Георгий Чернявский - Франклин Рузвельт

• Название: Франклин Рузвельт
• Автор: Георгий Чернявский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03522-5

Франклин Делано Рузвельт (1882—1945) — единственный американский президент, избранный на этот пост четырежды. С помощью «Нового курса» он вывел Соединенные Штаты из Великой депрессии и руководил ими почти на всём протяжении Второй мировой войны. Благодаря ему страна покончила с традиционным изоляционизмом и превратилась во влиятельного члена мирового сообщества, а ее граждане получили мощную систему социальной защиты. Сентиментальная вера в добро и справедливость уживались в нем с эгоизмом, расчетливостью и готовностью идти на немалые жертвы. Он бывал благороден и мелочен, самоотвержен и мстителен. Почему Рузвельт с симпатией относился к Сталину и недолюбливал де Голля? Кто побеждал в их с Черчиллем интеллектуальных состязаниях? Как семья относилась к его любовным романам? Как умудрялся он, страдая полиомиелитом, произносить речи стоя?

На эти и другие вопросы отвечает написанная на основе огромного комплекса литературы и американских архивных материалов книга доктора исторических наук Георгия Чернявского о последнем великом президенте США.

---

Соглашаясь с тем, что после занятия Сицилии (в разгар конференции поступило сообщение, что американский генерал Джордж Паттон занял Мессину, главный город острова) необходимо будет осуществить высадку в Италии, Рузвельт прислушивался к мнению американских военных, прежде всего Маршалла, убежденных, что наилучшим средством приблизить сроки окончания войны в Европе является хорошо спланированная и подготовленная операция в Северной Франции.

Заключительный доклад Объединенного комитета начальников штабов, одобренный конференцией, предусматривал проведение воздушных налетов на Германию; операцию «Оверлорд» — как сказано в докладе, «главное американо-английское наступление на суше и в воздухе против европейских держав оси» (ее начало было назначено на 1 мая 1944 года); военные действия в Италии; высадку на континент при чрезвычайных обстоятельствах (операция «Ранкин»); ограниченные действия на Балканах, главным образом в поддержку партизанских акций.

Некоторые разногласия возникли при обсуждении планов военных действий против Японии. Черчилль выразил желание, чтобы Великобритания приняла более активное участие в операциях, в частности в высадке десантов в Голландской Ост-Индии. Рузвельт дружески, но твердо отклонил это предложение, надеясь расширить американский контроль этого региона.

Девятнадцатого августа было подписано секретное соглашение о сотрудничестве в создании атомной бомбы, причем США сохраняли за собой ведущие позиции в научных исследованиях и производстве нового оружия{622}.

В Квебеке Рузвельт выступил с предложением о создании послевоенной международной организации и даже представил соответствующий проект, в котором говорилось об ответственности четырех великих держав за сохранение мира. Между прочим, президент пользовался аргументацией своего бывшего соперника по предвыборной борьбе У. Уилки, недавно выпустившего небольшую книгу «Единый мир»{623}, в которой республиканец выдвигал свой план международного сотрудничества.

По окончании встречи в Квебеке Черчилль провел еще две недели в Вашингтоне в качестве гостя президента. Во время бесед явственно ощущалось, что британский премьер вынужден был считаться, хотя и очень неохотно, с той реальностью, что по всем военным, экономическим, политическим показателям Америка Рузвельта оказывалась доминирующей силой.

Именно после Квебекской конференции началась подготовка первой встречи «большой тройки». Сразу после возвращения Рузвельта в Вашингтон на пресс-конференции 21 августа ему был задан прямой вопрос о возможности трехсторонней встречи, причем задан в такой форме, что президент должен был либо отвергнуть таковую возможность, либо отмести спекуляции в прессе по этому поводу.

Он избрал второй путь — гневно обрушился на обозревателя Дрю Пирсона, известного своими скандальными обвинениями представителей рузвельтовской администрации, особенно госсекретаря Халла, в том, что они не желают открывать второй фронт, поскольку стремятся обескровить Россию. Рузвельт сказал, что журналист «лжет от начала до конца» и этим ставит под угрозу единство объединившихся наций, вредит собственной нации и вообще он «хронический лжец»{624}. Таким нетерпимым по отношению к одному из видных представителей пишущей братии Рузвельта видели очень редко. Объяснялось это просто — за публикациями Пирсона следило посольство СССР, и они могли создать впечатление о негативном отношении администрации к восточному союзнику, что в данный момент было особенно невыгодно.

В сентябре—октябре 1943 года непродолжительное время длился торг по поводу места встречи. Сталин настаивал на Тегеране, где размещался советский воинский контингент и где он чувствовал бы себя в большей безопасности, тем более что столица Ирана находилась сравнительно близко к советской границе. Рузвельт, скорее всего по соображениям престижа, настаивал на своей зоне влияния — Каире или Багдаде, но в конце концов пошел на уступку. Весьма любопытно, что, действуя от имени «мистера Черчилля», он при этом ставил британского премьера перед свершившимися фактами. 8 ноября Рузвельт проинформировал Сталина о готовности встретиться с ним в Тегеране{625}. Со стороны американского президента, готового преодолеть расстояние, равное почти половине окружности Земли, это был жест, свидетельствовавший о высокой оценке им тех огромных военных усилий, которые вносил советский народ в достижение победы над агрессорами.

В отместку Рузвельту, отодвинувшему его на второй план, Черчилль написал Сталину: «Я был очень рад узнать о том, что Президент готов вылететь в Тегеран. В течение длительного времени я настойчиво просил его это сделать. Что касается меня, то я в течение нескольких прошедших месяцев заявлял о своей готовности отправиться в любое место, в любое время, когда мы трое сможем встретиться вместе»{626}.

Правда, появилось одно препятствие. Советники говорили Рузвельту, что он явно подвергнется нападкам недоброжелателей в конгрессе и вне его под тем предлогом, что, согласно Конституции США, должен подписывать законы или же налагать на них вето в течение десяти дней, тогда как поездка за рубеж предполагалась на значительно более длительный срок. Любопытно, что по поводу конференции в Касабланке, когда Рузвельт находился вне пределов страны более двух недель, такого рода опасения не высказывались.

Президент, однако, быстро нашел остроумный выход из положения, использовав юридическую уловку. Ведь нигде не говорилось, что он должен подписать закон в течение десяти дней после его принятия. «Будем считать, что я должен его подписать не позже чем через десять дней после получения», — заявил Франклин. Получить же принятые за время его отсутствия законодательные акты он мог официально только по возвращении в США.

Для встречи с Черчиллем и Сталиным Рузвельт проделал длинный путь. 19 дней заняло плавание линкора «Айова» до алжирского порта Оран. На борту корабля Франклин вновь начал вести дневник, о котором после окончания конференции опять позабыл. В первый же день путешествия он записал: «Это будет новая Одиссея — значительно более дальняя по суше и по воде, чем [мыслили] храбрые троянцы, имя которых я использовал в Гротоне, когда участвовал в соревновании за школьную награду. И она будет полна неожиданностей»{627}. Вместе с президентом «храбрыми троянцами» были начальники штабов трех родов войск и личный советник Гарри Гопкинс.

В дороге произошел инцидент, который мог привести к катастрофе. Сопровождавший «Айову» эсминец «Портер» выпустил торпеду, которая чуть было не подорвала линкор. Оказалось, что оплошность допустил дежурный офицер, проводивший чистку торпедного аппарата. В результате короткого замыкания торпеда ринулась в направлении «Айовы». Лишь по чистой случайности взрыв произошел в океане, неподалеку от флагмана. Вместе с верховным главнокомандующим опасность угрожала всем начальникам штабов. Вина офицера была бесспорной — он должен был проверить, чтобы торпедный аппарат был нацелен на пустое пространство. Президент, однако, приказал простить моряка и тем более не отстранять от должности командира эсминца, что предлагал сделать командовавший эскадрой адмирал Кинг. Достаточно того, что бедняга узнал, что он чуть было не торпедировал линкор с главнокомандующим и пятью адмиралами на борту, заявил Рузвельт.

Он писал в дневнике: «Пока всё идет хорошо. Поездка проходит с полным комфортом. Достаточно тепло, чтобы сидеть в одном свитере поверх рыбацкой рубашки и брюк… Завтра вечером мы увидим Африку, а в субботу утром сойдем на берег… Какое облегчение обходиться без газет»{628}.

Из Орана самолетом президент проследовал в Тунис, а затем в Каир. Рузвельт не мог отказать себе в удовольствии посетить в Тунисе руины Карфагена, а в Египте (вначале из иллюминатора самолета, а затем и из окна автомобиля) вместе с Черчиллем осмотреть пирамиды. Он сделал запись в дневнике: «Мы проехали обходными путями, чтобы избежать [встречи с] германскими самолетами со стороны пустыни. Посмотрели на Нил на расстоянии примерно 100 миль от Каира — потрясающая сцена — и продолжили путь вдоль узкого пояса плодородных полей со многими деревнями, достигнув в конце концов больших пирамид и моего старого друга Сфинкса. Все мы пообедали (кроме Сфинкса) на [отведенной] мне вилле»{629}.

В Каире состоялись переговоры с Черчиллем и его советниками. Здесь они согласовали свои позиции перед встречей с советским лидером, понимая, что игра с ним будет нелегкой.

Рузвельт встретился со специально прибывшим в Египет главой китайского правительства Чан Кайши и его женой. Можно было бы, впрочем, поменять супругов Чан Кайши местами. Хотя премьер присвоил себе звание генералиссимуса, делами, по мнению многих наблюдателей, вершила его предприимчивая и властная половина. Рузвельта несколько раздражала мадам Чан Кайши, особенно ее манера хлопать в ладоши, чтобы подозвать слугу. Он был недоволен и тем, что энергичная дама отослала прочь переводчика и взяла на себя его роль. Хотя она хорошо знала английский язык, президент всё же больше доверял профессионалам и опасался, что мелкая ошибка может исказить смысл сказанного.