Стивен Бакстер - Лучшая зарубежная научная фантастика

• Название: Лучшая зарубежная научная фантастика
• Автор: Стивен Бакстер
• Издательство: Фантастика
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91878-096-1

Тридцать рассказов, представленных в ежегодной коллекции Гарднера Дозуа, несомненно, порадуют поклонников научной фантастики. Вот уже более трех десятилетий эти антологии собирают лучшие образцы жанра по всему англоязычному миру, и мы в свою очередь рады предложить вниманию читателей произведения как признанных мастеров, так и новые яркие таланты. Встречайте: Стивен Бакстер, Паоло Бачигалупи, Элизабет Бир, Джеймс Камбиас, Алиетт де Бодар, Грег Иган, Чарльз Коулмен Финли, Джеймс Алан Гарднер, Доминик Грин, Дэрил Грегори, Гвинет Джонс, Тед Косматка, Мэри Робинетт Коул, Нэнси Кресс, Джей Лейк, Пол Макоули, Йен Макдональд, Морин Макхью, Сара Монетт, Гарт Никс, Ханну Райаниеми, Роберт Рид, Аластер Рейнольдс, Мэри Розенблюм, Кристин Кэтрин Раш, Джефф Райман, Карл Шредер, Горд Селлар и Майкл Суэнвик.

Большинство представленных здесь произведений удостоились престижных литературных наград, включая знаменитые «Хьюго» и «Небьюла». Премией «Хьюго» были отмечены и заслуги составителя, Гарднера Дозуа, неоднократно признанного лучшим редактором года.

---

Не спрашивайте меня как, но в именно в тот миг я понял — с ним сотворили в точности то же самое, что и с Джей Джеем, и что этот Лестер Янг, кем бы он ни был, никак не связан с моим миром… так же как и Джей Джей и, быть может, как Птаха. От Преза осталась только использованная оболочка, заполненная некой сущностью, пытающейся играть его роль, но не до конца справляющейся. Видимо, именно об этом меня и предупреждали, и мне стоило усилий не разрыдаться, глядя в его лицо.

Когда перерыв подошел к концу, Лестер, прежде чем подняться обратно на сцену, сказал мне:

— Валил бы ты с корабля, сынок. Возвращайся лучше обратно в яблочную середку. — «Яблочная середка»[118] — так он стал называть Гарлем, когда вернулся с войны. — Слишком ты молод для такой жизни.

Он снова начал играть, и когда возвратилась Моник, я просто взял ее за руку и вышел из клуба.

— Послушайте меня, чертовы негры, уделите хоть минуту своего внимания! Это дерьмо, которое нас заставляют играть, — не джаз! Я понятия не имею, как назвать эту хрень, но мы играем не человеческую музыку. А джаз — он только для людей, мои братья!

Кое-кто из «исламских братьев» согласно закивал, когда я произнес это, но было ясно, что найдутся и те, кто не примет мое заявление так просто.

— Парень, не гони. Ты ведь подписал этот чертов контракт, — первым заговорил Альберт Граббс, как я и ожидал. Не вспомню уже того исламского имени, которое он себе взял, в конце концов, и для меня, и для многих других, узнавших о нем спустя несколько лет, когда этот человек отбросил всю ту религиозную муть, он так и остался Альбертом Граббсом. Но в те дни он готов был грудью лечь, только бы не позволить нам хоть в чем-то ухудшить отношения с жабами, поскольку все еще верил в необходимость подчинения всего космического пространства воле Аллаха. Его парни полагали, что если каждый из них станет корчить из себя этакого послушного дядюшку Тома, то инопланетяне однажды подарят им собственные корабли и разрешат рассекать по Солнечной системе, всюду проповедуя необходимость истребления белых. Мне показалось, что он вот-вот очередной раз разразится цитатами из Корана, Мухаммеда или чего-то в том же роде, поэтому я поднялся. В этот раз надо было довести начатое до конца.

— Конечно, я подписал контракт. И ты, кстати, тоже. А знаешь, кто еще его подписывал? Джей Джей — и вот посмотри на него!

Все и в самом деле повернулись к Джей Джею. Тот продолжал безучастно полировать свой контрабас, и, только заметив устремленные на него взгляды, он произнес:

— Что?

— Каждый из вас знает, как он изменился. И не важно, знали ли вы его до того, как поднялись на борт. Этот парень всегда был малость придурковатым, смешливым чистоплюем, знавшим, как позаботиться о своей заднице. А сейчас? — я прочистил глотку и крикнул: — Эй, Джей Джей, скажи, какой фильм тебе нравится? Какой твой любимый сорт мороженого?

— Умолкни, мужик, — ответил тот. Его голос звучал более мертво, чем у самого последнего наркомана. — Оставь меня в покое.

Граббс скорчил кислую мину и покачал головой, но кое-кто из его космических мусульман закивал и начал перешептываться. Ни у кого не было большого желания колонизировать звезды, если существовал риск кончить как Джей Джей.

— Видите? Понимаете теперь? Вот что я вам скажу, — продолжал я, — чем дольше мы остаемся здесь…

— …тем больше нас будет становиться точно такими же. — Большой Си качнул своей лысой, толстой башкой. — Парень просек фишку. Я пережил уже что-то около шести туров по Солнечной системе и один рейс к Альфе Центавра, и могу подтвердить, что всякий раз хотя бы один-два, а то и поболе, кончают именно так. В прошлый раз мы потеряли то ли троих, то ли четверых. Порой уже начинаю задумываться, когда придет моя очередь.

После этого все зашушукались, зашептались, заспорили.

Граббс и еще один, пожилой космический исламист (как сейчас помню, он называл себя Якубом Эль-Хасаном), игравший на тромбоне, одновременно поднялись, чтобы призвать к молитве. И я понял, что действовать надо быстро.

— Эй, Большой Си, — сказал я, — а ты не в курсе, что там случилось с Чарли Паркером?

Даже Граббс не осмелился бы перебивать Тортона.

И тут Большого Си словно прорвало. Если верить ему, то Птаха, да, тот самый Птаха, путешествовал на том же корабле, что и мы. Паркер сумел отказаться от наркоты, но продолжал как рыба плавать в виски и вине и все так же поглощал жареную курятину по пять порций за раз, выкуривал по три пачки сигарет в сутки, и все это — и особенно алкоголь — постепенно убивало его.

— Они увели его и сделали с ним что-то такое, что он избавился от многих привычек, преследовавших его при отлете с Камарильи. Но в итоге стало только хуже, они убили в нем все, что только можно было убить. Птаха был растоптан, выжжен изнутри. Он только и мог, что играть по старым записям. Да, исполнял он их в совершенно безумной, обалденной манере. Но ни на что новое-то способен уже не был. И, сказать по правде, до меня доходили слухи, что жабы понаделали его копий. На всякий случай, чтобы всегда иметь его под рукой. Проще говоря, то, чего он был лишен, ушло на строительство тех самых копий.

Ребята явно были напуганы и смущены, и я понял, что все-таки смогу повлиять на них. Даже Граббс, судя по выражению его лица, начал испытывать некоторые сомнения, начал подумывать насчет того, что нам пора бы уже оказать хоть какое-то сопротивление.

— Парни, взгляните на это вот с какой стороны: они не станут копировать никого, чья музыка бы им не нравилась, — произнес я. — Проще говоря, чем это лучше рабства? Можно ли позволять копировать свое тело и разрешать, чтобы в никуда была выброшена самая ценная часть? Ваша душа? — Я очень надеялся, что даже космические мусульмане верят в существование души.

— Ладно, и что ты предлагаешь? Прекратить играть? — вызывающим тоном поинтересовался Якуб, и Граббс, хотя уже и был готов действовать, кивнул: «что мы-то тут можем сделать?».

— Ну уж нет, — сказал я. — Прекратим играть, так они, чего доброго, высадят нас на Юпитере, или еще где. Контракт придется соблюдать. Мы продолжим выступления, вот только будем играть не то, что им нравится. Кто знает, может нас и отправят домой пораньше. В конце концов, подписываясь под это дело, я обещал только одно: исполнять для них джаз.

— Знаешь, а мне уже нравится, — закивал Большой Си. — Есть какие-то предложения?

— О, да, я уже кое-что придумал. Пойдемте все ко мне, — сказал я. — Надо бы нам прослушать еще несколько пластинок и разучить пару мелодий.

Большой Си нацепил на себя привычную широкую улыбку заправского конферансье и посмотрел на жабью публику.

— Добро пожаловать, дамы, джентльмены, да и вообще, кем бы вы ни были. Рады снова видеть вас после целой недели, проведенной на лунах Юпитера. За это время мы составили и тщательно отрепетировали новый репертуар, и я уверен — это вызовет настоящий всплеск. Еще раз добро пожаловать, и запомните: мы будем играть для вас в течение всего путешествия.

Затем он повернулся лицом к нашей группе и отщелкал пальцами: раз, два, раз-два-три-четыре, и тогда Джимми Роско начал соло рояле. «Смешать, но не взбалтывать» — в ту ночь эта композиция стала моей самой любимой из всего творчества Монка.

Спустя пару тактов подключился и остальной бэнд, и ни один из нас, черт возьми, даже не пытался расплыться. Нам удалось серьезно встряхнуть публику. Вся аранжировка была выстроена вокруг партии рояля, исполняемой в монковском стиле. Медь гремела на разные голоса, а саксофоны в унисон выводили визгливое соло.

Никогда не думал, что жабы могут так быстро очистить помещение. Конечно, дошло до них не сразу; большинство оставалось на своих местах, пока мы не перешли к «Тринкл Тинкл» — и вот это вынести они уже не могли. Распробовав Монка, инопланетяне почувствовали себя так скверно, что некоторые даже обгадились. Не самое приятное зрелище. Но, поверьте, я до сих пор испытываю немалую радость, вспоминая, как Тяжелые Брови поскользнулся на этом фиолетовом инопланетном навозе и рухнул прямо на свой фагот, разломив тот напополам.

Не имею ни малейшего понятия, что именно в этой музыке так влияет на чужаков. Этого и сам Монк не знает. Позднее, возвратившись на Землю, я рассказал ему об этом вечере, и Телониус чуть не лопнул от смеха. Он сообщил мне, что к нему уже заходил какой-то ученый, одержимый некой теорией, вооруженный распечатками с расчетами, графиками и непонятными цифрами. Но Монк ответил, что ответ на этот вопрос куда проще. «Все дело в таланте», — сказал он тогда и подмигнул.

Как бы то ни было, но до дома нас доставили даже быстрей, чем ожидалось. Мы просто начинали каждое свое выступление с парочки таких композиций, и тех жаб, кто оказался недостаточно сообразителен, чтобы понять с первого раза, тут же как ветром сдувало. Вскоре зал принадлежал уже только нам. И в те дни мы старались экспериментировать в музыке, не пытаясь расплываться. Наши пальцы продолжали помнить все те многочисленные мелодии, услышанные нами с того момента, как мы попали на корабль. Кстати, несмотря на то, что прошло уже много лет, я до сих пор ничего не забыл. У меня по сей день прям не голова, а чертова музыкальная библиотека.