Джон Бойд - Опылители Эдема

• Название: Опылители Эдема
• Автор: Джон Бойд
• Издательство: Северо-Запад, Снарк
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-88825-003-1

Имя американского литератора Джона Бойда до настоящего времени практически не известно в России. Назвать его романы просто «научной фантастикой» было бы в высшей степени неверно. Это философские притчи, корни которых, как признается сам автор, уходят в европейскую мифологию. Представленные в данной книге романы «Опылители Эдема» и «Последний звездолет с Земли» — чтение не самое легкое. За чисто фантастическим антуражем писатель скрывает самые земные, самые наболевшие проблемы современного человечества. Напряженная, аллегоричная проза Джона Бойда удовлетворит самого придирчивого и искушенного читателя.

---

— Прости, папа, но я не могу пропустить лекцию по романтическому периоду. Она попадает как раз на тот отрезок времени, который я выбрал для демонстрации моего математического анализа литературных стилей. Что ни говори, а лекция по Фэрвезеру не для второкурсника. На шестом году обучения я по уши утону в механике Фэрвезера, и если тебе удастся прихватить стенограмму этой лекции для моей папки заметок впрок, я буду тебе очень благодарен. А это поэтическое чтение имеет большую ценность для моей нынешней задачи. Новичок в литературе может получить из непосредственного слушания гораздо больше, чем в результате чтения.

Отец покачал головой:

— Не знаю, сынок. Может быть, то, что ты делаешь, и представляет ценность. Ты морочил мне голову теорией осаждения и, возможно, дурачишь этой новой задачей. Иди. Уж таков склад твоего ума. Ты — Халдейн, и что бы я ни делал, мне не удастся его изменить.

Халдейн пришел в лекционный зал рано и сел в задний ряд, чтобы видеть лица входящих. Как он и предполагал, не меньше восьмидесяти процентов присутствующих студентов были категории «А-7», причем практически все — профессионалы, не носившие эмблем, но имевшие отличительный признак «А-7» — погруженность в транс мечтательности; длинные мундштуки были буквально у всех курильщиков.

Большинство рассаживались группами, но после того, как погас верхний свет, внезапно ввалилась еще одна группа студентов из фойе. Ему не удалось заметить среди них Хиликс; в темноте пришло довольно много народа, и он надеялся, что она среди тех, кто пробирается по рядам на ощупь.

Когда на кафедре включился свет и профессор вышел из-за кулис, Халдейн целиком переключил внимание на лектора, миниатюрного лысого человека лет шестидесяти с оттопыренными ушами. Он откинулся назад и заговорил голосом, удивительно мощным для такого маленького человека.

— Мое имя — Моран. Я здешний профессор. Мое поле деятельности и предмет лекции на этот вечер — романтическая поэзия Англии. Что касается меня лично, то в темное прошлое мой род вышел из Ирландии. Наше семейное предание говорит, что нас на пушечный выстрел не подпускали к духовенству, потому что в капустную грядку Моранов как-то наведался эльф. Можете вы в это поверить?

Присутствующие согласно посмеялись.

— Обо мне достаточно. Теперь о поэтах. Я буду называть их и позволю им говорить самим за себя.

Моран делал именно то, что обещал.

Его чтение стихов чистым профессиональным голосом было вне смысловых значений, осознаваемых настроений и эмоциональных красок читаемых строк. Уже по первой фразе первого стихотворения Халдейн понял, что попался профессору на крючок.

Публичная декламация Морана перескакивала овраги, через которые у теории эстетики даже не могло быть мостов. Хиликс, при всей ее красоте и со всем ее энтузиазмом, была только проблеском утренней зари по сравнению с ослепительным сиянием восходящего солнца этого человека.

Халдейн слышал рев реки Альф, низвергающейся в бессолнечное море, и знал, кого имел в виду Кольридж, когда писал:

Ты трижды очерти его,
Закрой глаза в священном страхе —
Росы медвяной ел он сахар,
Пил в райских кущах молоко.

Лорд Байрон говорил с ним лично.

Он думал, ему повезло, что Китс умер молодым. Но теперь, в темной аудитории он скорбел о смерти поэта, который умел говорить с такой проникновенностью и так сладостно точно поведал о «La Belle Dame sans Merci».

Шелли ему пел. Вордсворт создавал хорошее настроение. Его сердце танцевало под звуки шотландских волынок Бернса.

Когда включился верхний свет и публика поднялась уходить, ее настроение продолжало сидеть в зале. Не было ни гомона голосов, ни аплодисментов. Халдейн быстро двинулся к фойе, чтобы подождать там выхода Хиликс.

Глаза, встречавшиеся с его глазами, возвращали ему взгляды, полные нежности, но глаз Хиликс среди них не было.

Он вышел из фойе и пошел через площадь для гуляний, окунувшись в бодрящий вечерний холод; опавшие листья мягко шелестели под его ногами. На мгновение он остановился у фонтана в самом центре университетского двора и мягким голосом сказал самому себе:

Вот почему брожу я здесь
Один, и щек так бледен цвет.
Хотя пожухли камыши,
Птиц пенья нет.

Он плотнее закутался в плащ, чтобы согреться, поднял воротник и заметил, что его тень расползлась во все стороны по гранитным плитам, которыми была вымощена дорожка вокруг фонтана.

Это была байроновская тень, и так и должно было быть. Он был наедине с Байроном, с Китсом, с Шелли.

Он пришел сюда в поисках любимой, а вместо нее нашел живую любовь давно умерших мужчин; и все же он был одинок.

Смертельно усталый, неразлучный со своей мукой, он повернулся и пошел по увядшей траве под окоченевшими ветвями деревьев, перешептывающихся в порывах ветра позднего ноября. Он был привидением среди привидений, потому что перестал быть Халдейном IV двадцатого столетия. Хиликс познакомила, а Моран обвенчал его с бессмертными мертвецами. По этой безутешной пустоши тащилось только его усталое тело; его душа танцевала менуэт в гостиной восемнадцатого века.

Он нашел свою машину и поехал домой.

Отец еще не вернулся. Вспомнив обманутые надежды старика, Халдейн подошел к бюро, достал шахматные фигуры и расставил их для игры.

Грейстон не может говорить вечно. Старик скоро должен быть, и Халдейн, помня о своей вине, знал наперед, что сегодня вечером отец обязан его победить.

Халдейн III вошел, потирая руки и неся холод на своем пальто. Его глаза засветились, когда он увидел расставленные фигуры.

— Готов к сражению?

— Готов врезать тебе одну.

— Прекрасно. Как твоя лекция?

— Так себе, — сказал Халдейн. — Как твоя?

— Превосходная. Наконец-то я досконально разобрался в эффекте Фэрвезера. Не приготовишь ли мне выпивку, пока я раздеваюсь.

Халдейн подошел к бару и приготовил два напитка.

Отец снял пальто, вернулся и придвинул стул к шахматному столику.

— Выходит, твоя лекция была всего лишь посредственной. Моя оказалась хорошей, очень хорошей.

Погруженный в игру, Халдейн сидел тихо и в дурном настроении, пока отец не заметил:

— Не могу понять, почему вы, молодые люди, все до одного хотите выскочить из своей категории.

— Ух-ху-ху.

— Там, на лекции, была одна студентка-искусствовед. Молоденькая девушка. Перед началом лекции меня представили как почетного гостя, и она подошла ко мне познакомиться. Мы посидели и поговорили достаточно долго, и она меня слушала. Чего я не могу сказать о собственном сыне.

— Ух-ху-ху. И как она выглядела?.. Шах.

— Какая разница? Женщина, как женщина.

— Я бы удивился, узнав, что мой старик все еще нет-нет да и положит глаз на какую-нибудь кралю.

— Как ты часто имел удовольствие замечать, сынок, я не слишком наблюдателен. Однако, насколько я помню, у этой девушки каштановые волосы, светло-карие глаза, лицо скорее широкое и четко выраженный подбородок. Носик у нее немного вздернутый. Груди высокие и широко расставленные. Она ходит, слегка покачивая бедрами, что, будь она проституткой, удвоило бы ее доход.

Он взглянул на сына с полуусмешкой:

— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о родинке под ее левой грудью и шраме в области аппендикса около десяти сантиметров ниже пупка?

Халдейн посмотрел на него серьезным взглядом:

— Отец, я в самом деле никогда прежде не задумывался, насколько глубока твоя распутность.

— Ей не откажешь в красоте, но красоте странной. Казалось, что в этой красоте не меньше качеств ума, чем тела, и пока я разговаривал с ней, меня не покидало, ощущение, что я беседую с гораздо более зрелой женщиной. Она пишет статью о поэзии Фэрвезера, и я рассказал ей о тебе.

— Она действительно произвела на тебя впечатление, если тебе захотелось выболтать семейную тайну.

— Да, произвела. Я пригласил ее пообедать завтра вечером. Идти к нам ей недалеко. Она студентка Золотых Ворот. Я сказал ей, что попытаюсь уговорить тебя составить нам компанию, если ты не уйдешь на какую-нибудь поэтическую лекцию.

— Именно это я и постараюсь сделать, — сказал Халдейн.

Глава третья

Она вспыхнула, словно северное сияние, и ее глаза, только что улыбавшиеся его отцу, обратились к нему с выражением незапятнанного достоинства.

— Если ваша машина будет работать, гражданин, вам стоит лишь дать ей обратный ход и у вас получится электронный поэт. Такое устройство уничтожит мою категорию.

По логике вещей, следующим шагом должны быть машины для создания машин, и тогда исчезнет общественная потребность в человеческих существах как таковых. Вы не согласны, сэр?