Людмила Зенкина - Порочный треуогльник

• Название: Порочный треуогльник
• Автор: Людмила Зенкина
• Жанр: Современные любовные романы

Выйдя из убежища детских грёз и столкнувшись с жестокой реальностью, юной и не в меру наивной писательнице, в первую очередь, нужно совладать с собственными душевными метаниями, не дающими смело взглянуть в лицо страху и увидеть возможности своего счастливого будущего. Кто поможет ей переступить через тяжёлые ошибки прошлого, обличаемые совестью, защитить то, что дорого, и выбрать верную дорогу во взрослую жизнь?

---

Она узнала своё имя, но из уст бывшего друга оно звучало, как чужое. Появились даже сомнения, её ли он имел в виду? Её ли ждал здесь?

— Да, — тихо ответила девушка, не зная, что ещё можно сказать. Она всё также не решалась поднять взгляд, но почти побелевшие от зимнего холода губы, на которые она смотрела, были неподвижны уже слишком долго. Девушка болезненно сглотнула, переведя взор чуть выше, и тут же устремив его за прозрачной капелькой, скатившейся по обветренной коже раскрасневшейся щеки.

— Я приехал, чтобы увезти тебя домой, — едва заметно, несмело улыбнувшись, наконец произнёс Саша.

И снова повисла тишина. Ева, сопротивляясь нервной дрожи, бьющей всё тело, пыталась связать в голове хоть какой-нибудь ответ. Если бы даже она не была больна сейчас, как бы отреагировала? Скучает ли она по дому? Или хочет остаться с Троем? Вчерашняя ночь, много ли она изменила в их отношениях? И что будет, когда братья вернуться? Ревность старшего даст ему забыть о любви к Кирану? Или он будет, как и прежде, срываться на своей безвольной пленнице, страдая в этом пропитанном порочностью любовном треугольнике? В любом случае, что бы ни произошло, когда они вернутся, как бы всё не изменилось — прошлое умерло, когда беглянка согласилась уехать из дома, не попрощавшись даже с родителями. Хотя, наверное, ещё раньше — когда она надела короткое чёрное платье и, приняв отвратительно-развратный облик, вышла ночью к дежурной аптеке на углу улицы, где уже ждал автомобиль маньяка-сценариста.

— Я не поеду, — произнесла девушка отрешенно, глядя в то место, где одинокая слезинка впиталась в плотную тёмно-зелёную ткань мужской куртки.

— Я никогда не поверю ни одному слову из тех, которыми ты описала свою невероятную любовь к Кирану, — голос Саши звучал непривычно глухо. — Ты не умеешь врать, даже на бумаге.

— Я не могу вернуться, не хочу, — проронила Ева едва слышно, будто не замечая уверенности собеседника.

— Почему? — он опустил голову, стараясь не показывать терзающих чувств. — Скажи, почему и если это будет правдой, то я оставлю тебя, — как он не пытался держать себя в руках, последние слова дались особенно трудно.

— Потому что люблю, — начала она, всё также, глядя в одну точку.

— Ложь! — перебил чуть надорванный голос, друг едва держал себя в руках.

Девушка опомнилась, опустила глаза.

— Потому что…

— Тоже ложь!

Слова мучительным эхом терзали мысли, страдалица набралась сил, вдохнула глубоко сквозь давящую боль в груди и выпалила на выдохе:

— Потому что у меня больше нет дома! Меня там ненавидят!..

Она не смогла продолжить — дрожащие руки крепко сжали тело и у самого уха затрепетал тихий шепот:

— И это всё тоже… Тоже ложь!

Слёзы текли сами собой, теряясь в серой пряже шарфа, Ева не в силах была их держать, но мысли… Мысли твердили одно — уйти, избавиться от этого наваждения, не слышать больше ни слова. Иначе сердце разорвётся от безжалостной тоски и муки.

Наверное, сам Господь, веру в которого затворница, увы, давно утратила, услышал эти мольбы и подарил несчастной шанс спастись ненадолго от неизбежного разговора с бывшим другом. Она пошатнулась в крепких объятьях, успела взглянуть сквозь наползающий туман в глаза мужчины, не того мальчишки, каким он был в прошлой её жизни два года назад, каким почему-то остался в памяти — в тревожном взоре металась невыносимая печаль и тёплое нежное добро, которое он неизменно дарил девушке даже сейчас. Этот последний взгляд близких, когда-то почти родных глаз, продержался ещё немного в угасающем сознании, но постепенно и он погрузился во мрак холодного забытья, оставляя её одну в пугающей непроницаемой тишине.

Чёрно-серая дымка заволокла весь мир, все мысли, все чувства, оставив лишь ничтожную каплю сознания, беззащитного и воспалённого, пульсирующего в болезненном припадке, причины которому не вспомнить. Такой вот одинокой оголённой нервной клеткой казалась Ева самой себе сейчас. Она отчаянно пыталась ухватиться хоть за какую-нибудь мысль, за любое воспоминание, но всё было впустую. Наверное, так же она ощущала себя и в больнице полтора года назад, прежде чем очнуться с младенчески чистым умом, после долгого забвения. Только туманная пустота и немыслимая, убивающая тишина.

Но вот неуловимое движение в сером мареве. Ещё одно. Оно неторопливо плывёт, сворачивается, собирается во что-то осязаемое, но ещё едва различимое в размытых линиях. Всё происходит так медленно, так неумолимо долго.

— Наконец ты вернулась, — звучит из дымки хрипловатый голос, такой знакомый где-то на самой кромке исчезающего сознания, но совсем забытый.

— Кто ты? — услышала свои вялые мысли девушка.

— Ты снова забыла меня, Ева?

Собственное имя, поднятое из чернеющей бездны памяти яркой вспышкой, заставило чувства проснуться и в тот же миг они безжалостно толкнули в эту обволакивающую непроницаемой темнотой пропасть. Как страшно было прожить все три свои жизни за одно лишь мгновение. Увидеть всё мимолётно, чередой потускневших бессвязных картинок и в то же время слишком чётко, каждый миг, каждую мелочь, которые память когда-либо откладывала даже в самый дальний ящик. Встретить лицом к лицу, броситься в этот бушующий хоровод воспоминаний и выбрать, какая же жизнь была настоящей, а какие лишь странным видением. Но если ошибиться с выбором, то всё остальное исчезнет? Сотрётся из подсознания, будто этого там никогда и не бывало? Как можно стереть жизнь, не задумываясь?

— Ты наконец вернулась, — повторил чей-то голос из серого туманного водоворота.

— Тимор? — девушка мечтала, чтобы это был кто угодно, только не он. Разговор с Сашей казался не таким страшным для очнувшейся после долгой комы совести, по сравнению с этой перспективой.

— Да, — в тёмной дымке обрисовались нечёткие линии волка. Он помедлил немного, затем продолжил говорить тихо и спокойно, не давая окружающей тишине свести создательницу с ума мучительным ожиданием приговора. — Ты наконец перестала сопротивляться и я могу вновь явиться перед тобой. Прошу, не лишай меня такой возможности из-за мимолётных чувств. Не нужно стыдиться своего прошлого.

— Прошлого? — перебила она собеседника. В душе пульсировало какое-то огромное и страшное чувство, имени которому девушка не знала, но с каждым звуком знакомого голоса, это чувство всё росло и, казалось, вот-вот должно разорвать её изнутри на мелкие кусочки. — Какое оно, моё прошлое? Я не знаю, какая из трёх жизней моя настоящая. Я так запуталась.

— Ева, — мягко отвечал зверь из тумана, — у тебя есть выбор сейчас, есть возможность всё исправить. Нужно лишь сделать шаг вперёд, подняться на ступень выше, оставить ад прошлого за спиной.

— Я сама — порождение этого ада, — шептала она с тихой злобой и обреченностью. Безумно хотелось плакать, чтобы искренние, чистые слёзы омыли сердце, унесли из него весь позор, пылающий чёрным рабским клеймом на обожженной душе, но здесь — в мире тревожных сновидений, это, наверное, было просто невозможно.

— Ты оступилась. И в этом нет твоей вины. Никто из тех, кто любит тебя, не вспомнит об этой ошибке, если ты вернёшься.

— Я уверена, что нет больше тех, кто любит. Я оборвала все ниточки тёплых чувств, в надежде, что они меня возненавидят.

— Никто не сможешь оборвать их. Никогда. Ты лишь закрыла глаза и пыталась представить, что их больше нет. Но они остались. Они тянут тебя домой, и заставляют любящих людей страдать в неведении о твоей судьбе.

— Кто может любить такую, как я?

— Я могу, — он говорил так нежно и уверенно, что измученной девушке становилось только хуже. Тёплые нотки ласковой заботы затекали в кровоточащие раны её сердца и рождали всё новые и новые вспышки невыносимой боли.

— Нет, — собственный голос показался слишком тихим и незначительным.

— Родители любят тебя не меньше, чем раньше. А Саша, думаешь, он приехал бы, если бы не любил? И я… Я люблю тебя, как прежде.

— Ты? Но я ведь переписала все твои чувства. Ты должен жить долго и счастливо, забыв о моём существовании.

— Ева, я не могу забыть, я же твой страх — часть тебя. То, что ты написала — лишь набор красивых слов. Ты не вложила в них ни капли души, и всё в том мире осталось по-прежнему… По-прежнему мертво. И я рад этому. Потому что иначе, я не знаю, смогли бы мы поговорить сейчас.

— Но это значит… Значит, что всё было напрасным? — от неожиданной острой мысли становилось мучительно холодно. Неужели писательница не смогла спасти никого своей бессмысленной жертвой? Мир всё равно погиб, а её падшая душа теперь обречена на вечные мучения в преисподней. Осознание собственной беспомощности и ничтожности неумолимо давило гнетущим отчаяньем.

— Нет, — а зверь оставался всё таким же нежным, — ничто не бывает напрасным. Тебе нужно постараться и изъять из случившегося лишь сухой опыт, а затем перевернуть страницу, оставляя страдания позади.