Георгий Чернявский - Франклин Рузвельт

• Название: Франклин Рузвельт
• Автор: Георгий Чернявский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03522-5

Франклин Делано Рузвельт (1882—1945) — единственный американский президент, избранный на этот пост четырежды. С помощью «Нового курса» он вывел Соединенные Штаты из Великой депрессии и руководил ими почти на всём протяжении Второй мировой войны. Благодаря ему страна покончила с традиционным изоляционизмом и превратилась во влиятельного члена мирового сообщества, а ее граждане получили мощную систему социальной защиты. Сентиментальная вера в добро и справедливость уживались в нем с эгоизмом, расчетливостью и готовностью идти на немалые жертвы. Он бывал благороден и мелочен, самоотвержен и мстителен. Почему Рузвельт с симпатией относился к Сталину и недолюбливал де Голля? Кто побеждал в их с Черчиллем интеллектуальных состязаниях? Как семья относилась к его любовным романам? Как умудрялся он, страдая полиомиелитом, произносить речи стоя?

На эти и другие вопросы отвечает написанная на основе огромного комплекса литературы и американских архивных материалов книга доктора исторических наук Георгия Чернявского о последнем великом президенте США.

---

Поэт Ю. Кузнецов в 1978 году даже посвятил этому «эпизоду» стихотворение, завершавшееся словами:

Раздумьем Сталин не смутился,
Неспешно трубку раскурил: —
Мне тоже сон сегодня снился —
Я никого не утвердил!

Этот анекдот, выдаваемый сталинистами, в числе других фикций, за достоверный факт, гуляет и в наши дни. Престарелый В. М. Молотов, которому писатель Ф. Чуев рассказал эту байку[37], был очень доволен: «Подобные разговоры с подковырками имели место на конференциях “Большой тройки”, и Сталин действительно всегда находил выход из, казалось, безвыходного положения»{639}.

Если же возвратиться к тому, что происходило в действительности, то необходимо подчеркнуть, что конференция протекала в атмосфере сотрудничества и в то же время острых дипломатических схваток, причем медиатором, как правило, выступал Рузвельт. На первом заседании он дал обзор военных действий на фронтах, а затем проинформировал советского союзника о решении США и Великобритании осуществить высадку своих частей в Северной Франции не позже мая 1944 года и даже о присвоении операции кодового наименования «Оверлорд».

Сталин поинтересовался, кто будет командовать высадкой во Франции, и, узнав, что командующий еще не назначен, сделал скептическую ремарку по поводу успеха операции, которую Рузвельт и Черчилль предпочли пропустить мимо ушей. Советский лидер, в свою очередь, заявил, что его страна присоединится к войне против Японии по окончании военных действий в Европе.

Хотя Черчилль в Тегеране несколько раз возвращался к возможности «балканского варианта», Сталину удалось усыпить опасения союзников заявлениями, что он не собирается овладевать Европой, поскольку у русских много дел у себя дома. Так «балканский вариант» по существу дела был отброшен навсегда, хотя Черчилль еще не раз напоминал о его плодотворности. Это дало возможность именно советским вооруженным силам овладеть Румынией, Болгарией, Венгрией, Чехословакией, Югославией и обеспечить в них, а также в Албании создание сателлитных режимов. В том, что в Восточной Европе почти на полстолетия у власти были поставлены коммунистические правительства, немалая доля ответственности американского президента.

Практичный Рузвельт, в отличие от Черчилля, не мыслил перспективно, на много лет вперед. Ему было важно как можно скорее и при относительно небольшом расходовании живой силы и материальных средств получить результат — полный разгром агрессоров и их безоговорочную капитуляцию. Можно ли его за это упрекать? Думается, что в данном случае цена победы была большой, но оправданной. Хотя, надо сказать, по сей день многие политические наблюдатели и некоторые профессиональные историки полагают, что Рузвельт в угоду Сталину предал интересы народов Восточной Европы. Я считаю, что они судят президента США неоправданно строго.

Именно Рузвельт поднял в Тегеране вопрос о создании международной организации безопасности и развития. По его мнению, в нее могли бы войти до сорока государств (разумеется, исключая страны агрессивного блока) во главе с неким руководящим органом, в котором ведущую роль играли бы США, Великобритания, СССР и Китай. Президент, таким образом, проводил свою идею «четырех полицейских». Несмотря на демагогические сомнения Сталина по поводу того, что появление четырех гегемонов может не понравиться остальному миру, и более трезвое его суждение относительно слабости и децентрализации Китая, в принципе идея международной организации была одобрена.

Немалое место на Тегеранской конференции занял вопрос о послевоенной Германии. Рузвельт стоял на наиболее жесткой позиции. Еще до конференции он высказал Объединенному комитету начальников штабов свое мнение о необходимости расчленения Германии на три государства — южное, северо-западное и северо-восточное. Теперь же он поставил вопрос о целесообразности создания на месте Германии пяти новых государств и в дополнение к ним своего рода «вольных зон» под международным контролем. Черчилль был не так радикален — он предлагал отделить от Германии юго-западные земли, объединив их с дунайскими государствами в конфедерацию. Скорее всего уже задумывавшийся над планами подчинения дунайских стран своей воле, Сталин тотчас выступил против проекта Черчилля, а Рузвельт его поддержал, заявив, что Германия была менее опасной для цивилизации, когда состояла из 107 провинций. Откуда президент взял эту цифру, неясно, но в условиях, когда союзники начинали громить силы агрессивного блока, она звучала весьма убедительно. Однако было сочтено целесообразным не предрешать судьбу Германии, а передать обсуждение вопроса в недавно созданный орган — Европейскую совещательную комиссию.

В большей мере интересовал Рузвельта, нежели Черчилля, но особенно остро стоял для Сталина польский вопрос. О расправе с поляками в Катынском лесу западные лидеры благоразумно молчали. Речь шла о том, что в наибольшей степени волновало поляков — и находившихся в эмиграции, и натурализовавшихся в США: о границах Польши.

Для обсуждения этой проблемы Рузвельт пригласил Сталина на двустороннюю встречу 1 декабря. Президент был очень осторожен — открыто не осуждал присоединение к СССР восточной части Польши, однако дал понять, что поляки должны получить территориальную компенсацию. Именно в этой связи возник вопрос о передвижении польской границы на запад, вплоть до реки Одер. Для Сталина это было наилучшим решением, тем более что по его замыслу созданный на территории СССР Польский комитет национального освобождения (ПКНО), руководимый коммунистами, рассматривался им как основа будущего польского правительства. С лондонским эмигрантским правительством дипломатические отношения были разорваны после раскрытия катынского преступления, и советскому диктатору теперь было выгодно его попросту игнорировать.

К польскому вопросу участники конференции возвратились уже втроем в ее последний день, причем была достигнута договоренность о перенесении границы между СССР и Польшей на запад (примерно к так называемой линии Керзона[38], что в основном соответствовало этническому принципу) и о перемещении западной польской границы на реки Одер и Нейсе. Сталин и Рузвельт были настолько уверены в своих силах, в мощи своих держав, что даже не задумывались о том, что по поводу польских границ следовало бы поговорить с самими поляками. Страна перекраивалась волей лидеров великих держав, и в этом вопросе Рузвельт явно шел на поводу у Сталина.

Черчилль понимал, что важные вопросы решаются в Тегеране за его спиной. Он говорил сопровождавшему его заместителю министра иностранных дел Великобритании Александру Кадогану: «Я сидел между большим русским медведем с вытянутой вперед лапой, с одной стороны, и огромным американским буйволом, с другой. Между ними двумя сидел несчастный маленький английский ослик, который был единственным, кто знал правильный путь»{640}. Сэр Уинстон, с одной стороны, разумеется, искусственно принижал себя — он отнюдь не считал свою личность столь уж незначительной. С другой стороны, он был твердо убежден в своей правоте и полагал, что ближайший союзник — американский президент — ступил на неверный путь сделки с советским диктатором.

Тем не менее своего рода пиком выражения благожелательного сотрудничества стало празднование 69-летия Черчилля 30 ноября. Виновник торжества не скупился на красноречивые признания — всячески хвалил Рузвельта и несколько умереннее Сталина, что, видимо, последнему не понравилось. Ощутив это, Рузвельт произнес: «В то время как мы здесь празднуем день рождения британского премьер-министра, Красная армия продолжает теснить нацистские полчища. За успехи советского оружия!» В свою очередь, с тостом поднялся Сталин: «Я хочу сказать вам, что, с русской точки зрения, президент и народ Соединенных Штатов сделали для победы в этой войне. Самое главное в этой войне — машины. Соединенные Штаты показали, что они в состоянии создавать от восьми до десяти тысяч самолетов в месяц. Россия же может производить не более трех тысяч самолетов в месяц. Англия производит от трех до трех с половиной тысяч… Именно поэтому Соединенные Штаты можно назвать страной машин. Не имея этих машин через систему ленд-лиза, мы проиграли бы войну».

От этого признания советская пропаганда стала всячески открещиваться через несколько лет, когда началась холодная война. Пока же в тосте Сталина звучала не только благодарность за поставки по ленд-лизу, но также понимание, что «арсенал демократий» в данном случае работал на ту страну, где «абстрактная демократия» не признавалась, а восхвалялась «социалистическая демократия».

А. И. Уткин с полным основанием констатирует, что, когда Рузвельт вылетел из Тегерана, он был доволен. «Его план продвижения к искомому послевоенному миру реализуется. Он установил рабочие отношения с СССР, нащупал возможности компромисса по польскому вопросу, нашел в СССР понимание относительно будущей роли Китая, Западной Европы, проектов построения отличного от предвоенного мира. Обещание СССР выступить против Японии облегчало выполнение азиатских планов Америки. Дела шли желаемым образом»{641}.