Элайн Кофман - Лишь небеса знают

• Название: Лишь небеса знают
• Автор: Элайн Кофман
• Издательство: БДР-Трейдинг
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7721-0051-3

«Родившись женщиной, надо уметь выстоять в штормовую погоду», — не уставал повторять дед-капитан, старый морской волк, научивший Лиззи Робинсон верить в себя.

Первую жизненную бурю она испытала, влюбившись с первого взгляда в Тэвиса Маккинона. Всем пылом своего юного сердца ощутила она: гордый красавец ниспослан ей Небом. Это мгновение навсегда осталось у Лиззи в памяти. Прошли годы… В изящной и утонченной Элизабет не осталось ничего от той взбалмошной девчонки-подростка. Многое изменилось, но в одном Элизабет осталась постоянна — своей любви к Тэвису, бывшей для нее чем-то вроде путеводной звезды. Наивное детское обожание, пройдя испытание временем, переросло в глубокое трепетное чувство. Она и не предполагает, что этот убежденный и законченный холостяк Маккинон — ее мечта — давно уже пылает бескорыстной страстью и томительным желанием к златовласой прелестнице… лишь Небеса знают об этом…

---

Следуя за Питерби по скрипучим ступеням старой лестницы, Лиззи думала, что взрослой-то она станет, хотя не так скоро, как хотелось бы, а привыкнуть к этому дому ей наверняка не удастся.

— Вот ваша комната, мисс, — проскрипел Питерби, открывая высокую дверь угловой комнаты, сияющей множеством окон.

Лиззи вошла в спальню, которую выбрала для нее тетушка. Новые впечатления хотя бы немного отвлекали от воспоминаний о родных, заставлявших ее чувствовать ужасно несчастной и покинутой.

— Если вам что-нибудь понадобится, мисс, позвоните, и я или миссис Поттер, экономка, сразу же придем, — с этими словами Питерби закрыл за собой дверь.

Оглядев свои новые владенья, Лиззи заметила, что ее багаж уже принесли. Комната ей понравилась. Изящная кровать под светлым пологом, ореховый письменный столик у окна, рядом мягкий, с пестрой обивкой диван. У противоположной стены — туалетный столик с зеркалом, накрытый белой с розовым салфеткой.

При других обстоятельствах Лиззи сочла бы эту комнату очень уютной. Но сейчас ей оставалось только повторять: «Не нравится мне эта комната, не нравится Бостон, а больше всего не нравится тетя Фиби… со своими котами». Она прилегла на кровать. Родной отец решил избавиться от нее, но почему он не отправил ее жить на маяк, к деду? Мысли Лиззи перенеслись в тот день, когда она последний раз была у него.

Капитан Робинсон занимал домик смотрителя маяка у самого входа в Нантакетскую гавань. Войдя в калитку, Лиззи пошла по скользкому настилу, который затопляло во время прилива. Отсюда была видна башня, на которой уже горел сигнальный огонь, предупреждавший корабли об опасных песчаных перекатах.

Было уже почти совсем темно, когда она вошла в дом со словами: «Я знаю, я точно знаю».

Эйса Робинсон сидел за столом, вырезая узор на китовой кости при свете масляной лампы. Подняв на нее глаза, в которых искрился смех, он спросил, стараясь оставаться серьезным: «Что же это ты знаешь, интересно?» Лиззи подбросила полено в огонь и принялась кружиться по комнате. Неожиданно резко остановившись, она выпалила: «Ох, дед, я знаю, я точно знаю, что выйду за Тэвиса Маккинона. Я знаю, потому что верю, а если веришь, то сбывается даже то, что не может сбыться, правда?» — «Конечно, — согласился Эйса Робинсон. — Верить все равно что идти под солнцем во время дождя». Сбросив накидку, Лиззи подскочила к деду и обняла его за шею. «Ох, дед, ты понял, я тебя так за это люблю».

Больно было думать о том, что ее оторвали от единственного в мире человека, которому не надо было ничего объяснять. Горячие слезы покатились по щекам, и в свою первую ночь в Бостоне Лиззи плакала, пока не уснула.

5

Дом, где жила теперь Лиззи с тетей Фиби, был трехэтажный, каменный, с островерхой мансардой, выступавшей над Бикон-стрит. Кованая решетка с замысловатым персидским узором огораживала сад и двор. В доме и на прилегающей к нему территории поддерживался идеальный порядок, как и во всем, что имело отношение к тете Фиби. Богатство не било в глаза, но было заметно во всем, что окружало теперь Лиззи, напоминая о происхождении, положении в обществе, деньгах.

На первом этаже располагались столовая, большая гостиная, малая гостиная, библиотека и кухня. В сумрачной темной столовой, отделанной дубовыми панелями, стоял длинный стол красного дерева, окруженный двенадцатью стульями с высокими спинками. Над каминной полкой, украшенной резными львиными головами, херувимами и листьями аканта, спускавшимися к очагу, бросалась в глаза гуашь с изображением женевского озера, привезенная тетей Фиби из Швейцарии, где она провела медовый месяц.

Совсем по-иному выглядела малая гостиная с ее густо-зелеными стенами и мебелью, обитой бархатом цвета темного золота. В стеклянной горке выстроились рядами стаканы, рюмки и зеленый веджвудский фаянс. Над камином висел портрет тети Фиби в полный рост, сделанный в день ее свадьбы. По обеим сторонам от него располагались два небольших овальной формы изображения покойного Чарльза Филмора Октавиуса Брюстера. На одном он был представлен годовалым ребенком в белом платьице, на другом — двадцатидвухлетним юношей, недавним выпускником Гарварда. В библиотеке вдоль стены тянулись стеллажи с книгами, собранными несколькими поколениями Брюстеров, а в центре стоял обтянутый кожей круглый стол, принадлежавший дедушке тети Фиби. Именно здесь обитала тетушкина канарейка. Певунья целыми днями разбрасывала по полу шелуху от семечек. «Совершенно неслыханное нахальство», — воскликнула как-то утром тетя Фиби, выдергивая ростки из кадки с пальмой. Лиззи так и не поняла, чем вызвано тетушкино недовольство — неаккуратностью канарейки или своенравием семян, проросших, где не положено.

В целом дом на Бикон-стрит представлял собой превосходно и со вкусом устроенное жилище, хозяйка которого могла позволить себе следовать моде и правилам хорошего тона, не заботясь о том, какие на это требуются средства. Все комнаты в доме были квадратными, потолки — высокими, пианино в гостиной настроенным, а столовое серебро начищенным до блеска. Обед подавали ровно в семь, далее следовали визиты высокопоставленных бостонцев. Миссис Поттер вела хозяйство, Питерби своим присутствием напоминал о том, какое место в обществе занимает миссис Брюстер, повар готовил превосходно поджаренные и красиво гарнированные бифштексы, а кучер запрягал единственную, но очень породистую лошадь, если они отправлялись в оперу, с визитами или в церковь святого Павла на Тремонт-стрит.

Поначалу жизнь в Бостоне напугала Лиззи, но вскоре она научилась воспринимать ее такой, какой она и была: старомодной, скучной и слишком предсказуемой. В то же время теперь ее окружали люди не только светские, но и интеллектуалы, с которыми ей было проще найти общий язык. Тетя Фиби против этого не возражала, и даже, напротив, любила напоминать, что они — прямые наследники английских пуритан и что к их роду принадлежали Кэботы и Лоуэлы, давшие миру знаменитых просветителей, писателей, ученых и деловых людей. В общем, Лиззи предстояло не раз услышать похвалы за успехи в математике и астрономии и не раз получить по рукам за неподобающее хорошо воспитанной девушке поведение, так как тетушка решительно вознамерилась сделать из нее настоящую бостонскую леди.

Фиби сумела разглядеть в Элизабет редкое обаяние, натура молодой девушки была так же богата оттенками, как картина великого мастера. Бьющую через край жизнерадостность вмиг сменяла задумчивость и печаль. Порой она могла разыграть мелодраму, какой не доводилось еще видеть старой женщине. У нее была редкая способность говорить о том, о чем другие думали, но не решались сказать. «У девочки романтическое восприятие жизни, которое я надеюсь обуздать, но не хотела бы уничтожить», — написала однажды Сэмюэлю Фиби.

Шли годы, и Лиззи постепенно превратилась для своих друзей в Лайзу, хотя тетя Фиби не называла ее иначе как Элизабет.

— Во мне уживается столько разных людей, — как-то сказала девочка Фиби, — наверное, поэтому меня и зовут Элизабет, Элайза, Лайза и Лиззи. Наверное, мне надо выбрать что-то одно. Если я стану одним человеком, мне будет проще.

— Зато далеко не так интересно, — заметила Фиби. — Запомни, Элизабет, разносторонне одаренный человек выигрывает, если умело использует разнообразные свойства характера и может, когда надо, сдерживать себя.

Живя теперь размеренной, организованной жизнью в тетушкином доме, Элизабет нередко задумывалась о прошлом.

— Иногда мне самой трудно поверить в то, что я могла так себя вести, — говорила она тете, когда они обсуждали за чаем предстоящий ей вскоре первый выход в свет. — Бедный папа, что он пережил из-за меня. Вероятно, каждому, кто появляется на свет, предопределено совершить известное число нелепых поступков, прежде чем он достигнет зрелости. По-моему, ангел-хранитель дан нам всем, чтобы защитить нас от самих себя.

Формальное представление Элизабет бостонскому обществу прошло легко. Она сделала высокую прическу, надела белое платье, стала сама приглашать гостей к чаю и выезжать с тетушкой по вечерам, проводя время в гостиных в обществе ровесников. К этому времени красота Элизабет Робинсон достигла расцвета, к тому же многих привлекал и ее ум. Стоило ей появиться на вечеринке, как вокруг образовывался кружок, состоявший из элегантных молодых людей, желавших либо пригласить ее на следующий танец, либо занять острой беседой. Не раз тетя Фиби говорила ей, что тот или другой юноша не спускал с нее глаз в течение всего вечера. А почему бы и нет? Ведь тетушка сама то и дело повторяла: «Настоящая американская роза, если, конечно, такие бывают». Светлые волосы и голубые, глубоко посаженные глаза, унаследованные от английских предков, грация и кокетство южной прелестницы, сообразительность северянки и в довершение ко всему простота и непритязательность уроженки Нантакета — вот лишь неполный перечень достоинств, которыми обладала ее племянница.