Инна Харитонова - Все могу (сборник)

• Название: Все могу (сборник)
• Автор: Инна Харитонова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-04959-9

Эта книга о красивой, мудрой, неожиданной, драматической, восторженной и великой любви. Легко, тонко и лирично автор рассказывает истории из повседневной жизни, которые не обязательно бывают радостными, но всегда обнаруживают редкую особенность – каждый, кто их прочтет, становится немного счастливее. Мир героев этой книги настолько полон, неожидан, правдив и ярок, что каждый из них способен открыть необыденное в обыденном без всяких противоречий.

---

Она шла на чужих ногах по коридору, прислонялась незнакомой спиной к стене, ждала очереди. Возле страшного кабинета, за дверью которого противное слово «пункция» обретало реальный смысл, чей-то ребенок монотонно катал машинку по полу: «Би-би ту-ту. Би-би ту-ту. Би-би ту-ту». И Марина в холодном поту, в ужасе и отчаянии хотела, чтобы этот ребенок замолчал, не усугублял кошмар и надвигающуюся катастрофу. Все раздражало и казалось враждебным, даже веселая медсестра, которая, открыв дверь, весело позвала: «Кто желает уколоться? Подходи, не бойсь!»

Марина боялась, но пошла и как сквозь муар смотрела на свой снимок УЗИ в чужих руках, жирную черную точку от фломастера на своей груди, на шприц с длиннющей иглой и на кровь, которая капнула на белый кафель из прикушенной от боли губы. Боль здесь была кругом, а за окном плела кудель из минут, часов и дней обычная жизнь в войлочных тапках, и ей совсем не хотелось ходить в гости к жизни этой, между ними не было до конца понимания, а имелся лишь конфликт, неразрешимый и вечный. В обычной жизни Марину на улице ждал муж, а в этой – анализ, из которого кое-что было неясно, но многое уже определенно, и это «многое» давало все-таки шансы. Venceremos! Победа будет за нами. Надо было просто ждать. Как сказал врач: «Будем наблюдать». Марина – на блюде – ать, ее на-блюдают. Всего какой-то год, и наступит ясность. Марина предпочла бы, чтобы даже потребности в ясности не было, но ужас, растянутый на триста шестьдесят пять дней, уже вовсе и не ужас, просто неудобство. Но Марина решила сразу: «Леше говорить не буду».

Алексеем звали мужа. Хорошее имя. Ласковое. «Вот Алеша, славный малый, я влюблюсь в него, пожалуй». У Марины примерно так и случилось. Он был славный, она складная. Он фотограф, она журналист. Их профессии состояли в самой что ни на есть интимной связи. Марина и Леша с подобными отношениями тоже затягивать не стали. Но сначала поженились. Скорее от полноты счастья, чем от назидательного перста морали. Так уж им хотелось, чтобы они стали красиво неразлучны. Как Лелек и Болек, как Кржемелек и Вахмурка, как Волк и Заяц. И описывать первую пятилетку их семейной жизни – все равно что пересказывать мультипликационный фильм, настолько интересной, полноцветной, правильной и доброй она была. Но потом яркость ослабла, цвет потускнел. Хотя Марина с Лешей вертели свои жизни и карьеры, как замысловатые кубики Рубика, собирая всегда одинаковые цвета, но постепенно их цвета стали глобально не совпадать. Векторы их стремлений получались разнонаправленными, а мысли находились в разлете. Это случилось как-то не сразу, как растянутый приход зимы, но стало очевидным.

Леша сидел в машине уже полтора часа, заждался Марину из больницы, злился:

– Почему так долго?

– Извини. Задержалась. – Марина не хотела скандала.

– Почему нельзя сразу сказать, что будешь долго?! – Леша тоже не желал скандала, но хотел самоутверждения.

– Я говорила, чтобы ты не ждал, ехал.

– Шайзе! – Леша прекрасно ругался на многих европейских языках, но именно это немецкое слово было у него любимым.

Машина только отъехала от обочины и тут же получила удар «жигулями» в правый бок. Для Леши это было уже слишком. Он бил руль ребром ладони, вторя «шайзе», и Марина радовалась, что она – не этот руль и не те «жигули». Может, не вовремя, но ей показалось, что именно сейчас надо сказать то, что давно уже хотелось. Именно сказать, а не спросить.

– Леш, давай ребенка родим…

– Прямо сейчас? Здесь? На асфальте?

– Можно потом.

Алексей замолчал. Посмотрел по сторонам, как будто высматривал, едет ли наконец эта дорожная полиция. Подумал, еще раз ударил руль, убрал волосы со лба и медленно, как ребенку, объяснил Марине:

– Понимаешь, я не готов… Пока не готов… Пока не готов ответить. Я очень хочу детей… Шайзе!

– Как в еврейском анекдоте. Дети были, дети будут, но детей пока нет, – сделала вывод Марина.

– Нельзя осуждать человека за то, что он боится принять решение, требующее большой ответственности.

Марина отвернулась:

– Ты прав. Нельзя. Семь лет совместной жизни – не срок для подобных решений.

Алексей попытался обратить ситуацию в шутку:

– Может, подождать еще годок?

– Знаешь, если к семи килограммам повидла добавить кило говна, получится восемь килограммов говна.

– Во-первых, ты манипулируешь. А во-вторых, не говна, а говноповидла.

– Нет, Леш. Говна.

Марине хотелось плакать. И это были бы не слезы гордеца, которому в чем-то не уступили, а слезы человека, который пошел не той дорогой, где-то свернул не там, когда-то что-то сказал не так, и путь к исходной точке было уже не отыскать. Тропа заросла прочно, и вместе с этой порослью повзрослела и Марина, так некстати обогнав мужа в основных жизненных импульсах.

Великая красота Марининой профессии заключалась в доступных чудесах. Вот ведь как обыватель думает. Приедет журналист, напишет в газету о наших трудностях, и они сразу прекратятся. Дадут нержавую воду, отремонтируют дорогу, увеличат финансирование. Что там еще? Уморят всех соседских кошек числом сорок штук. Но чудеса случались редко. А редакционные летучки служили для них сортировочной базой и бывали куда как чаще.

Главный редактор Сергей Петрович Алексеев по-настоящему уважал две вещи – диалог и сигары. Считалось, что он бросил курить, а сигары – так, баловство. И вот он сидит в своем кабинете, в сизом дыму, под парадными фото и юбилейными номерами родной газеты, засунутыми под специальное антибликовое стекло, смотрит на посетителей, а те в свою очередь – на чучело белки, прибитое к стене. Белку когда-то искусственно расширили, сделали толстою, с подносом, на котором сложной вязью написано: «На орехи», и денежки положили разной ценности.

– Петрович, ты пойми. Очень надо. Хорошие люди. Помощи просят… Сейчас уже не осталось никого, похожего на тебя. Все, блин, хотят повторить тебя. Но доверяют только тебе. Ты настоящий. Легенда. Обоюдно. Такое дело. И по бизнесу – не нуляк. Только и всего – привлечь взгляд. Поставить вешку.

Сергей Петрович и похвалы любил, но утренние гости его немного пугали.

– Ген, хероплет ты… А ты, Ген, слыхал, что в цирке слоны пьют? – Главный игриво выпустил дым. – Да. Ведро спирта на бочку воды.

– При чем тут? – Гена умел не слышать сарказма.

– Вот это – бизнес! Зима долгая. Слоны мерзлявые. Помоги лучше слонам, Ген.

– Ну, пошли человека, Сергей Петрович. Чего тебе стоит?

В дверь постучали, и с вопросом «Можно?» в кабинет просунулась чья-то голова. Сергей Петрович встал, протянул посетителям руку, извинился:

– У меня летучка. Буду думать…

В кабинет вошли сотрудники, расселись вокруг стола и на диван, который находился поодаль. А Сергей Петрович все стоял в командирской печали, мусолил сигару, молча осматривал подчиненных и так же молча кивал на их приветствия. И вдруг спохватился:

– Авдеева где?

– У нее еще закрыто, Сергей Петрович.

– Тогда начнем.

И тут распахнулась дверь, и Марина в чем-то легком, голубом, улыбнувшись, спросила: «Пустите?» И он хотел было злиться, но тут же остыл. Как она это умела! Не «можно», не «я войду», не «извините», а простое такое словечко, и злость сгорела. Сергей Петрович, конечно, любил Марину, но своею, какой-то неклассифицированной любовью, любил как искусство невозможного, как радугу после дождя.

– Опаздываем, Авдеева.

– Простите. – Марине было нетрудно извиниться.

– Обсудим номер. Выберем гвоздь. Прошу высказываться.

Горский князь Нодар Маглобашвили, временно трудящийся в отделе преступности, воспользовался разрешением:

– Что тут высказываться. Авдеева в очередной раз консолидирует успех.

Сергей Петрович официальным тоном уточнил:

– Авдеева умеет работать. Правда, не всегда хочет. Зато когда хочет… В отличие от тебя, Маглобашвили.

– Мужская грудь не бабья ляжка, Сергей Петрович. – Нодар тоже любил диалог.

– Тебе надо писать словарь. У тебя всему есть емкое объяснение, – порекомендовал Сергей Петрович.

– Я попробую.

– И вообще, я попрошу беречь время не для болтовни, а для плодотворной деятельности. – Главный начинал злиться, поэтому летучка вернулась к традиционному сценарию. Обсуждение. Полемика. Стук начальника кулаком по газете. Коллектив выборочно дремал, потихоньку чатился. Кто внимательно слушал, кто говорил, кто спорил. А Марина смотрела в окно.

Через дорогу от редакции дремал жилой дом, старой еще постройки, довоенной. В Ленинграде похожие на него строения называли «кировскими» или «слезой социализма». Хотя почему сразу слеза? Высокие потолки, балконы. Масштаб и воздух. А Марине нравилось смотреть на одно окно с тяжелыми шторами и большой, немного театральной люстрой. Часто в этом окне она видела девочку, которая красиво сидела за фортепиано и, вероятно, так же красиво играла. Весь интерьер квартиры был необычным, от него веяло если не счастьем, то благополучием. Марина смотрела не отрываясь до тех пор, пока девочка не сняла руки с клавиш и не опустила их на колени.