Сергей Степанов - Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»

• Название: Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»
• Автор: Сергей Степанов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-58704-9

Ему нужны были «не великие потрясения, а Великая Россия». Он пожертвовал всем ради грандиозных реформ, которые могли спасти Отечество от революции и братоубийственной бойни, – если бы не пуля провокатора, оборвавшая жизнь величайшего государственного деятеля Российской империи, гения власти Петра Аркадьевича Столыпина.

Кто стоял за этим убийством, сломавшим нашу историю? Революционеры, ненавидевшие премьера за деятельный патриотизм, бесстрашную борьбу с террором и «столыпинские галстуки»? Придворная камарилья, для которой его неподкупность и кристальная честность были как кость в горле? Царская охранка, давно пытавшаяся отстранить Столыпина от власти? Или та зловещая и беспощадная сила, стыдливо именуемая «Мировой закулисой», о которой предпочитают не вспоминать?

Отвечая на самые сложные и болезненные вопросы, эта книга воздает должное великому реформатору и государственнику, чей бесценный опыт по модернизации страны особенно актуален сегодня.

---

Государственная служба

П.А. Столыпин начал службу еще до завершения университетского курса. Он был причислен к Министерству внутренних дел. В будущем почти вся его карьера, не считая трехлетнего периода, будет связана с этим ведомством. Однако начало его службы, судя по всему, имело формальный характер. Новый чиновник сразу же ушел в отпуск и занялся экзаменами. В феврале 1886 г., уже имея на руках диплом кандидата физико-математического факультета, П.А. Столыпин по его просьбе был причислен к Министерству государственных имуществ. Это ведомство было создано еще в Николаевскую эпоху в ходе реформ графа Киселева, о котором тогдашние острословцы говорили, что лучше бы графа с его реформами отправили разорять чеченские аулы, чем устраивать русскую деревню. Поэт Николай Некрасов, живший напротив дома министра государственных имуществ, описал изгнание деревенских просителей в «Размышлениях у парадного подъезда»:

И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: «Суди его бог!»,
Разводя безнадежно руками,
И, покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами.

В будущем именно в этом ведомстве, реорганизованном в Главное управление землеустройства и земледелия, сосредоточилось осуществление столыпинской аграрной реформы. Но пока коллежский секретарь П.А. Столыпин только изучал работу Департамента земледелия и сельской промышленности, в котором он занимал скромное место помощника столоначальника. Чин коллежского секретаря он получил по степени кандидата, и, как видим, его диссертация о табачной культуре соответствовала профилю Департамента земледелия. Столыпин занимался систематизацией литературы по сельскому хозяйству и напечатал указатель книг и журнальных статей по этой теме. Аристократ Столыпин не тянул рутинную лямку, подобно рядовым чиновникам. В одном из рассказов Антона Чехова фигурирует мелкий чиновник, сочиняющий подобострастное поздравительное письмо начальнику, которого ненавидит всей душой и от которого десять лет добивается перевода с шестнадцатирублевого места на восемнадцатирублевое. Ясно, что для Столыпина место помощника столоначальника с ежемесячным жалованьем 47 рублей не являлось пределом мечтаний. Вряд ли для него, особенно в тот период жизни, когда он не был обременен большой семьей, чиновничье жалованье представляло значительный интерес. На четыре летних месяца он брал отпуск без содержания. Его младший брат, окончивший университетский курс, также не горел желанием корпеть в канцелярии. Чтобы не ходить ежедневно в Главное тюремное управление, «веселый поэт» Александр Столыпин и его сослуживец граф Сергей Толстой составили из своих фамилий некоего чиновника «полуграфа Толстыпина», замещавшего на службе обоих аристократов.

Чета Столыпиных вела светскую жизнь. О.А. Столыпина, как замужняя дама, уже не могла быть фрейлиной императрицы. Зато сам П.А. Столыпин был пожалован придворным званием камер-юнкера. Теперь он имел право присутствовать на придворных церемониях. В доме Столыпиных собирался поэтический кружок, в котором царил Алексей Апухтин. Поэт был близким другом композитора Петра Чайковского, который положил на музыку некоторые его произведения. В молодости за Апухтиным тянулась сомнительная слава, но в 80-е гг, когда его принимали Столыпины, их светской репутации уже ничего не грозило. Здоровье поэта было подорвано, он страдал болезненным ожирением, по семейным рассказам, Столыпины держали для него особое кресло, которое так и называлось Апухтинское. Поэт был в зените своей славы, хотя стихи по-прежнему печатал неохотно. Александр Столыпин вспоминал: «На вопрос одного из великих князей, почему он не издает своих произведений, он ответил: «Это было бы все равно, ваше высочество, что определить своих дочерей в театр-буфф»[103]. Апухтин избегал участия в какой-либо общественной деятельности, и поэтический кружок, собиравшийся в доме Столыпиных, увлекался только «чистой поэзией» без политического оттенка.

Светская жизнь была оставлена четой Столыпиных в 1889 г. после назначения главы семьи ковенским уездным предводителем дворянства. Как уже отмечалось, многие представители рода Столыпиных, начиная с его прадеда, являлись предводителями дворянства. Это была одна из немногих выборных должностей. На место губернского или уездного предводителя дворянства претендовали несколько кандидатов, которые вели агитацию среди своих сторонников и собирали «партии» перед выборами. Популярным в дворянской среде кандидатам на выборах клали белые шары, неудачникам – черные, что называлось «прокатить на вороных». Иногда в выборы вмешивались губернские власти. Например, Афанасия Алексеевича Столыпина, героя Бородинского сражения, под давлением губернатора отрешили от должности саратовского губернского предводителя. Однако предводителями дворянства в Ковенской губернии, где среди помещиков преобладали поляки, назначались русские дворяне по представлению Министерства внутренних дел. Став ковенским предводителем, П.А. Столыпин возвратился на службу в Министерство внутренних дел и уже не расставался с этим ведомством до конца жизни.

Решение П.А. Столыпина было с удивлением воспринято его светскими знакомыми. Александр Извольский писал: «Вместо того чтобы вступить на военную или на гражданскую государственную службу, как то было в обычае у молодых людей его круга, он удалился в свои владения, расположенные в западных губерниях России, и вел жизнь провинциального дворянина». На самом деле Столыпин, как мы видели, служил, но роль мелкого чиновника его не устраивала. Положение предводителя дворянства было неизмеримо выше. Кроме того, его явно тяготила столичная суета. Столыпин чувствовал склонность к деревенской жизни и хотел применить на практике свои теоретические знания. Для этого представлялся удобный случай, так как генерал А.Д. Столыпин выделил сыну имение Колноберже. Оно находилось относительно недалеко от Ковно, и эта близость, несомненно, стала одной из главных причин, побудивших Столыпина занять место ковенского уездного предводителя дворянства. Он рассчитывал значительную часть времени проводить в своем имении, занимаясь сельским хозяйством. Жена Столыпина одобрила решение мужа, хотя для светской дамы переезд в провинцию был тяжелым испытанием, о чем свидетельствовала ее дочь: «Моя мать, попав в провинциальный город впервые, чувствовала себя сначала в Ковне очень неуютно и скучала».

Ковно (ныне Каунас) был провинциальным городом на реке Неман. В 1812 г. через Неман переправилась «Великая армия» Наполеона, с которой воевал дед Столыпина и его братья. Старожилы показывали дом на набережной, в котором останавливался Наполеон. Местные жители любили говорить, что мост через Неман является самым длинным в мире и переход через него занимает двенадцать дней. Дело в том, что за рекой была Сувалкская губерния, где, как во всем бывшем Царстве Польском, использовался григорианский календарь, который в XIX в. на двенадцать дней расходился с юлианским, принятым в России. Лавки в Ковно выглядели убогими, товар на витринах пылился месяцами за отсутствием платежеспособных покупателей. Центральные улицы были вымощены крупным булыжником, на котором нещадно трясло проезжавшие по нему экипажи. Боковые улочки утопали в грязи. Семья уездного предводителя снимала дом на боковой улочке, которая осенью представляла собой огромную лужу. Когда кто-нибудь нанимал извозчика, тот отвечал: «Если к Столыпиным желаете, лодку нанимайте, а не меня».

Полгода Столыпины проводили в Колноберже. Здесь родились четыре их дочери. Пока младшие подрастали, старшая Мария уже приступила к учебе. По ее воспоминаниям, отец часто помогал ей делать уроки: «Из арифметических задач, заданных в виде домашних работ, я, кажется, никогда ни одной не решила без помощи папа́. Промучившись целый час над бассейном, наполняющимся через две трубы, одну широкую, другую узкую, или над тем, сколько сделает в данное время поворотов большое колесо и сколько маленькое, идешь с тетрадкой и задачником Малинина и Буренина к папа́, зная, что если только он не занят экстренной работой, то отложит в сторону бумаги или книгу, возьмет твою тетрадь, испачканную десятком неправильных решений, и ласково скажет: «А ну-ка, давай подумаем вместе». Интересно, что кандидат физико-математического факультета иной раз затруднялся объяснить решение задачи из учебника арифметики: «Алгебраически я тебе сразу объясню, – говорит папа́, – а как это делается арифметически, надо подумать»[104].

Переписка П.А. Столыпина со своей женой Ольгой Борисовной рисует портрет заботливого отца и мужа. Ненадолго покидая пределы Колноберже, Столыпин писал жене почти каждый день. Свои письма на русском языке с вкраплениями французских фраз (когда речь шла о светских делах) или английских (когда это касалось денежных вопросов) он адресовал «Дуте» – так ласково он обращался к жене Ольге, а сам подписывался «Твой Петя». Он нежно перечислял имена и домашние прозвища своих дочерей: «Мысленно я с вами в Колноберже и постоянно думаю и о милой, добренькой Матиньке, и о двух пичушках: Наташе и Елене, которые, наверное, без меня пай и не подражают Marthe et Christine, и о маленькой Олечке и о херувиме Арочке. А надо всем царит мысль о моей ненаглядной, бесценной, о той, которая составляет для меня смысл и красу жизни». Он хлопочет об устройстве дома и советуется с женой: «Не взять ли мне буфетчика в Москве, Алеша очень советует; он говорит, что у него прекрасный буфетчик из Москвы, не вор и отлично уживется в провинции. Ведь наш sournois (обманщик) подает лимон в руке, или суп в умывальнике, не моргнувши»[105].