Инна Харитонова - Все могу (сборник)

• Название: Все могу (сборник)
• Автор: Инна Харитонова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-04959-9

Эта книга о красивой, мудрой, неожиданной, драматической, восторженной и великой любви. Легко, тонко и лирично автор рассказывает истории из повседневной жизни, которые не обязательно бывают радостными, но всегда обнаруживают редкую особенность – каждый, кто их прочтет, становится немного счастливее. Мир героев этой книги настолько полон, неожидан, правдив и ярок, что каждый из них способен открыть необыденное в обыденном без всяких противоречий.

---

Прям вот так, с ходу. В актрисы. Но мешал пасьянс сомнений: может, нет таланта; кругом блат; наличие отсутствия красоты. Валя волокла свой узел по вихляющей улице, достаточно провинциальной, малолюдной, и дышала Москвой. Она не захотела на Красную площадь, и во многом потому, что боялась метро, поэтому, озираясь, пошла по длинному от вокзала переходу – решила просто прогуляться. Она минула Институт землеустройства и даже остановилась перед информационной доской. Если в актрисы провалюсь – сюда приду. Ближе всех от поезда, значит, хороший институт.

Столичный вирус амбиций завладел слабой Валей тотчас. Мысль о возвращении в родные края уже не казалась столь невозможной. Прикачу в район инженером, костюм куплю твид, завивку сделаю. Но, вчитавшись, поняла – не вернусь, тут с физикой принимают. Гори эта физика ядерной силой. И пошла Валя дальше и, как счастливый сон, увидела что-то театральное, на деле техникум, театрально-художественный, совсем не легендарный, но с традициями.

«Техникум, это сколько учиться?» – по-свойски интересовалась у прохожих Валя. Три года? Всего? Мне подходит. Но и тут вышло недоразумение. На актрис не учили. Советовали ехать на Кузнецкий Мост, там берут.

Валя сникла. Проходя мимо педагогического, было остановилась, но тяготения не почувствовала. Прикинула что-то и отправилась дальше. Педагогический вуз находился в прямом и неразрешимом противоречии с представлениями Вали об успешной жизни.

Москва Валю не потрясла. Вероятно, происходило это по причине невероятной Валиной сосредоточенности на главном результате и жарко горящего целью сердца. В ту минуту не нашла в себе Валя придыхания перед прогрессом, перед током научной мысли, которая выражалась практически во всем вокруг. Абсолютно не взволновали Валю трамваи, троллейбусы, стройные ряды автомобилей, бегущие над ними провода, высота зданий и их условная красота. Даже эскалатор в метро не удивил, видела ведь до этого элеватор.

Зато театральный на Кузнецком Валю сокрушил. Она бежала оттуда с поспешностью опозорившейся женщины, у которой раз и резинка на штанах лопнула, упали штаны на туфли, стыдно, когда всем штаны видно. Валя бежала, а за ней, как осколки от астероида неудавшихся актрис, неслись неподготовленные басни, песни, стихи и пляски. Наивность? Глупость? Прямиком с грядки приехать на актрису, не на артистку – Валя точно понимала разницу, – и ничегошеньки не подготовить. Впереться в вуз «на доброе утро» со всем своим жалким барахлом и пытать всех подряд: «Что делать-то? А?»

И в драмкружке вы даже не занимались? А программу хорошую подготовили? У вас какое амплуа? Все эти страшные вопросы Валю оглушили. Она стояла среди тротуара как пьяная, и сразу как будто наизнанку вывернули солнечную мечту, поняла – проиграла. Это убеждение пришло к ней раньше его осознания. Она еще читала стенды, но умом уже знала – все, тю-тю. Прощайте нарядные сцены, прощайте афиши в сельпо. Да, конечно, ей сказали, что практически всегда так, «первая попытка оставит без прибытка». Но надо стараться. Работать. Имелось в виду работать над собой, над репертуаром, над словом, вздохом, движением, статью. Но Валя вдаваться не стала, запомнила только «работать». Это-то она умела.

Казалось бы, странно, день, когда Валя впервые оказалась в Москве и прошагала по столичным институтам свой траурный марш, не перестал быть одним из главных в ее жизни, определяющим, но почти сразу же пропал из ее острой памяти. Остался акварельным наброском, еле-еле, бледно-серое на водянистом салатном. Зато вечер, когда она открыла дверь комнаты общежития ЗИЛа, окрасился в яркий алый цвет.

Между этими двумя событиями был Валин ночлег на вокзале и марш-бросок в Химки, в бывший библиотечный, или, по-новому, культурный, – последняя надежда Вали подойти к сцене. Там также что-то не сложилось – то ли брали исключительно танцоров, то ли только певцов народного хора, и Валя совсем хотела было бросить якорь разочарования обратно в деревне, но вовремя вспомнила о слове, книге и… И вроде бы она была некрещеная, но в тот момент подумала, что за руку ее кто-то взял, ведет бережно туда, куда истинно надо. Вот же он, библиотечный, культурно-просветительский. Валя и не думала, что на такое еще и учат. Тогда бы она сразу сюда, какие могут быть актрисы. Надо же.

Хороший получился коктейль. Химкинская культурная заочка и трудовой ЗИЛ. Валя коктейль аккуратно смешивала, чтобы нигде ничего мимо не расплескалось. Домой написала – устроилась, оттуда уточнять как не стали. И пошла жизнь. Самая настоящая.

Конечно, от Вали не укрылось, что она все-таки попала из каменного века сразу в космос. Подкреплялось это убеждение чарующими деталями. Соседка по общежитию, например, брила ноги и подмышки. Щипала и красила несмываемой краской брови. Очаровательная девушка. Рассказала Вале много полезного, как, например, лучше делать, чтобы не образовалось ребеночка. Или вот что предпринять, если все же случилось. Где продают скатерный лен с милейшим рисунком: маленькие букетики ландышей, перевязанные ленточкой. Зачем скатерный? На юбку, конечно, кому нужна скатерть с ландышами? А вот комнату когда дадут… Какую комнату? Валя искренне изумлялась. Да, Валечка, не сразу, но получишь. Только надо бить лапками. Хи-хи. Последняя рекомендация отлично корреспондировалась с Валиным «все могу» без всяких там смешков. И Валя охотно расставила закаленные деревней длани для столичных действий.

По хронологии получалось, что все ее профессиональные победы были долготерпимыми, уж больно слишком последовательными, растянутыми до известного нервного предела. В комнате с красными шторами – вот почему первый день в ней казался ярким – прожила Валя долго, весь институт и еще вешку. И соседка давно поменялась, а шторы, скроенные когда-то из кумачового ситца, сэкономленного с укрытия тумбы под бюст вождя, почти и не выгорели, висели, глаз радовали. «Дураки красный цвет любят», – шутила Валя перед гостями.

Сама же дурой не была. Пообтесалась она в столице, обвыклась. Приобрела на ЗИЛе административный вес и вес реальный. Сыто ей никогда не было. Но, видимо, не от еды, а от свободы стали активно расти сначала ее верхние женские атрибуты, потом вполне коммунистическими темпами нижние. Ну и сахар, конечно, полюбила. Провинциальный недуг. Клала, сыпала, прикусывала. Карамельки, подушечки, цветные помадки, пастила, зефир и – как венец торжества над миром – зефир в шоколаде из коробочки.

Ставка там, полставки сям, общественная нагрузка, культпросветлекции и прочее. Деньгами выходило у Вали прилично. После первого года домой поехала, свертков с подарками набрала. Не скупилась. Брала лучшее. Каждая мелочь завернута в отдельную бумажку с фирменным рисунком: универмаг «Москва», ГУМ, ЦУМ. «Если понюхать – прямо Москвой пахнет», – мачеха сказала, поднося к лицу кулечек. Отец улыбнулся. Больше приятных событий в тот отпуск не было. Однообразная деревенская жизнь. Тот же навоз, то же сено, тот же покос, тот же рядом колхоз. Ничего как будто бы Валя и не достигла – на руках никто не носил, успехами не гордился.

Но сердцем она про себя понимала – молодец, Валька. Дальше Тулы из их школы никто не уехал, а она – вон куда. Валентина Егоровна теперь. Человек интеллигентной профессии и большой трудовой силы. Да! Музеи полюбила. Сначала с дочкой дачников ходила, та, по деревенской привычке, и в Москве продолжала образовательную программу. А потом почувствовала, как-то мало ей этого. Не хватает. Самой надо. Даже в музей метрополитена. Везде Валя, ножками Валя.

Туфли на танкетке. Платье кримплен.

В пушкинском радостно, в планетарии пьяняще, в васнецовском сказочно. Третьяковка, ЦДХ, зачем-то тревожный музей Островского, бахрушинский – влекло все же театром. Ну и любимый – зоологический, широкий и тихий, в нем бы Валя жила, не выходя на свет, среди всей этой «животины», столь любимой ею всегда, даже среди коллекции пауков.

А вот в театр Валя не ходила. Хотя возможность была, и иногда даже бесплатно. Она пробовала и на балет, и в оперетту. Но, сидя в зале, счастья не испытывала. Томило подозрение – а ведь и я могла! Появлялась в Вале слабенькая зависть, первая, робкая, но вполне оформившаяся. И еще чуточку злость – значит, не все могу-то.

Но долгожданную московскую комнату Валентина все-таки получила. Случилось это уже к тридцати, и многим казалось – поздновато, но Валя уже тогда знала, что эта задрипанная чертановская комната лишь начало ее славного пути к отдельным хоромам. Тем более предпосылки были. Не одна заезжала она в эту комнату, а с законным мужем. Семьей, значит.

Мужа звали Саша Бублик. Именно с сочетания этого имени и фамилии начались огромные перемены в Валиной жизни, и если изобразить их схематично, то получится довольно резкая траектория.

На слух Вале сочетание не понравилось, и возраст Саши был ниже Валиного. Но он, как увидел ее все в той же комнате общежития, придя со знакомым к знакомой знакомого, так сразу и влюбился. Очень уж притягивали Сашу Бублика женщины с конопатыми спинами. Рыжих любил и «под рыжих». Чтобы все плечики рябые, а кожа красноватая. Такие предпочтения были у Саши, и надо сказать, что и вкус у Саши тоже находился. Ведь как иначе – учился Саша на прикладном в Строгановке. Валя, не знавшая еще никаких, кроме производственных, близких отношений, в буквальном и переносном смысле потянулась к искусству, которое Саша одинаково олицетворял в творчестве и под одеялом.