Татьяна Истомина - Сладкая боль

• Название: Сладкая боль
• Автор: Татьяна Истомина
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-000824-4

Тамара всегда считала, что в Париже даже печаль светла, а мечты обязательно сбываются. Именно в этом городе ее нашла любовь, которую она с нетерпением ждала. Словно мотылек, обжигающий крылья у огня, Тамара устремляется навстречу ей и сталкивается с предательством, ложью, завистью друзей, смертельной опасностью в тропических дебрях. Но судьба не всегда жестоко тасует свои карты. Все смогла преодолеть и вынести русская женщина, которая до конца боролась за свое счастье и любовь дорогого человека…

---

Тамара кое-как доползла до большого чана в надежде найти в нем воду, но вместо воды увидела жуткого серо-черного жука. Стоя на четвереньках, она огляделась по сторонам, и ее замутненный взгляд различил небольшой ручеек. Все так же, на четвереньках, она добралась до ручейка и опустила лицо в его прохладную ласковую воду. Кое-как умывшись, Тамара вернулась на циновку под навесом. Чтобы избежать новых домогательств, молодая женщина легла и, притворившись спящей, сквозь щелки полуприкрытых век рассмотрела все поселение.

«Действительно, прямо остров Лесбос, — решила она. — Ни одного мужика, только бабы. Так, значит, папуасы меня им как бы в подарок преподнесли, для развлечения…»

К Тамаре приблизилась девочка и поставила перед ней сухую половинку оболочки какого-то плода, наполненную чем-то не очень приятно пахнущим. Задерживая дыхание, она съела эту гадость, обильно запив ее водой. К вечеру молодой женщине стало опять плохо: поднялась температура, режущая боль в животе исторгала из ее перекошенного рта глухие стоны. Папуаски напоили ее горьким снадобьем, но боль в животе от этого ничуть не уменьшилась. Тамара корежилась на колючей циновке в шелковых лоскутках некогда шикарного пеньюара. Она то впадала в краткое спасительное забытье, то, вернувшись в ужасную реальность, молила у жестокосердного Бога смерти, но даже в такой малости он отказывал ей.

Когда однажды, по-видимому, почувствовав себя немного лучше, Тамара очнулась, то с удивлением обнаружила, что лежит под деревом, а рядом сидят папуасы. Заметив, что она пришла в себя, один из них протянул ей что-то съедобное и какую-то доисторическую флягу с водой. Как догадалась Тамара, папуасы почему-то решили забрать ее от папуасок-лесбиянок и, словно тюк, тащили с собой. Дикари стали готовиться к ночлегу: вольготно раскинувшись на земле, они захрапели. Тамара, съежившись, сидела около них. Тучи насекомых облепили все ее тело, нещадно терзая когда-то изнеженную душистую кожу. Губы, веки, нос молодой женщины раздулись от зудящих укусов; вокруг все время что-то шуршало, пищало, шипело. Сердце Тамары поминутно сжималось от страха.

— Господи, да что же это такое? Что же со мной будет? Зачем меня забрали у лесбиянок, чтобы ублажать племя мужиков? Чтобы меня съели?..

Тамара представила себе, как безмерно доволен Амир, смакующий ее смертельный ужас. Может быть, он сейчас сидит в своем белом дворце в Ливане, может быть, в шикарной парижской квартире и, держа рюмочку коньяку, ласкает в воображении адские мучения не угодившей ему любовницы.

Тамара в ярости сжала зубы. О! Как хотелось ей хотя бы на один миг очутиться рядом с Амиром и медленно, с наслаждением воткнуть папуасское копье в его холеный живот. Именно копье, чтобы пронзить насквозь, чтобы услышать его отчаянные вопли.

* * *

Амир в это время сидел за массивным письменным столом в своем парижском кабинете и внимательно рассматривал лежащую перед ним карту острова Новая Гвинея. Перед его мысленным взором представали скалистые горы с вековыми снегами и ледниками, почти непроходимые джунгли, болота, тучи москитов, змеи с восхитительными узорчатыми окрасками, крокодилы, пиявки, ядовитые насекомые и «великолепный» климат с температурой, не опускающейся ниже 40 градусов в тени, и почти стопроцентной влажностью, при котором даже легкое движение горячего влажного воздуха ощущается как блаженство. Этот «зеленый ад» смертелен для европейцев, тропические болезни убивают их организм очень быстро. Но Амир желал Тамаре не болезней, он желал ей только встречи с папуасами племени куку-куку или асмат. Они жили по старым племенным законам: врага нужно убить, отрезать ему голову и съесть тело. За это победителя Боги одарят смелостью, силой своей жертвы, и он станет непобедимым. Папуасы считали, что жертва должна испытывать как можно больше страха и боли, лишь тогда съевшие ее обретут настоящую силу и мужество.

Амир закрыл глаза, представляя, как нежную, холеную плоть Тамары терзают кровожадные зубы дикарей, се тело, истекающее кровью. Главное, ее тело, ее неповторимое, восхитительное тело…

«Тамара, Тамара! — невольно застонал Муфарек. — Неужели я никогда се больше не увижу?» — холодея от ужаса, подумал он.

— Она сама во всем виновата, — пытаясь оправдаться перед собой, сказал Амир. — Я любил ее как ни одну женщину. Я хотел сделать ее своей женой… И я имел полное право наказать ее.

Но образ Тамары не покидал его воспоминаний.

«Ах, если бы было можно сейчас оказаться в джунглях, взять истерзанную, испившую чашу мучений Тамару на руки, привезти сюда, положить вот на этот диван и сказать: «Ты поняла? Ты — только моя!»

Он вспомнил, как торжествовал, увидев испуг в глазах гордой женщины, как растягивал удовольствие, мучая ее неизвестностью. Первый укол совести он ощутил сразу же, как только увидел уносимый потоками ветра белый купол парашюта, который, словно бутон гвоздики, плавно скользил по воздушной глади. Ему захотелось дернуть за невидимую нить и вернуть Тамару назад, но он подавил в себе это желание.

В Париже не проходило и дня, чтобы он не вспоминал о Тамаре. Сначала он упивался местью, а вот теперь — сокрушающая тоска. Амир стал просыпаться по ночам от ее душераздирающего крика о помощи. Это злило, выводило его из равновесия. Муфарек не мог простить себе слабости, что так увлекся ею, и вот теперь расплачивался за свою слабость. Он был вынужден отомстить ей за то, что она предпочла ему другого мужчину.

Амир вскочил из-за стола и бросился в ванную. В одно мгновение раздевшись, он встал под холодный душ, но и здесь видение Тамары не исчезло.

* * *

С первыми лучами солнца папуасы тронулись в путь. Опухшая от укусов Тамара теперь была вынуждена идти сама. Она поминутно вскрикивала, то от боли в ступнях, в которые все время впивались какие-то жуткие колючки, то от того, что она видела вокруг себя: змеи, пауки, не говоря уже о кровожадных насекомых. Подойдя к реке, папуасы быстренько соорудили плот и весело помчались вниз по течению. Тамара вся сжалась в комок от страха: словно почетным эскортом, плот почти всю дорогу сопровождался несколькими крокодилами. Несчастная женщина вздрагивала и в отчаянии озиралась по сторонам от каждого толчка непрочного плота. Наконец папуасы издали радостные вопли, завидев свою деревню. Тамаре отвели место под одним из навесов. Она с трудом села на циновку и расплакалась: ее ступни превратились в кровоточащую рану, ее кожа стала темно-красной от укусов, грудь съежилась, превратившись в два отвратительных мешка. Она попыталась хоть как-то объясниться с туземцем, принесшим еду, но тот зло отмахнулся и ушел. Обессиленная, Тамара в мокрых и грязных лохмотьях заснула на циновке.

Утром она рассмотрела деревеньку папуасов. Порой ей казалось, что она смотрит красочный голливудский фильм из жизни дикарей: лица и тела мужчин были ярко и зловеще раскрашены, в носы продеты кабаньи клыки, единственной их одеждой были холимы, которые поражали многообразием размеров и конфигураций. Тамару никто не охранял, потому что бежать ей было некуда. Несколько дней она как тень слонялась по деревне, пыталась объясниться с туземцами. Силы покидали ее, она еле передвигала ноги и, упав на циновку, лежала не двигаясь, словно мумия. К ней несколько раз подходила старая женщина с питьем и маленьким барабаном: пока она пила отвар, та стучала в барабан и что-то беспрестанно бормотала. Как ни странно, но Тамаре стало лучше.

В этот день молодую женщину поразила необычная суета в деревеньке. Папуасы разоделись, вернее, разукрасили себя кто во что горазд, надели нарядные холимы с пышными опушками из перьев птиц, водрузили на головы невероятно грязные всклокоченные парики и время от времени воинственно потрясали копьями, издавая радостные крики.

«Вероятно, они готовятся к какому-то своему празднику», — подумала Тамара, и холодные струйки пота пробежали по ее спине.

Она замерла от дикого страха: к ней направлялась группа папуасов. Дикари шумно окружили несчастную женщину, один из них сорвал с нее последние лохмотья и, схватив железными руками, словно барана, поднял ее над своей головой. Папуасы издали душераздирающие вопли восторга. Тамара от ужаса заорала вместе с ними. Торжественно держа Тамару в руках, папуас вынес теряющую сознание от животного страха молодую женщину на круглую, плотно утоптанную площадку, положил на какой-то треножник и ловко привязал к нему. Дикари, окружив жертву, начали свои ритуальные танцы. Тамара кричала не останавливаясь, дергалась всем телом, но это только подзадоривало их. Иногда озарявшее ее сознание говорило, что то, что происходит, — абсурд, что этого не может быть, но абсурд неумолимо превращался в реальность. Наконец туземцы немного угомонились, и к молодой женщине со сверкающим огромным ножом подошел безобразно раскрашенный папуас. Глаза Тамары вылезли из орбит, жилы на шее напряглись, готовые лопнуть, а рот искривился в судорожном нечеловеческом вопле. Дикарь ловко полоснул Тамару по животу, и из разреза под возбужденные крики папуасов брызнула кровь. Он смочил пальцы в горячей крови и нанес несколько мазков на свое лицо, затем полоснул живот жертвы второй раз; Тамара издала последний вопль и провалилась в темноту. Но мучения жертвы на этом не кончились, это было только вступление. Папуас лишь осторожно, будто лезвием, подрезал кожу, истязания должны были начаться позже. Тамара, очнувшись от обморока, с удивлением обнаружила, что еще жива. Вопли и движения дикарей становились все более агрессивными, они жаждали мученической смерти жертвы. Собрав еще оставшиеся у нее силы, молодая женщина дернулась всем телом и, издав ужасающий крик, опять полетела в черную бездну. Когда она нехотя пришла в сознание, то увидела нависшее над собой лицо. Тамара захрипела, безумно водя глазами. Неожиданно губы у лица зашевелились, и она услышала тихое: