Евгений Спангенберг - Заповедными тропами

• Название: Заповедными тропами
• Автор: Евгений Спангенберг
• Издательство: Армада
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1995
• ISBN: 5-7632-0067-5

Автор — ученый и путешественник — посвятил животным всю свою жизнь.

Его увлекательная книга, написанная простым языком и рассказывающая о впечатлениях, чувствах и событиях, знакомых каждому с самого детства, никого не оставит равнодушным.

---

— Нет, — протянул я, — мне нужна такая живая птица, которую я смог бы живой увезти в Джулек, а потом в Москву, а эта, как видишь, уже перестала двигаться.

Мои слова повергли Дусена в полное уныние. Видимо, вся канитель с сойками ему порядочно надоела, и он мечтал уже вернуться к своей обычной, спокойной жизни. Заряд дроби моего второго выстрела случайно выбил все маховые перья крыла другой саксаульной сойки. Птица была невредима, но полностью утратила способность полета. Положив на землю ружье и сбросив с себя все лишние вещи, я кинулся ловить саксаульную сойку-подранка. Однако она с такой быстротой перебегала открытые участки песка и так умело использовала каждый куст саксаула, что мои попытки оставались тщетными. Я понял, что поймать этого иноходца одному человеку почти невозможно. Правда, со мной был Дусен. Но вместо того, чтобы помочь мне в ловле саксаульной сойки, он пытался догнать меня. Оказывается, ему было необходимо теперь же выяснить — живая ли эта, по моим понятиям, птица.

— Я, я — тресен (да, да — живая), — закивал я головой, когда наконец понял, что от меня нужно Дусену, и тогда мы уже вдвоем бросились ловить птицу.

Но как же ее было трудно поймать! Полчаса спустя мы были совершенно измучены преследованием. Пытаясь схватить птицу среди ветвей саксаула мы падали на землю, покрылись ссадинами и песком, мой высохший язык в буквальном смысле прилипал к гортани. Ведь в раскаленной атмосфере котловины и так было трудно дышать, мы же как угорелые носились за сойкой. Правда, и перепуганная сойка, видимо, сильно устала. Она все реже решалась перебегать открытые участки песка и предпочитала вертеться среди густых ветвей саксаула.

Вот утомленная птица прячется под наклонившийся ствол дерева и неподвижно сидит с широко открытым ртом. Пользуясь этим, я подползаю к ней из-за дерева. Вот она совсем близко, и я судорожно схватываю рукой… увы, пустое место. Еще минут десять напряженной гонки, и вдруг — о неожиданная удача, о радость! — на наших глазах саксаульная сойка забегает под нависшую ветвь саксаула и прячется в полуразрушенную норку грызуна-песчанки. Я с одной стороны, Дусен — с другой замерли на месте и напряженно ждем, когда вся птица скроется с поверхности, чтобы, прикрыв нору рукой, отрезать ей выход наружу… Кажется, пора, и я бросаюсь вперед. Но, к несчастью, мой спутник делает то же самое. Сильный удар головы Дусена по моему глазу отбрасывает меня в сторону. С трудом поднимаюсь на ноги и зажимаю рукой ушибленное место… «Шы… шы…» — кажется мне, дышит мой подбитый глаз, заплывая опухолью.

— Ой-бай, ой-бай, — сокрушается надо мной Дусен, суя мне в руки медную пряжку от своего пояса.

— Да не надо мне ничего! Сойка где? Сойку смотри! — кричу я своему спутнику.

— Какой сойку? — недоумевает Дусен.

— Да сойку, сойку — ну, кум-саускан — понял, что ли? Где кум-саускан?

— А, кум-саускан — белем, белем (понял, понял), — радуется Дусен. — Кум-саускан нету. Кум-саускан кеткен (убежала), — заканчивает он.

— Куда убежала? — кричу я не своим голосом.

— Бельмей кайда кеткен (не знаю, куда убежала) — нету кум-саускан, — оправдывается Дусен.

Одним словом, расторопная соечка как нельзя лучше воспользовалась нашим замешательством и благополучно удрала от двуногих неудачников.

«Нет, — решил я после этого случая, — не надо мне таких помощников. Сам я лучше справлюсь со своей задачей».

Утренний полумрак царил в песках, когда на следующий день я проснулся и выбрался из полога. В трех юртах, стоящих поодаль, все еще спали крепким сном; спал и мой помощник Дусен. Прохлада и тишина стояли кругом. Лишь изредка позвякивал медный колокольчик на шее лежащего у юрт верблюда, а из соседних песков доносился крик пустынного сычика. Я не спеша поднялся на ближайший песчаный холм, прошел с полкилометра вдоль его гребня и спустился в одну из больших котловин, поросшую крупным саксауловым лесом. Я решил найти гнездо саксаульных соек и взять птенцов. За короткое время мне удалось отыскать три гнездышка, два других — среди спутанных зимними ветрами ветвей песчаной акации.

Все гнезда были похожи на гнезда нашей сороки, отличаясь от них лишь меньшими размерами. Но мне положительно не везло. Только в одном гнезде я нашел птенчиков, притом таких маленьких и беспомощных, что нечего было и думать довезти их живыми не только до Москвы, но и до поселка Джулек. Неужели мне придется отказаться от добычи живой саксаульной сойки и ехать в Москву с пустыми руками! Попаду ли я еще раз в Кызылкумы и представится ли мне еще такой удобный случай? Нет, многого я не желаю, но одну живую сойку мне необходимо достать теперь же. И я стал тщательно осматривать деревья в надежде найти еще гнездо с более крупными птенцами.

Взрослые сойки несколько раз попадались мне, пока я исследовал котловину; в одном месте я встретил даже целый выводок, птенцы которого уже умели летать.

Сегодня я не гонялся, как вчера, за ними с ружьем, и они вели себя много доверчивее. Видимо, появление человека интересовало птиц, и, когда я оставлял следы на песке, они тщательно осматривали этот участок.

«Не попытаться ли поймать сойку волосяной петлей?» — мелькнула у меня в голове мысль. Волосяные петли во время своих поездок я всегда носил с собой. Усевшись на песок, из-под подкладки своей фуражки я извлек пару петель, затем раскопал песок до сырого слоя и здесь установил ловушки.

Сырое пятно песка было заметно издали и, конечно, должно привлечь внимание любопытных птиц. Несколько мелких кусочков хлеба, брошенных мной около петель, являлись приманкой.

Много времени прошло с момента установки ловушки. Солнце поднималось все выше и выше и жгло землю. Под его горячими лучами давно высох сырой песок раскопанного участка, а желанная добыча не шла в руки. Я уже хотел отказаться от своей затеи, как громкая знакомая трель птицы дала знать, что моя затея не пропала даром. Несколько секунд спустя я уже держал в руках великолепную живую саксаульную сойку.

— Тамыр, тамыр (товарищ), — услышал я человеческий голос и в тот же момент увидел Дусена. Размахивая руками, он рысью ехал ко мне на верблюде. Его послали искать русского, который мог заблудиться в песках.

Соскочив на песок и опустившись на колени, он из кожаного мешка — бурдюка налил огромную деревянную чашку кислого молока — айрана и передал ее мне.

И пока я с жадностью тянул из чашки напиток, Дусен по-детски радовался, что доставил мне удовольствие.

Настало время возвращаться в Джулек. «Не лучше ли будет использовать для переезда ночное время, — думал я, — все-таки легче покажется дорога». И вот я решил выехать с вечера и без остановки ехать, пока солнце не поднимется высоко.

В двадцати восьми километрах от Бил-Кудука лежало урочище Алабье; до него и обещал проводить меня Дусен. Далее я уже не боялся сбиться с пути, так как до самого переезда через Сырдарью отсюда шла проторенная тропинка. Но обстоятельства помешали осуществить мои намерения.

Восточное гостеприимство не позволяло моим радушным хозяевам отпустить гостя в дальний путь без прощального угощения чаем. Оно затянулось надолго.

— Пора выезжать, нельзя время тратить — ведь до Джулека бесконечно далеко, — пытался я убедить хозяина.

Но Дусен только улыбался, показывая свои ровные белые зубы, и подливал мне совсем крошечную порцию едва подбеленного молоком крепкого чая.

— Ай киреды, кибит барасен (месяц взойдет, домой пойдем), — убеждал он меня, вновь наливая чай в мою кисайку.

— Нет, дорогой Дусен, — возразил я самым решительным образом. — Довольно и того, что мы дождались, когда солнце зашло, а когда месяц взойдет, ждать не будем — сейчас поедем.

Однако пока Дусен отыскивал своего осла, потом куда-то запропастившуюся подпругу, пока подвязывал бурдюк с айраном и наконец уселся в седло — действительно взошел месяц.

Огромный и золотой, он поднялся над горизонтом и фантастическим полусветом залил причудливые пески Кызылкумов.

Хорошо ехать в лунную ночь верхом по пустыне! Бодро идет вперед ваша лошадь, не жжет, не ослепляет яркое солнце. И кажется, целые сутки можно не слезать с седла. Зато как трудно ехать по раскаленной пустыне в дневную жару. Блестит песок, над ним струится горячий воздух, ослепляют яркие лучи солнца, и от беспрерывного напряжения мышц лица вы вскоре чувствуете сильное утомление.

Вот почему мне и хотелось использовать для переезда большую часть прохладного времени суток. Но мне это не удалось осуществить, и когда я в Алабье простился с Дусеном, пустыня уже была окутана предрассветными сумерками.

Около полудня я слез с седла и расположился под развесистым саксаулом, ветви которого могли хоть отчасти укрыть от жгучих лучей солнца. «Часика два-три отдохну, — думал я, — и дальше поеду». Однако об отдыхе нечего было и думать. Множество крупных клещей обитало в этой части пустыни. С моим появлением они оживленно забегали по песку, в буквальном смысле слова преследуя меня по пятам. Чем дольше я оставался на одном месте, тем больше клещей собиралось около меня; избавиться от них, предотвратить их смелый и настойчивый натиск было почти невозможно. Вновь я взобрался на лошадь и под горячим солнцем шагом пустился в далекий путь.