Евгений Спангенберг - Заповедными тропами

• Название: Заповедными тропами
• Автор: Евгений Спангенберг
• Издательство: Армада
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1995
• ISBN: 5-7632-0067-5

Автор — ученый и путешественник — посвятил животным всю свою жизнь.

Его увлекательная книга, написанная простым языком и рассказывающая о впечатлениях, чувствах и событиях, знакомых каждому с самого детства, никого не оставит равнодушным.

---

Покончив с едой, Тюка отряхивается от назойливого комара и, прищурив глаза, прячется за меня от солнца.

Но вот, оставив совку на пне, я отхожу от нее шагов на тридцать и негромко зову по имени. Птичка не желает оставаться в одиночестве. Неуверенным прямым полетом покрывает она разделяющее нас расстояние и, вцепившись когтями в мою одежду, беспомощно повисает, раскрыв крылья. «Чуф, чуф, чуф», — подает она негромкий голос, глядя мне в лицо своими круглыми глазами. Я беру ее в руки, засовываю за пазуху так, что голова совки остается снаружи, и мы идем дальше.

Только к осени моя совочка научилась сама находить приготовленный ей корм и этим развязала мне руки. Уезжая на службу, я уже оставлял ее дома. Но зато как она встречала меня, когда я возвращался домой поздно вечером! Вспомните, как вас встречает иногда ваша собака. Она заглядывает в ваши глаза, ищет вашей ласки. Но разве можно умную собаку сравнить с птицей и тем более с ночной птицей совкой, скажете вы! Представьте себе, можно. Конечно, совка не сумеет так ярко выразить свою привязанность к вам, но выразит ее по-своему.

Вечер. Вернувшись домой, я отпираю дверь и только успеваю переступить порог своей квартиры, как на меня сверху спускается Тюка. Но садится она не как все птицы, а, подлетев, просто вцепляется когтями в мою верхнюю одежду и уж потом, помогая крыльями, влезает выше и устраивается удобнее. С совкой на плече или спине я иду в кухню, мою руки, разогреваю обед и, наконец, усаживаюсь за обеденный стол. Небольшая деревянная коробка стоит рядом с моим обеденным прибором и сейчас привлекает внимание птицы. «Чуф-чуф», — негромко кричит Тюка, заглядывая мне в лицо. И тогда я открываю крышку, пинцетом извлекаю мучного червя и кладу его на стол к ногам Тюки. Но, вероятно, Тюка плохо видит на таком близком расстоянии. Торопливо она пятится назад и, когда расстояние между ней и червячком достигает около десяти сантиметров, делает прыжок вперед. Вцепившись в добычу когтями обеих лап, она убивает ее, а затем, ухватив червячка поперек, подносит ко рту.

Обед окончен. Тюка тоже утолила голод и теперь, взобравшись по моей руке на плечо, трется своей круглой головой, покрытой такими мягкими перьями, о мою шероховатую щеку. Но вот она порывисто взлетает на висящую картину и, покрутившись там с полминуты, кидается вниз и с лету исчезает у меня за пазухой. Я вытаскиваю ее наружу, поглаживаю ее мягкую спинку, почесываю шейку — одним словом, веду себя так, как с разыгравшейся домашней кошкой или собакой. В такие минуты я совсем забываю, что передо мной дикая ночная птица.

Прошла осень, потом большая часть зимы; мартовские метели сменились яркими весенними днями — потекло с крыш.

Однажды я проснулся среди ночи. Меня разбудило непривычное беспокойное поведение Тюки. С раскрытыми глазами я лежал в темноте и не мог сообразить, что творится с моей любимицей. Около минуты она беспрерывно кругами носилась под потолком, а затем, усевшись на буфет, издала громкий и чистый свист — свист, который я любил слушать в весенние южные ночи. Я замер в ожидании нового крика, но Тюка сорвалась с места и вновь как сумасшедшая закружилась под потолком. Наверное, прошло около часа, а совка не могла успокоиться. Изредка она присаживалась на картину и, передохнув самое короткое время, вновь принималась за свои упражнения в полете. Но чем дольше она кружилась под потолком, тем ее полет становился менее уверенным. Вот уже несколько раз Тюка натыкалась на висящий провод лампы и наконец, зацепившись крылом за стену, мягко скользнула вниз на кушетку. «В чем тут дело?» Я зажег свет и взял птичку в руки.

И в ту же секунду я почувствовал какую-то странную перемену. В моих руках напряженно, почти судорожно вздрагивала совсем чужая мне сильная птица. «Тюканька», — гладил я мягкое оперение совочки, поднося ее к своему лицу. Но на меня глянули какие-то дикие, широко раскрытые, но невидящие глаза. Тюка смотрела не на меня, а куда-то вдаль, и когда я разжал руку, она вновь стремительно взлетела вверх и закружилась под потолком комнаты. Только около четырех часов ночи совочка несколько успокоилась и перестала носиться своим стремительным полетом.

То же самое повторилось и в следующую ночь. Около десяти часов вечера Тюка вновь превратилась в сумасшедшую птицу и с маленькими перерывами пролетала под потолком комнаты почти до конца ночи. На третью ночь я посадил совку в большую картонную коробку, затянув ее сверху марлей. Я плохо спал и в эту ночь и беспрерывно слышал, как моя бедная птичка билась в темнице. «Когда же наконец это кончится?» — с раздражением думал я на четвертую ночь, выведенный на этот раз из терпения поведением совочки. Но прошло еще три ночи, в течение которых ручная птица стремительно неслась в неизведанную даль.

И вдруг, когда мои нервы дошли до предела, совочка прекратила свои ночные полеты и стала прежней, совсем ручной и веселой птичкой. Только каждую ночь сквозь сон я слышал такой чистый и громкий и в то же время убаюкивающий свист птицы. «Клюю-клюю-клюю», — до раннего утреннего рассвета кричала Тюка.

С этого момента ровно год прожила у меня в квартире совочка. Когда же в следующую весну она вновь стала беспокойной, я захватил ее с собой, выезжая на Волгу. В одну из ночей, воспользовавшись остановкой поезда на маленькой железнодорожной станции, я предоставил моей пленнице свободу.

Видимо, для читателя осталось не совсем ясным странное поведение моей совки. Совка-сплюшка — перелетная птица, и ее беспокойство каждый раз совпадало с весенним пролетом вольно живущих совок. Но мне и сейчас непонятно, почему совка не стремилась лететь в неизвестную даль осенью, когда дикие совки обычно улетали к югу.

Другие птицы, содержимые в неволе, с наступлением осени, когда их вольные собратья покидают родину, как правило, ведут себя беспокойно.

Пусть также не думают мои читатели, что совки-сплюшки — обитатели только нашего юга. Мне вспоминается случай, о котором я позволю себе сказать несколько слов.

Как-то в Калининградской области я заночевал в еловой релке, возвышавшейся среди мохового болота. Это случилось 12 апреля. С вечера я решил выследить, куда слетаются петухи глухарей для тока. Но кругом было так много интересного, что я, бродя по лесу, положительно потерял направление и ориентировку и понял, что в этот вечер не найду дорогу к деревне.

Темнело, когда неожиданно в воздухе мелькнула крупная птица и уселась на моховую кочку в четырех шагах от меня. Не сводя глаз с птицы (это была глухарка), я застыл на месте. Пораженная странным предметом, как каменное изваяние, замерла и птица. Мы стояли друг против друга, не смея моргнуть глазом. Это продолжалось очень долго, и сколько бы длилось еще — я не знаю. Но я кашлянул, и рыжая лесная красавица шарахнулась от меня в сторону и с клокотаньем исчезла в сумерках за корявыми соснами.

Когда же совсем стемнело, все мое внимание было поглощено глухарями. Издавая крыльями своеобразный звон, они прилетали из-за болота и в тишине ночи с грохотом усаживались на ели и сосны по краям релки. Но угомонились и глухари, и тогда до меня донеслись дикие крики. Это взлаивала, рявкала и завывала акклиматизированная в Калининградской области енотовидная собака. Долго слушал я эту странную музыку, пока холод не заставил меня позаботиться о ночлеге.

Но не разводить же костер, когда несколько глухарей ночуют в этой маленькой релке.

Усевшись на хворост под старой елью, съежившись весь и охватив руками ружье и свои колени, я заснул крепким сном. Меня разбудил предрассветный холод; темень и тишина стояли кругом.

А короткое время спустя, когда я неуверенно брел по зыбким заиндевевшим кочкам, лес, болото — весь мир, казалось, наполнился трубными звуками.

«Крри-крруу, кррии-крруу», — криками встретили журавли наступающее утро.

И вдруг в стороне я услышал так хорошо знакомый и такой дорогой для меня голос.

На темных елях релки, среди мохового болота, поросшего корявыми сосенками, и здесь, на севере, в это студеное раннее утро свистела совка.

Глава девятая СРЕДСТВА ЗАЩИТЫ

Попробуйте поймать выпавшего из гнезда молодого сокола или цаплю, и вы столкнетесь с энергичным сопротивлением. Защищаясь, соколенок перевернется на спину и выставит вперед свои вооруженные когтями лапы. И если вы, несмотря на это предупреждение, подойдете к соколенку слишком близко, он вцепится в вас когтями. Но это все пустяки, а вот с молодой цаплей следует быть осторожным — это опасная птица: съежится она вся, застынет в неподвижной позе и ждет, когда человек подойдет к ней совсем близко. А затем, быстро выпрямив свою длинную шею, старается нанести острым клювом страшный удар в глаз противника. Это обычные средства защиты. Но умеют защищаться животные и другими способами; их бесчисленное множество. О некоторых приемах защиты я расскажу сейчас читателям.