Сирило Вильяверде - Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

• Название: Сесилия Вальдес, или Холм Ангела
• Автор: Сирило Вильяверде
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1963

Сирило Вильяверде — один из основоположников кубинской прозы. Его роман «Сесилия Вальдес, или Холм Ангела» — панорама кубинской жизни 30-х годов XIX столетия. Острый романтический сюжет разворачивается на историко-этнографическом фоне Гаваны.

---

Сам Вильяверде, хорошо понимая недостатки своего реалистического романа (обусловленные отчасти особенностями его творческой истории), отметил, что ему не всегда удается «сохранить единство действия, выдержать естественный стиль» в масштабе всего произведения.

Правильнее было бы отнести роман Вильяверде к жанру костумбристского (бытописательского) романа.

Кубинская проза XIX века, так же как и поэзия, развивается в основном в романтическом русле. Но уже в недрах романтизма зарождаются реалистические тенденции. Свидетельством этих реалистических (не столько в смысле художественного метода, сколько в смысла «социализации» тематики) тенденций в известной степени является костумбристский роман. Элементы социальности и политической памфлетности отличают лучшие костумбристские произведения. К ним по праву можно отнести и роман Вильяверде «Сесилия Вальдес». Между прочим, о том, что в романе воспроизводится местный колорит, как бы заранее предупреждает подзаголовок — «Картины кубинских нравов».

Общественные отношения, сложившиеся на Кубе к тому времени, которое описывает Вильяверде, являли собой клубок острых социально-расовых противоречий, обусловленных особенностями исторического развития кубинской нации.

Известно, что завоевание и освоение сказочного острова было отнюдь не мирным предприятием. «Контакт» испанских колонизаторов с местным населением сводился к военным операциям белых против индейцев и к грабежу местных жителей в соответствии с так называемой энкомендарной системой[1]. Наряду с опустошительным действием болезней, занесенных из Европы, тяжелыми условиями рабского труда туземцы испытывали на себе суровые кары со стороны завоевателей за самые пустячные проступки. В результате такой политики к концу XVI века (остров был открыт в октябре 1492 года) туземное население было здесь почти полностью истреблено, в связи с чем энкомьенда была заменена институтом негритянского рабства.

В первые годы испанской колонизации завоеватели пользовались большой самостоятельностью. Но уже через несколько десятков лет конкистадоры и колонизаторы-испанцы и их родившиеся в Америке потомки (так называемые креолы) были поставлены под жесткий контроль испанской военно-бюрократической машины.

Для представителей короны — чиновников и военных, родившихся в Испании, — креолы (hombres de nacion) были людьми второго сорта, низшей расой. Однако и для тех и для других еще более низкой расой, «дочеловеками» являлись «дикие негры» (negros bozales), поставляемые на внутренний кубинский рынок отечественными и иностранными работорговцами. Со временем создалась еще одна социально «низшая» прослойка — метисы, появившиеся в результате смешанных браков между белыми и неграми (так называемые мулаты), белыми и индейцами.

Таким образом, кубинское колониальное общество состояло из четырех основных социально расовых слоев: испанцев, белых креолов, метисов (главным образом мулатов) и негров; метисы и негры, родившиеся на Кубе, также назывались креолами.

С течением времени наметилась весьма определенная классовая дифференциация кубинского общества: класс эксплуататоров (помещики, чиновники, крупное духовенство из числа уроженцев метрополии), пополнившийся за счет креольского населения острова (помещики-скотоводы, колониальная интеллигенция), и класс эксплуатируемых, который составляли мелкие и средние крестьяне, ремесленники (испанцы, креолы, мулаты, свободные негры) и негры-рабы. В борьбе против испанского владычества медленно, но неуклонно развивались силы, которые цементировали кубинскую нацию. К началу 70-х годов XIX века, то есть к тому времени, когда Вильяверде еще работал над своим знаменитым романом, расовая дискриминация, значительно осложнявшая и без того острые классовые противоречия, цвела пышным цветом. И когда перестал действовать исторический фактор, определявший крайности дискриминационной политики, то есть когда был отменен институт рабства (во второй половине XIX века), второй фактор — географическая близость США — все еще продолжал действовать.

Заслуга Вильяверде как писателя и как общественного деятеля заключается прежде всего в том, что он сумел за расовыми противоречиями увидеть более глубокие, социальные конфликты.

«Хорошо известно, — говорит Вильяверде, — что золото делает чистой самую смешанную кровь и покрывает все пороки, как физические, так и духовные».

Однако в силу исторической ограниченности своего мировоззрения Вильяверде сосредоточивает писательское внимание, весь свой темперамент художника и бойца не столько на социальных противоречиях, сколько на морально-этической стороне тех коллизий, которые рождаются в колониальном обществе.

Анатомируя хорошо известное ему кубинское общество, он заставляет читатели прийти к выводу о том, что «в стране рабов» болезнь рабства, его разлагающая сила поразила в той или иной степени весь социальный организм: от паразитирующей верхушки в лице самого главного представителя «матери-родины» — благополучного генерал-губернатора — до несчастного раба-африканца. И генерал-губернатор и его ближайшее окружение — рабы легкой наживы, рабы условностей чванливой касты привилегированных. Рабовладелец дон Кандидо — раб своих честолюбивых замыслов: его цель — пробиться в высшее колониальное общество; мулаты — рабы несбыточной мечты: они стремятся встать на равную ногу с белыми; негры — рабы надежды: они хотят уравняться хотя бы с мулатами.

Вильяверде показывает также, что не только белые труженики и черные рабы несвободны в обществе, где процветает рабство, но и весь кубинский народ в целом, включая и «собственных» эксплуататоров, находится в рабской зависимости от метрополии. «Страна рабов» и «страна-рабыня» — вот в чем видит Вильяверде подлинную трагедию Кубы.

Привилегированный креол Леонардо Гамбоа ненавидит еще более привилегированных испанцев; высокопоставленные чиновники-испанцы считают местных богачей — даже если они белые — за людей второго сорта; «второсортные» белые презирают всех цветных, а иные из них для оправдания работорговли выдвигают чудовищную «концепцию», согласно которой черные рабы низводится до положения бессловесной твари, вещи, «мешка с углем». Хитроумное ханжество рабовладельцев даже не претендует на оригинальность. Кубинские рабовладельцы и работорговцы не смогли придумать ничего нового по сравнению с тем, что было в идеологическом арсенале носителей благой веры, участников разбойничьего предприятия по завоеванию Америки: так же как их предки-конкистадоры, они стараются уверить своих современников в том, что обращение свободных африканцев в рабство есть богоугодное дело, вполне согласующееся с моралью цивилизованного общества. Жена дона Кандидо, очевидно, верит, а может быть, делает вид, что верит в «благородную» миссию своего мужа: «… Гамбоа не совершает ничего дурного или постыдного, а делает прямо-таки доброе дело, за которое можно только похвалить. Ибо, принимая и продавая как грузополучатель — я имею в виду этих дикарей, — он делает это для того, чтобы окрестить их и приобщить к религии, которой, конечно, у себя на родине они не знают».

Обман, произвол, насилие, ханжество, разгул необузданных страстей — вот конкретные формы проявления болезни, называемой рабством и колониализмом.

Чиновники обманывают корону, почтенные отцы семейств обманывают жен и детей, приюты не вмещают незаконнорожденных детей-полукровок; естественные человеческие чувства, даже такое сильное, как любовь, становятся источником несчастий.

Печальная история любви цветной девушки Сесилии Вальдес к белому юноше Леонардо Гамбоа, несмотря на обстоятельства, которые могут показаться читателю необычными, являет собой, по замыслу автора, пример одной из многочисленных трагедий, превратившихся, как это ни страшно сказать, в заурядное событие. Это не просто случай, который привлек внимание романиста своей исключительностью, а подлинное бедствие многих поколений кубинцев, цветных и белых, женщин и мужчин.

Вильяверде, как он сам о себе говорит, кубинец до мозга костей. В рассказах о быте и нравах своих соотечественников, об их танцах, костюмах, празднествах, развлечениях, верованиях и суевериях автор точен, как опытный ученый-этнограф. Но это не просто экскурсы в этнографию. Все эти многочисленные, иногда очень пространные, очень детальные описания согреты любовью человека, страдающего неизлечимой тоской по родине. Он рисует немало картин будней, полных тяжелого труда и постоянных забот о хлебе насущном. Здесь, в гуще цветного населения, как и на плантациях среди рабов, царит чувство возмущения и гневного протеста против хозяев жизни. Это мятежное настроение проявляется и в скрытой ненависти портного Урибе, ждущего часа возмездия, и в решительных действиях скромного молодого мулата — подмастерья Хосе Пимьенты. В городских кварталах, так же как и на плантациях, накипает народный гнев.