Александру Громов - Тайна утренней зари

• Название: Тайна утренней зари
• Автор: Александру Громов
• Жанр: Научная Фантастика

Научно-фантастическая повесть.

Авторизованный перевод с молдавского.

«Октябрь» (Кишинев) 1956 г., № 6-7

---

— Мне представляется, — говорит в заключение своего доклада Аракелян, — что дальнейшее изучение физических процессов на Солнце даст нам возможность не только предсказывать погоду, но и управлять ею. Станислав Иванович предлагает создать автоматические обсерватории на астероидах. Почему бы нам в таком случае не подумать над созданием станций искусственного климата на Земле? Например, на обоих полюсах мы смогли бы установить гигантские соленоиды. Их будут питать электроэнергией гидростанции, приводимые в движение силой приливов и отливов. Таким образом были бы созданы дополнительные магнитные поля колоссальной мощности. Тогда нам останется лишь приказать сотрудникам подобной станции: «Измените направление электронных потоков солнечной радиации на 17 градусов к югу!» — и в нужном месте пройдут дожди. Или: «Поглотить приближающийся к Земле электронный поток!» — и дождь, который принес бы нам в это время вред, оказался бы предотвращенным. А начальника подобной станции не только в газетных информациях, но и в штатном расписании можно будет с полным основанием называть: «Зевс-громовержец».

Далеко за полночь продолжается дискуссия вокруг доклада профессора Аракеляна и, более всего, вокруг его последнего предложения. Энтузиасты строят планы, один другого смелее и грандиознее, а скептики, иронизируя, задают вопросы: «Что произойдет с пустыней Сахарой, если над ней десять лет подряд будут идти дожди?».

Часы показывают половину третьего по московскому времени, а из некоторых кают все еще доносятся не то приглушенные, не то охрипшие от споров голоса…

Неожиданно страшный удар сотрясает весь корпус ракеты. Как воин, пораженный вражеской рукой, «РИ-1» вздрагивает и ложится на правый борт. Гаснет свет, и словно вся темень Вселенной вливается в иллюминаторы. Звон разбитых вдребезги приборов зловеще пронизывает мглу.

— Что произошло? Что произошло? — бьется мысль в голове у Валерия Андриановича. — Неужели это конец?.. Если бы только знать, что с нами произошло!

Кончиками похолодевших пальцев Светлов ощупывает стены кабины. Бархатная обивка жжет, словно вонзает ему под ногти раскаленные иголки. Вот, наконец, ручка двери. Ах, очевидно, об нее он ударился лицом. Ладонь запачкалась чем-то липким, во рту — соленый привкус. Но болезненнее всего — это мысли…

— Нет, это еще не может означать конца, — постепенно проясняется в мозгу. — Завывание вырывающегося наружу воздуха. Обжигающее дыхание космического холода. Нет, ничего этого нет… Только бы удар не сбил нас с дороги!

Напрягая всю силу воли, Валерий Андрианович пытается подняться: «Паника. В первую очередь нельзя допустить паники!». Шатаясь, он снова ощупывает стену. Решительным движением тянет на себя дверь. Во рту — снова соленый привкус. Но дверь — дверь открылась без большого труда! Значит, ее не заклинило. Значит…

Первые шаги по коридору. И внезапно в дальнем его углу зажигается светлячок, направляя свой тонкий луч на Светлова. «Еще есть живые в нашем экипаже!» — проносится в мозгу. А рука машинально тянется к карману пиджака — там должна быть забытая впопыхах «вечная лампочка» с радиоактивной батарейкой.

— Дать свет! — кричит во весь голос Светлов. — Всем собраться в каюте-салоне. Передать приказ дальше!

Светлов не успевает закончить, как третий, четвертый, пятый снопы света прорезают темноту коридора. И все они сходятся вокруг прямой, полной уверенности в себе, фигуры начальника экспедиции. Его сжатый кулак скрывает от взоров окружающих кровавое пятно на ладони.

Внезапно на пороге салона, спотыкаясь, показывается Аракелян. Все взоры испуганно поворачиваются к нему. Профессор весь в масле. По щекам, по белому шелковому платочку, торчащему из карманчика пиджака, наспех наброшенного на плечи, стекают ручейки желтоватой жидкости.

Тяжело придерживаясь за дверной косяк, Аракелян ищет глазами Светлова:

— Из пространства между оболочками в проход между третьим и четвертым отсеками ворвалось масло. Пробоина, кажется, довольно большая, — сообщает он прерывающимся голосом. — Люди из четвертого отсека отрезаны от нас…

— Пробоина? Что-то пробило оболочку! — слышатся испуганные возгласы.

— Метеорит!

— Все, это конец… — шепчет голос из угла. Если бы участники экспедиции не были так взволнованы, то узнали бы голос профессора Грузя.

— Спокойствие! Метеорит никак не мог пробить внутреннюю оболочку — в этом случае нас уже не было бы в живых, — Светлов говорит хладнокровно, без следа волнения. — Но авария серьезная и ее нужно немедленно ликвидировать. Первым делом необходимо спасти людей из четвертого отсека.

В этот миг в салоне загораются лампочки из электрической сети ракеты: Алексей Евдокимович успел исправить замыкание. И тотчас же на экране радиотелефона появляется лицо Павла Летягина.

— Докладываю, Валерий Андрианович, — смуглые щеки юноши приобрели землистый оттенок, глаза лихорадочно блестят. — Масло проникло в первую каюту нашего отсека.

— Первую каюту? Твою, Павлик? Что с тобой, что случилось? Говори, говори скорей!

— Не беспокойтесь, Валерий Андрианович, я герметически закрыл двери, ведущие в остальные каюты, масло туда не проникнет.

— Туда! Но что творится у тебя самого? Что с тобой, я тебя спрашиваю?

— Пока я стараюсь закрыть пробоину. Это, понятно, тяжело… Она шириной примерно в 30–35 сантиметров.

Светлов мгновенно представляет себе всю картину аварии. Столкновение с метеоритом, а он уверен, что именно оно потрясло ракету, серьезно повредило эластичную стену прохода между отсеками. Масло ворвалось в две крайние каюты. Аракелян и Летягин закрыли, очевидно, в одно и то же время двери между своими каютами и проходом. Но четвертый отсек оказался изолированным. Кроме того, в каюте Летягина повреждена и внешняя дверь…

— Сколько масла проникло в твою каюту? Говори честно, Павлик!

— Пока не очень много. Оно не достает даже до колен, Валерий Андрианович, а руки у меня совершенно сво…

— Разрешите мне, — перебивает Павла спокойный голос, в котором слышится твердая воля. — Водолазный костюм и сварочный аппарат, быстрее!

И Алексей Евдокимович делает шаг к двери. Но неожиданно кто-то с силой сжимает кисть его руки и задерживает на месте. Обернувшись, старый механик встречается глазами с Геннадием Кузьминым. Взгляд молодого инженера более убедителен, нежели любые слова…

— Пойду я, Евдокимыч, — произносит Геннадий таким твердым голосом, что Данилов после легкого колебания понимает — он должен уступить. Нечто куда более высокое, чем самолюбие и жажда славы, толкает юношу на этот шаг.

Движения Кузьмина быстры и точны. Сосредоточенный взгляд, упрямый подбородок — все говорит о характере спортсмена, привыкшего побеждать и капризы природы, и коварство противника. Но даже перед самыми ответственными встречами на ринге приятели Гены не видели в его глазах столько непоколебимой решительности. Не теряя ни секунды, Геннадий надевает водолазный костюм, подбирает комплект инструментов и в сопровождении Евдокимыча подходит к двери специальной камеры, которая ведет из коридора в промежуток между оболочками. В одной руке юноша несет металлическую полосу, в другой — длинный прут, связанный с ящичком, прикрепленным у его пояса. Это сварочный аппарат на атомной батарее.

Слышится звяканье замка, дверь открывается, и Геннадий решительно входит в узенькую камеру. Позади ее внешней стены его ожидает огромное количество маслянистой жидкости, готовой его утопить или раздавить под своей тяжестью. Но в последний миг он видит устремленный на него, полный надежды взор Клавы…

В каюте глубокая тишина. Никто не произносит ни слова. Некоторое время, которое всем кажется бесконечным, товарищи Геннадия стоят, как окаменелые, словно боясь погубить его малейшим неосторожным движением.

Молчание нарушает Валерий Андрианович. Все это время он не отрывал глаз от экрана радиотелефона. Внезапно выражение лица Павла заставило его вздрогнуть — он понял, что в поврежденной кабине что-то случилось…

— Что такое? Что случилось, Павлик?

— Ничего, Валерий Андрианович. Масло поднялось выше пояса, — отвечает тихо, почти шепотом Павел.

Впервые с начала полета Валерий Андрианович чувствует, что теряет самообладание и до боли скрежещет зубами… Но через несколько мгновений измученное лицо Павла внезапно проясняется:

— Валерий Андрианович! Гена закрыл внешнюю пробоину. Масло больше не поступает в каюту. Готово, Валерий Андрианович!

Сколько радости в глазах Светлова, когда он оборачивается к своим товарищам! И в тот же миг замечает мертвенно бледное лицо Евдокимыча. На втором экране — аппарата, которым они поддерживали связь с Геннадием, — не видно никакого изображения…