Александр Дюма - Исаак Лакедем

• Название: Исаак Лакедем
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: АРТ-Бизнес-Центр
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1997
• ISBN: 5-7287-0045-4

В основу романа Дюма «Исаак Лакедем» положена средневековая легенда о Вечном жиде. В ней соединились представления христиан о евреях как о людях, лишенных родины и обреченных на скитания; отзвуки ветхозаветных повествований о Каине, приговоренном к бессмертию; предания о свидетелях первого пришествия Христа, кому Бог предназначил дожить до второго его пришествия; сказания о вечных странниках.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

Женщины, замешавшиеся среди шедших близко от головы процессии, взяв детей за руку, успокоили их; это удалось легко: двое были уже большими, десяти-двенадцати лет, и лишь третьему едва минуло шесть.

Сначала Симон справлял свою повинность с отвращением, но, вставая, Иисус одарил его таким благодарным взглядом и сказал ему несколько столь проникновенных слов, что киринеянин начал неясно догадываться: быть может, он извлечет в будущем более утешения, нежели позора из той случайности, благодаря которой судьба столкнула его с Иисусом.

Пройдя под аркой Древних ворот, перейдя через мост, перекинутый над Долиной мертвых, оставив слева гробницу пророка Анании, Иисус оказался перед несколькими женами и девами иерусалимскими.

Как раз тогда он чуть не упал. Но Симон Киринеянин, уперев в землю свой конец тесины, подбежал к Христу и поддержал его.

Женщины, ждавшие Иисуса, оказались из числа тех, кто слушал, как он проповедовал. Некоторые из них были даже в родстве с Иоанной, женой Хузы, и Марией, матерью Марка, поэтому они пришли явить жалость к нему, а не оскорблять. Заметив же, что он так бледен, слаб и изувечен, они заплакали и протянули свои головные накидки, чтобы он мог осушить лицо.

Но он, обернувшись в их сторону, сказал:

— Дщери иерусалимские! Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших. Ибо приходят дни, которые скажут: «Блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!» Тогда начнут говорить горам: «Падите на нас!» и холмам: «Покройте нас!»

Женщины попытались пробиться к Иисусу. Одна из них несла ему серебряную чашу с вином, согретым с ароматическими травами, в надежде, что ей удастся приблизиться к Спасителю настолько, чтобы дать ему омочить губы. Но стражники их всех так грубо отталкивали, что вино выплеснулось и разлилось по земле.

Иисус, однако, укрепился на ногах, и все тронулись далее. На вершину Голгофы вела извилистая, усыпанная острыми камнями дорога. Иисус поднимался с трудом и, потратив около четверти часа на то, чтобы сделать сто шестьдесят шагов, упал в пятый раз.

Но он был почти у цели. Поэтому с него сняли крест и отослали Симона, хотя тот уже хотел остаться, столь нежной жалостью он проникся к страдальцу. Однако стражи не позволили ему этого и прогнали прочь.

Иисус же утешил его и отблагодарил словами:

— Иди спокойно, Симон, мы еще встретимся в царстве Отца моего!

Весь холм был оцеплен лучниками, занявшими свои места за два часа до прихода Иисуса: Каиафа не мог поверить, чтобы апостолы и ученики Христа не попытались силой отбить учителя.

Этих лучников привел Авен Адар.

То, что на холм стянули столько войска, объяснялось еще и подозрением, что Иуда, как и апостол Симон, принадлежал к секте зилотов, поклявшихся освободить Иудею любой ценой, и предал он своего учителя не из зависти или алчности, а желая подтолкнуть его к какому-то решительному действию.

Вот почему Каиафа попросил у Пилата подкреплений, а прокуратор в свою очередь умножил число дозорных, разослав их по всему городу, особенно в квартал Везефы и предместье Офел, где жило много сторонников Иисуса.

Увы! Если бы Пилат сейчас мог видеть Иисуса, когда тот, шатаясь, стоял у креста, колеблемый то утихавшей, то усиливавшейся болью, словно тростник под ветром, он бы поверил в сказанное ранее пророком: «Царство мое не от мира сего!»

А нужно было еще приготовить крест, все части которого, пока не соединенные, лежали на земле. И божественный мученик должен был улечься на орудие будущей пытки, чтобы палачи измерили его руки и ноги. Когда же мерку сняли, ударом ноги его скинули с тесины.

Он уже не мог идти, поэтому два стражника грубо схватили его под мышки, рывком поставили на ноги и оттащили на двадцать шагов в сторону.

Именно там они собирались раздеть его и прибить к кресту.

Палачи между тем заканчивали последние приготовления. Кресты обычно ставили на самой вершине скалистого холма. Там уже вырыли три ямы, а в двадцати шагах оттуда, как мы уже сказали, на древе крестов укрепляли перекладины, прибивали деревянные бруски, поддерживающие ноги, сверлили отверстия в досках с надписями, чтобы привязать их, и делали выемки на месте выступающих частей тела, чтобы оно плотно прилегало и держалось на кресте. Если бы пытаемый обвис, вся тяжесть пришлась бы на руки, к тому же у Иисуса были тонкие, слабые кисти и запястья — они могли бы не выдержать.

Пока что на вершине топталось восемнадцать солдат, восемнадцать лучников и столько же палачей. Одни суетились около двух разбойников, другие — у креста Иисуса или вокруг самого Христа. Их дубленая темная кожа, иноплеменные лица, невероятно белые зубы, мелкокурчавые, как у негров, шевелюры делали их весьма похожими на демонов, занимающихся каким-то адским ремеслом.

Пока что они принялись раздевать Иисуса.

Сначала с него совлекли красную мантию, перевязь, утыканную гвоздями, глубоко избороздившими кожу вокруг чресел и там, где она крест-накрест перетягивала грудь и спину. Потом с него сняли шерстяную белую тогу, в которую его обрядил Ирод. И наконец дошла очередь до красного хитона, по рассказам, сотканного Богоматерью для ребенка и потом, пока он подрастал, остававшегося всегда новым, чистым и пригнанным впору. Этот хитон без швов был чудесным, как все, что было связано с божественным чудотворцем. Хитон сняли со всеми предосторожностями: воины надеялись его продать, а чтобы не делить, как другие одежды, его заранее решили разыграть в кости.

Оставался еще последний льняной хитон, но он пристал к коже из-за бесчисленных ран и царапин, покрывавших все тело, был почти весь пропитан засохшей кровью от груди до спины и полностью утратил первоначальный цвет. Если бы его увлажнили холодной водой, это утишило бы боль, когда его отдирали от кожи; однако палачи сочли бесполезными даже такие предосторожности по отношению к подобному подопечному. Так как они уже разрезали рукава, когда секли Христа, то теперь изо всей силы рванули ткань: один с груди, а другой со спины. У Иисуса вырвался слабый стон, на который откликнулись храмовые трубы: это оповещали о заклании пасхального агнца. Все раны Христа разом открылись; он сел, точно рухнул, на камень и попросил глоток воды. Тогда лучники подали ему смесь равных частей вина, мирры и желчи, каковую давали всем осужденным, чтобы притупить боль. Но Иисус, лишь пригубив питье, отвел его рукой и отказался выпить.

Когда крест был готов, его подтащили к месту, где должны были поднять, и придвинули основанием к вырытой яме.

Затем двое палачей схватили Иисуса, готовясь приступить к распятию.

В этот миг обычные преступники, как правило, пытаются сопротивляться, напрягают тело, отталкивают исполнителей, сквернословя и вопя. Иисус же лишь прошептал слова «И к злодеям причтен» из пророчества Исайи и, подойдя к кресту, — правда, надо сказать, медленными и слабыми шагами, но лишь потому, что силы изменяли ему, — сам лег на указанное место, безропотно и смиренно припав к презренной тесине, которую пролитая им кровь превратит в древо спасения.

Тут палачи схватили его правую руку и притянули к правой стороне перекладины. Один из них стал коленом ему на грудь, чтобы подавить дрожь и судороги боли, другой разжал пальцы, третий в раскрытую ладонь упер острие гвоздя и пятью ударами молотка прибил к столбу эту руку, которая никогда не протягивалась для чего-либо иного, кроме благословения!

При первом ударе молотка кровь брызнула в лица державшего руку и вбивавшего гвоздь.

Иисус громко застонал.

Палачи перешли к левой руке, но увидели, что она на две или три пяди не доходит до предназначенного ей места.

Тогда один из мучителей обвязал веревкой запястье и, напружинив ноги, упершись ими в камень, выступавший из земли, будто часть какого-то гигантского остова из другого, плохо захороненного мира, стал с силой тянуть, пока кости не вышли из суставов и левая рука не пришлась на нужное место.

Пока это продолжалось, грудь Иисуса вздымалась, несмотря на то, что палач давил на нее своими коленями; ноги Христа поджимались к животу.

Левую руку привязали, как правую, так же раскрыли, прижали и прибили пятью ударами молотка.

Гвозди же были восьми или десяти пядей в длину, треугольные, с круглой выпуклой шляпкой; их острый конец выходил с другой стороны тесины.

Стук молотка не заглушал стонов Иисуса, которым вторили иные стенания.

То были стенания Пречистой Девы.

Из жалости или жестокости — кто осмелится выбрать, какое из двух слов здесь подходит больше? — лучники допустили на вершину холма мать Иисуса, чтобы она могла присутствовать при казни сына.

Мария стояла в двух десятках шагов от креста, бледная, полумертвая, шатающаяся, словно измятая лилия. Благочестивые жены поддерживали ее, не давая упасть.