Георгий Чернявский - Франклин Рузвельт

• Название: Франклин Рузвельт
• Автор: Георгий Чернявский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03522-5

Франклин Делано Рузвельт (1882—1945) — единственный американский президент, избранный на этот пост четырежды. С помощью «Нового курса» он вывел Соединенные Штаты из Великой депрессии и руководил ими почти на всём протяжении Второй мировой войны. Благодаря ему страна покончила с традиционным изоляционизмом и превратилась во влиятельного члена мирового сообщества, а ее граждане получили мощную систему социальной защиты. Сентиментальная вера в добро и справедливость уживались в нем с эгоизмом, расчетливостью и готовностью идти на немалые жертвы. Он бывал благороден и мелочен, самоотвержен и мстителен. Почему Рузвельт с симпатией относился к Сталину и недолюбливал де Голля? Кто побеждал в их с Черчиллем интеллектуальных состязаниях? Как семья относилась к его любовным романам? Как умудрялся он, страдая полиомиелитом, произносить речи стоя?

На эти и другие вопросы отвечает написанная на основе огромного комплекса литературы и американских архивных материалов книга доктора исторических наук Георгия Чернявского о последнем великом президенте США.

---

Временами под воздействием явного нарушения Германией всех международных обязательств (выход из Лиги Наций, отказ от Версальского мира, перевооружение, захват демилитаризованной Рейнской области) возникали импульсивные, малообоснованные намерения что-то сделать, и как можно скорее. Франклин писал полковнику Хаусу, что хорошо было бы подвергнуть Германию экономическому бойкоту, который мало отличался бы от блокады времен Первой мировой войны{368}.

Но президент отлично понимал, что внезапный, взрывной переход к глобальной мировой политике, к активному вмешательству в международные конфликты, вступление в Лигу Наций или, по крайней мере, поддержка ее инициатив, иначе говоря, отказ от изоляционизма и вхождение в блок государств, выступающих против агрессии, будет воспринят самыми широкими слоями населения крайне негативно. Американский народ, привыкший жить как бы на своей собственной планете, надо готовить к мировой политике, демонстрируя не только моральную важность, но и практические преимущества такого поведения — это было глубочайшее убеждение Франклина.

Вначале он стремился разделаться с теми международными делами, которые считал малыми, в частности с проблемой долгов европейских стран Соединенным Штатам. Он тайно встретился с послом Франции Полем Клоделем и предложил схему уплаты долгов без процентов, что должно было заинтересовать европейских должников. Но это предложение повисло в воздухе, а позже было снято с повестки дня. Не встретила поддержки в американском истеблишменте также инициатива Рузвельта по установлению более тесных отношений с Великобританией.

Европейские страны с прохладцей смотрели на предложения американского президента, полагая, что большой пользы от установления тесных связей с заокеанской республикой они не извлекут — она была крайне слаба в военном отношении. Рузвельт считал рост вооружений и создание сильной армии одними из приоритетов, но выходить за пределы изоляционизма, превращать США в подлинно мировую державу он мог только медленно и постепенно.

Одним из немногих достижений в этой области в первые годы рузвельтовского президентства была энергичная реакция на японскую агрессию на Дальнем Востоке. В июне 1933 года Рузвельт запросил у конгресса ассигнования на строительство тридцати двух крупных военных кораблей общим водоизмещением 120 тысяч тонн, в том числе авианосцев, хотя военной авиации страна пока практически не имела. Сама эта инициатива означала, что к программе военно-морского строительства Рузвельт вскоре добавит создание мощного воздушного флота.

После вступления Рузвельта на высший пост Соединенные Штаты включились в работу международной конференции по разоружению, которая после нескольких лет подготовки проходила в Женеве в 1932—1935 годах. Правда, на этой конференции, как и ранее в подготовительной комиссии, шли бесконечные разговоры о наступательных и оборонительных видах оружия, о том, какие средства ведения войны следует запрещать или ограничивать, а какие не следует, сами переговоры о сокращении вооружений, по словам Рузвельта, были позитивными. Лучше говорить о мире, чем готовиться к войне, полагал он. В переписке с премьер-министром Франции Эдуаром Эррио и его британским коллегой Рамсеем Макдональдом Рузвельт призывал отказаться от наступательного оружия и даже участвовать в коллективных действиях против агрессоров, но и он уклонялся от объяснения, какие средства ведения войны являются наступательными, а какие оборонительными.

Однако в письмах доверенным людям президент называл конференцию по разоружению неплодотворной, если не сказать пустой тратой времени. 30 августа он писал своему старому знакомому, с которым поддерживал связь еще с начала 1920-х годов, американскому дипломату Норману Дэвису[26], представлявшему на конференции США: «Настало время нациям возвратиться к реальностям… На конференции ведутся разговоры с 1926 года (имелась в виду и работа подготовительной комиссии. — Г. У.), но существа проблем она не коснулась»{369}.

В своей неофициальной пессимистической оценке Рузвельт оказался прав. В сентябре 1933 года Германия отказалась от участия в конференции по разоружению, а в октябре покинула Лигу Наций. Приходилось расставаться с платоническими, утопическими мечтаниями и проводить политику реалий.

* * *

Проявлением существенной активизации внешней политики сразу же после прихода Рузвельта в Белый дом явилось установление дипломатических отношений с СССР.

Будучи искренним приверженцем свободного предпринимательства, теперь, правда, под государственным контролем и осторожным регулированием, Рузвельт с интересом наблюдал за социальными экспериментами в России, однако отнюдь не разделял восторгов левой западной интеллигенции, в том числе и американцев, например писателей Эптона Синклера и Теодора Драйзера, по поводу социалистической перестройки общества.

Американскому президенту были чужды формы организации общества, которые практиковались в России со времени Октябрьского переворота 1917 года: господство государственной собственности, которое слегка ослабело в годы нэпа, но было полностью восстановлено во время индустриализации 1930-х годов; насильственная, кровавая коллективизация сельского хозяйства; всевластие одной партии и официальной идеологии, вторжение государства в частную жизнь людей, атмосфера страха и террора — всё то, что уже тогда стали именовать тоталитарной системой.

Неприятие большевистских реалий предопределило тот факт, что США не последовали примеру многих других стран, которые в 1924—1925 годах официально признали СССР и обменялись с ним дипломатическими представительствами. Вторым камнем преткновения являлись долги России Соединенным Штатам: хотя они и были небольшими, республиканские администрации считали их уплату предварительным условием вступления в переговоры о восстановлении официальных отношений.

Но Рузвельт был политиком-реалистом. Он подходил к проблеме взаимоотношений с СССР с геополитических позиций, видя в мощном восточном государстве возможного союзника в противодействии японской, а затем и германской агрессии. Немаловажными были и экономические соображения.

Во время своей первой предвыборной кампании по тактическим соображениям Рузвельт ничего не говорил о признании СССР, вообще не упоминал о нем. Но в октябре 1932 года, отвечая на вопрос редактора только что созданного формально беспартийного, но фактически финансируемого СССР и издаваемого коммунистами журнала «Soviet Russia today» («Советская Россия сегодня») Джессики Смит о перспективах признания СССР, кандидат на высший государственный пост обещал изучить эту проблему и подойти к ней объективно{370}.

В США с 1924 года в качестве неофициального советского представительства действовал так называемый Амторг — акционерное общество, являвшееся посредником в экспортно-импортных операциях СССР в США. По заказам заинтересованных организаций Амторг закупал оборудование, принимал товары, организовывал их отправку Одновременно он был базой тайных агентов иностранного отдела ОГПУ, подчас успешно внедрявшихся в американские военные и иные структуры{371}.

Американский бизнес считал — и президент с ним согласился, — что установление дипломатических отношений значительно расширит советский рынок для промышленности США. Обсудив со своими советниками вопрос о курсе в отношении Советского Союза, президент уже в первые недели своего пребывания в Белом доме пришел к выводу, что США многое теряют, не имея официальных контактов с СССР.

Почти через 12 лет, 21 октября 1944 года в речи перед членами Ассоциации внешней политики, а затем на Ялтинской конференции глав трех держав Рузвельт напомнил о своей инициативе по признанию СССР, причем сделал это в свойственной ему непринужденной манере, подчеркнув исключительно личную инициативу и вроде бы спонтанный, эмоциональный характер самого признания. Он сообщил, что в 1933 году его жена посетила урок истории в какой-то американской школе. В классе висела карта, на которой большое пространство на востоке Европы и в значительной части Азии не имело никакого названия, представляя собой белое пятно. Учитель пояснил, что руководство школы запретило ему что-либо говорить о государстве, находящемся на месте пятна. Якобы именно этот эпизод подтолкнул президента к признанию СССР, к тому, чтобы на карте появилась страна, с которой США общались бы на равной основе. Рузвельт продолжал: «В течение шестнадцати лет до события, о котором сейчас идет речь, американский и русский народы не имели никаких каналов для практического общения между собой. Мы восстановили эти каналы»{372}.

Неизвестно, имел ли место такой случай на самом деле или был очередной фантазией Рузвельта. Причины признания, разумеется, были совершенно иными — лежали в политической плоскости, были связаны с заинтересованностью США в привлечении СССР к системе коллективной безопасности и развитии с ним экономических отношений.