Вернер Зомбарт - Избранные работы

• Название: Избранные работы
• Автор: Вернер Зомбарт
• Жанр: Философия
• Год: 2005
• ISBN: 5-7333-0180-5

Вернер Зомбарт принадлежит к основоположникам современной социологии, хотя на протяжении всей своей академической карьеры он был профессором экономики, а его труды сегодня привлекают прежде всего историков. Все основатели современной социологии были знатоками и философии, и права, и экономики, и истории – они создавали новую дисциплину именно потому, что подходы уже существующих наук к социальной реальности казались им недостаточными и односторонними. Сама действительность не делится по факультетам, о чем иной раз забывают их наследники, избравшие узкую специализацию. Многообразие интересов Зомбарта удивительно даже на фоне таких его немецких современников, как М. Вебер, Г. Зиммель или Ф. Тённис, но эта широта иной раз препятствовала Зомбарту в разработке собственной теории. Он был в первую очередь историком, а принадлежность к этому цеху мешает выработке всеобъемлющей социологической доктрины – эмпирический материал историка не вмещается в неизбежно схематичную социологическую теорию, препятствует выработке универсальной методологии, пригодной для всякого общества любой эпохи. Однако достоинства такой позиции оборачиваются недостатками в обосновании собственных исторических исследований; поздние труды Зомбарта по социологической и экономической методологии остались явно несовершенными набросками, уступающими его трудам по истории капитализма.

---

Вместе с тем, и весь образ жизни народа все больше приспособляется к капитализму.

Соединенные Штаты уже и теперь – опять-таки вопреки их «молодости» – являются страной городов, вернее: страной больших городов. И я подразумеваю под этим не только цифровые данные, хотя также и статистика ясно указывает на превосходство городов. Правда, считая весь Союз, количество городского населения еще не так велико, как, например, у нас (в 1900 г. в Соединенных Штатах в городах с населением свыше 2,5 тыс. человек жили 41,2 % всего населения, а в Германии в городах с населением свыше 2 тыс. человек – 54,4 %), зато, во-первых, число больших городов с населением свыше 100 тыс. человек уже теперь больше, чем где бы то ни было (за исключением Англии): почти пятая часть всего населения (18,7 %) живет в них; во-вторых, рост городского населения идет чрезвычайно быстрым темпом: с 1890–1900 гг. оно возросло с 29,2 до 41,2 %; в-третьих, эта низкая общая цифра находит себе объяснение в том, что юг сравнительно беден городами. Если же взять одни только восточные штаты Союза, то там мы найдем, что процент населения, живущего «на земле», равен лишь 31,8; наоборот, процент живущих в городах с 100 тыс. жителей равен 35,8[49]. Но когда я говорю: Соединенные Штаты есть страна городов, то под этим я подразумеваю еще нечто другое, более глубокое, что, вместе с тем, показывает, почему я ставлю в связь города с капитализмом. Я разумею это в смысле такого характера поселения, который совершенно чужд всякому органическому росту, покоится на чисто рациональном базисе и руководится количественными точками зрения, который уже по идее вполне «городской». Европейский «город» лишь в самых редких случаях воплощает в себе эту идею целиком. Он вырос органически и в существе своем не более, как увеличенная деревня, главные черты которой сохранил и он. Что общего имеет Нюрнберг с Чикаго? Ничего, кроме внешних признаков, что много людей живут на улицах тесно друг подле друга и для своего прокормления нуждаются в подвозе извне. Но по духу между ними нет ничего общего. Ведь, первый есть лишь напоминающее деревню, органически выросшее образование, а второй – на «рациональных» основаниях искусственно построенный, действительный «город», в котором (сказал бы Тённис) истреблены все следы общины и выросло чистое общество. И, если в старой Европе «город» вырастает (скажем, лучше: вырастал до сих пор!) из деревни, заключая в себе все характерные черты последней, то в Соединенных Штатах, наоборот, вся прочая страна есть, в сущности, лишь городское поселение. Тот же рациональный ум, который создал квадратные, подобные ящикам, города, прошел с межевой цепью страну и по однообразному плану разделил ее, на всем ее огромном протяжении, на совершенно равные квадраты, которые при первом же на них взгляде отгоняют всякое предположение об «органическом» образовании поселений.

Нет также недостатка в Соединенных Штатах и в том, что всегда является отличительным признаком общества, покоящегося на капиталистических основах: я говорю о противоположности между богатством и бедностью. Точной статистики доходов и состояний в Соединенных Штатах нет. Но у нас есть некоторые попытки определить распределение богатств, правда, не безупречные, но все же имеющие некоторую ценность, так как они приняли во внимание все относящиеся сюда материалы[50]. Согласно этим исследованиям, из 60 млрд. долл. всего частного имущества (в 1890 г.) 33 млрд., или 54,8 %, находилось в руках 125 тыс. семейств, что составляет лишь один процент всех семейств, в то время, как 61/4 млн. семейств не имели никакой собственности. Но в каком бы виде ни находилось распределение всего количества имущества, не подлежит никакому сомнению, что нигде на свете абсолютная противоположность между бедностью и богатством не бывает даже приблизительно так колоссальна, как в Соединенных Штатах. Во-первых, уже потому, что «богатые» там гораздо «богаче», чему нас. В Америке, наверное, больше людей, обладающих 1000 млн. марок, чем в Германии, обладающих 100 млн.

Кто был когда-нибудь в Нью-Порте, «Байах» Нью-Йорка, тот, наверное, вынес впечатление, что там миллионы есть массовое явление. Нет на земном шаре такого второго места, где бы великолепные княжеские дворцы были обычным образцом домов, какими они являются в Нью-Порте. И кто ходил когда-нибудь по магазинам Тиффани в Нью-Йорке, тому даже в самых блестящих и роскошных магазинах европейских столиц почудится как бы запах бедноты. Магазины Тиффани, имеющие филиальные отделения в Париже и Лондоне (о таких «бедных» городах, как Берлин и Вена, понятно, не может быть и речи), именно благодаря этому и могут послужить прекрасными примерами для сравнения роскоши, а следовательно, и богатства высших «четырехсот» в трех названных странах. Директора главного отделения в Нью-Йорке рассказывали мне, что большая часть товаров, которые они продают в Нью-Йорке, привозится из Европы, где они и приготовляются специально для Тиффани. Является совершенно невозможным, чтобы какие-нибудь предприятия в Европе, даже их собственные отделения в Париже и Лондоне, могли бы предлагать товары по таким ценам, как в Нью-Йорке. Наиболее дорогие предметы потребляются исключительно в Нью-Йорке дамами высшего круга.

А с другой стороны, пожалуй, только в восточной части Лондона можно отыскать такую нищету, как в американских больших городах. Недавно вышла книга[51], которая хоть и не может претендовать на pendant к «Положению рабочего класса» Энгельса, как выразилась в одной критической статье Флоренса Келли (для этого не хватает ей той широты теоретического горизонта, которая делает книгу Энгельса поворотным пунктом в развитии социальных наук), но которая все же превосходно достигает своей цели – именно осветить самые глубины нищеты американских больших городов. Автор ее прожил в качестве Settlement-worker’a (в культурном поселении) целый год в самых трущобных кварталах различных промышленных городов, делал, следовательно, собственные наблюдения, которыми и сумел чрезвычайно оживить свой литературный и статистический материал. По его смете, число лиц, живущих в нищете, т. е. не имеющих самого необходимого в пище, одежде и жилище (underfed, underclothed and poorly housed, недокормленные, плохо одетые и плохо поселенные), достигает в период обычного процветания в общем до 10 млн., из которых 4 млн. являются признанными нищими. В 1897 г. в Нью-Йорке к общественной помощи бедным прибегло более 2 млн. людей (?)[52]; в периоды промышленного подъема (1903 г.) 14 %, а в дурные периоды (1897 г.) 20 % всего населения этого города живет в величайшей нужде (distress); это количество только известных бедных и, если причислить сюда еще и стыдящихся своей нищеты бедных (так полагает автор), то число живущих в нужде (in poverty) в Нью-Йорке и других больших городах редко падает ниже 25 %. В Манхэттене (главной части Нью-Йорка) – в 1903, следовательно, «хорошем» году – 60463 семейства, т. е. 14 % всех семейств, были выселены из своих квартир. Каждый десятый покойник хоронится в Нью-Йорке на кладбище для бедных, как нищий.

Наконец, есть еще один несомненный указатель высокой ступени капиталистического развития в Соединенных Штатах: это своеобразие духовной культуры.

Есть ли в американском народном характере черты, которые были бы общи всему населению страны? В этом можно было бы сомневаться, если принять во внимание колоссальные размеры страны, и люди, разыгрывающие из себя «знатоков» американских условий жизни, очень остерегаются высказывать что-нибудь общее для всего народа Союза.

Различия, по их мнению, там так же велики, как между отдельными народами Европы: ведь американская нация населяет целый континент, а не отдельную страну. Однако, эти мудрые суждения слишком поверхностны. Конечно, свойства страны в высшей степени разнообразны в Соединенных Штатах. Но все учреждения, и в особенности также характер народа, поразительно однообразны. Это часто утверждали действительные знатоки, как Брайс и другие, и каждому, кто приходил в соприкосновение с американской жизнью, если только он способен проникнуть хоть немного глубже поверхности явлений, должно именно это показаться отличительным признаком американского государства. Причины этой удивительной согласованности общественных учреждений в различных штатах изложил вполне убедительно Брайс. Но чем объяснить это однообразие американской народной психики? Или, быть может, нам еще не следует искать объяснения, а удовольствоваться лишь символизированием своеобразного «american spirit», «американского духа», который «без достаточного основания», помимо всяких социальных причин, спустился с неба на избранный народ? Но это тем менее входит в наши намерения, что мы не можем серьезно верить в исключительность этого удивительного «американского духа», а думаем скорее (при ближайшем рассмотрении) найти в нем старого знакомого, который уже не раз встречался нам в Lombardstreet’e или в Берлине W., здесь же лишь выросшего до значительных размеров и развившегося в более чистый тип. Мы попробуем найти его объяснение в известных условиях, развившихся уже в Европе и лишь доведенных до конца в Америке, а одновременно с этим объяснить его однообразие.