ к переписке Добряковой?

— Я представляю себе это следующим образом, товарищ генерал: Валевская, видимо, свой человек в семье Добряковых, и от нее там нет секретов. Письма Марии Марковны от нее, конечно, не скрывают, тем более, что тетя Маша, видимо, по совету Гаевого, регулярно передает приветы Валевской.

— Ну, хорошо. Допустим, что все это именно так, — согласился генерал. — Но ведь на глазах у всех Валевская может прочесть только открытый текст. Не берет же она письма домой, чтобы скопировать шифрованную запись?

— Ей не нужно этого, товарищ генерал, — спокойно ответил Муратов. — Обратили ли вы внимание, что шифр Гаевого на письмах Марии Марковны обнаруживался нами только после фотографирования?

— Да, да, — оживился Привалов, — это верная догадка. Валевская, следовательно, только фотографирует письма Марии Марковны, а у себя дома, отпечатав пленку, производит расшифровку. Сфотографировать же незаметно при нынешней технике микрофотографии не составляет для нее никакого труд?. Фотоаппаратик Валевской вмонтирован, может быть, в ее медальон, а может быть, и в перстень на ее руке.

— Для опытного шпиона, дело это, конечно, не хитрое, — заметил Муратов. — А свою шифровку Валевская наносит на письма Добряковой еще проще. Для этой цели она ведь использует почтовые марки. Предложив Глафире Марковне отнести письмо на почту, она дорогой, видимо, отклеивает ее марку и наклеивает свою.

— Но ведь может показаться подозрительным, что она так часто предлагает свои услуги Глафире Марковне, отправляя ее письма. Не кажется ли вам, что этот пункт нуждается в уточнении? — спросил Привалов.

— Нет, мне думается, что и тут все ясно, — ответил полковник. — Валевской ведь не нужно носить на почту каждое письмо Добряковой. Ее главная задача— получать информацию Гаевого и переправлять ее либо через линию фронта, либо к другому резиденту. А в тех шифровках, которые Валевская сама направляет Гаевому, она дает ему лишь отдельные указания, в которых нет особой срочности. За то время, что мы контролируем переписку двух сестер, шифровки Валевской были обнаружены нами только на двух письмах.

— Кому же вы поручите заняться этой особой? — спросил генерал.

— Капитану Воронову.

— Не возражаю. Он вполне подходит для этого дела. Докладывайте мне ежедневно обо всем, что будет иметь хоть какое-нибудь отношение к Валевской.

— Слушаюсь, товарищ генерал.

33. Решение Сергея Доронина

Поздно вечером Сергей Доронин подходил к дому Анны. Замедлив шаг, он подумал: не лучше ли будет вернуться? Но до дома Рощиных оставалось всего несколько метров, да и ноги, казалось, сами несли его к хорошо знакомому крылечку.

У Дверей Сергей остановился в нерешительности. Чувствовалось, что в квартире никто еще не ложился спать. Из окон комнаты Анны слышались звуки пианино. Сергей плохо разбирался в музыке, но любил ее по-своему, без шумных восторгов.

«Наверно, у Ани хорошее настроение…» — решил он прислушиваясь. Музыка была успокаивающая, будто шелест листвы под легким дуновением ветра.

«Видно, удачно прошло у нее сегодня дежурство», — думал Сергей.

Он уже несколько минут стоял под окнами дома, все еще размышляя: зайти к Рощиным или отложить решительный разговор на завтра?

Нет, нужно же быть мужчиной! Что за дурацкая робость!

Вздохнув, Сергей нажал кнопку звонка. За дверью послышались легкие шаги, и у него чаще забилось сердце.

— Здравствуй, Аня, — слегка волнуясь, сказал он, когда девушка открыла ему дверь. — Извини, что так поздно.

— Совсем не так уж поздно, — ответила Анна и улыбнулась, — в полутьме коридора Сергей увидел ее белые зубы. — Всего десять часов, а я, как ты знаешь, раньше двенадцати не ложусь.

Анна взяла Сергея под руку, чтобы он не споткнулся в потемках, и повела по коридору.

— Я почему-то ждала тебя сегодня, — негромко сказала она. — А когда раздался звонок, почти не сомневалась, что это ты.

Проходя через столовую, Сергей бросил быстрый взгляд на закрытую дверь комнаты Петра Петровича.

— Отец чувствует себя неважно. Он рано лег спать, — вздохнув, Заметила девушка.

В комнате Анны Сергею нравился строгий порядок, «диспетчерский стиль», как в шутку называл его Петр Петрович. Здесь не было ничего лишнего. Анна не любила безделушек, которыми многие провинциальные девушки украшали свои столики, не развешивала по стенам фотографий родственников и любимых киноактеров, терпеть не могла аппликаций и кружев. В комнате ее висели лишь небольшой портрет Сталина над письменным столом к двё хорошие копии с картин Левитана.

На крышке пианино стояли гипсовые бюстики Чайковского и Шопена. На столе, по бокам письменного прибора, — бюсты Льва Толстого и Горького. В двух книжных шкафах со стеклянными дверцами виднелись корешки книг. На этажерке возле пианино аккуратной стопкой лежали ноты.

Анна усадила Сергея на диван, сама села рядом и пристально посмотрела ему в глаза.

— Мне почему-то все время кажется, Сережа, — тихо сказала она, — что ты хочешь мне что-то сказать и не решаешься. — Она помолчала немного и, не дождавшись ответа, добавила: — И это очень тревожит меня.

Сергей удивился, как могла она догадаться о его затаенных мыслях.

— Ты ведь знаешь, Аня, — не очень уверенно начал он, — что слесари и машинисты нашего депо в подарок фронту оборудовали бронепаровоз?

Анна знала, конечно, об этом бронепаровозе и теперь сразу догадалась, о чём хочет сообщить ей Сергей. Сердце ее сжалось от предчувствия скорой разлуки, но она старалась ничем не выдать своего волнения.

— По всему чувствуется, что вскоре предстоят большие события на фронте, — продолжал Сергей, избегая взгляда Анны. — Наш бронепаровоз должен принять в них участие. Кому-то нужно повести его в бой.

— И ты решил это сделать? — чуть дрогнувшим голосом спросила Анна и крепко сжала горячую руку Сергея.

— Да, я решил, что пришло время и мне повести в бой бронепоезд, — твердо заявил Сергей. — Пока и депо было мало опытных машинистов, я считал невозможным просить об этом (он умолчал, что подавал уже такое заявление), но сейчас так же, как я, работают многие машинисты. Для нашего депо не будет большого ущерба, если я уйду на фронт… Я уже подал заявление…

— И ты боялся сказать мне об этом Сережа? — взволнованно проговорила Анна. — Неужели ты…

Но Сергей не дал ей договорить. Он догадался, что она хотела сказать, и торопливо перебил ее:

— Нет, нет, Аня! Не говори ничего… Я знаю, ты, конечно, не стала бы меня отговаривать…

Голос его вдруг сорвался, и он замолчал, не находя нужных слов.

Анна отпустила его руку и слегка отвернулась. Сергей посмотрел на ее бледное, расстроенное лицо, и ему стало досадно на себя за свою робость, за то, что не поделился с Анной своими планами и не признался, что любит ее…

— Ах, Сережа, тяжело мне будет без тебя… — с усилием проговорила Анна, торопливыми движениями утирая слезы. Помолчав несколько секунд, она повернула к нему голову и, глядя ему прямо в глаза, добавила чуть слышно: — Ведь я люблю тебя, Сережа!..

Вот ведь как это получилось! Не он, не Сергей Доронин первым произнес заветное слово. Много раз готово оно было сорваться с языка, но Сергей боялся, что не так скажет, еще, чего доброго, обидит или рассмешит Анну. Брал машинист Доронин самые трудные тяжеловесные составы, с честью выполнял самые ответственные задания, а тут сплоховал, так и не решился произнести коротенькую фразу из трех слов. Но в этом уже и не было необходимости. Ее сказала Анна.