Жюль Ренар - Дневник

• Название: Дневник
• Автор: Жюль Ренар
• Издательство: Калининградское книжное издательство, Янтарный сказ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-85500-383-3

Удивительно точные, емкие, блестящие афоризмы Жюля Ренара — знаменитого французского писателя конца XIX — начала XX века, члена Гонкуровской академии, были популярны на его родине так же, как в Англии — мудреца Бернарда Шоу, чуть раньше в России — крылатые фразы Ф. И. Тютчева. Россыпи их, наряду с портретами его друзей и знакомых, выдающихся деятелей культуры и политики Франции — Сары Бернар, Поля Верлена, Виктора Гюго, Жана Жореса, вы найдете в замечательном «Дневнике» писателя. Мысль, чувство, наблюдение заключены в такую совершенную форму, что хочется запомнить всё — ибо лучше не скажешь…

---

Я: Какой все-таки талантливый человек этот Мендес.

29 февраля. …Наши «старики» видели характер, целостный тип… А мы, мы видим тип, лишенный целостности, с его минутами затишья и кризисов, в добрые его минуты и в его минуты злые. Этим стремлением писать правду были одержимы и наши великие писатели, но у нас оно сильнее и крепнет день ото дня. Но приблизились ли мы к правде? Завтра или послезавтра мы будем звучать фальшиво; так будет до тех пор, пока вселенная не утомится собственной своей бесполезностью.

4 марта. Мелкие любезности о моем «Паразите»: «Хамская книга», «Оскорбление всех приличий».

Доде: Где это видано, чтобы женщины штопали подштанники в присутствии молодых людей?

Гонкур: Да нет же, наоборот. Это очень хорошо.

Анатоль Франс (Марселю Швобу): Я нахожу книгу прекрасной, но как, скажите, я могу говорить о ней моим читателям?

9 марта. Вчера обед в редакции «Плюм». Редко попадается умное лицо умного человека. Головы нарочито уродливые, вроде набалдашников. Страшен Верлен: мрачный Сократ и грязный Диоген; смесь собаки и гиены. Весь трясется, падает на стул, заботливо подставленный. О! Этот смех в нос, — у него резко очерченный, как хобот, нос; смеется и бровями и лбом.

При входе Верлена какой-то господин — как оказалось через минуту, просто дурак — воскликнул:

— Слава гению! Я незнаком с ним, но слава гению!

И захлопал в ладоши.

Редакционный юрист сказал:

— Ясно, гений, раз ему наплевать на свою гениальность…

Затем Верлену приносят колбасу, и он жует.

В кафе ему надоедают: «мэтр», «дорогой мэтр!», а он неспокоен, ищет шляпу. Он похож на спившегося бога. От Верлена не осталось ничего, кроме нашего культа Верлена. Сюртук в лохмотьях, желтый галстук, пальто местами, должно быть, прилипло прямо к телу, голова как будто высечена из камня, подобранного на развалинах…

А обед! Грязные руки официанта, грязные тарелки, волокнистая баранина, которую едят с блюдечек…

…Возвращаясь с Рашильд, мы говорим о ней самой, о ее непонятом, непризнанном уме; мы говорим о нашем творческом бесплодии. Странная вещь! Есть книги, которые нам нравятся, увлекают нас, и все же мы не хотели бы писать таких. Потому что незачем писать так. Очень странно!

— Значит, — говорит Ремакль, — вы считаете, что женщина проста?

— Ну да, — говорю я. — Мне хотелось бы написать книгу, где женщина представлена как существо простое, в противоположность «женщине-лабиринту» новейшей литературы.

Мораль этого обеда: ресторатор заметил, что по крайней мере шестнадцать из нас не заплатили.

— Хорошо быть гениальным писателем, — говорит Дюбюс, — можешь быть свиньей, навязывать другим свои пороки, своих вшей. И все считается естественным…

14 марта. Валлет рассказывает, что ребенком он от смущения вытирал ноги, уходя из гостей.

* — В Верлене, — говорит Швоб, — живет добропорядочный человек, гражданин, патриот, который верит в то, что прожил жизнь с пользой. Он твердит: «Я прославил Францию» — и мечтает об ордене.

15 марта. Анализировать книгу! Что сказали бы вы о сотрапезнике, который, вкушая зрелый персик, стал бы вынимать куски изо рта и разглядывать их.

21 марта. Снобизм. Живут вдвоем, детей не имеют, решили усыновить чужого ребенка и довели его до кретинизма. Во время обеда он не смеет попроситься в уборную. Чаще всего он слышит одну и ту же фразу: «Жорж, не смей этого делать!» Еще бы, он испортит свой костюмчик, который стоит восемьдесят франков.

Даже когда супруги обедают в одиночестве, мосье требует, чтобы мадам выходила к столу в платье со шлейфом, декольтированная, с цветами на груди. У него есть и другая забота — как бы в Булонском лесу его лошадь не обошли.

Если ему это удавалось, весь день он сидел напыжившись.

* Мне ужасно хочется написать монографию о кроте.

26 марта. Ему хотелось бы кормить слона с ладони.

1 апреля. Решительно отказаться от длинных фраз, о смысле которых догадываются по началу.

5 апреля. Пора покончить с вечными воплями литераторов против литературы. Перестаньте писать — чего проще.

7 апреля. Сто тысяч душ — сколько это составляет людей?

* Рядом со мной завтракает Оскар Уайльд. Оригинальность его в том, что он англичанин. Протягивает вам портсигар, но сигарету выбирает сам. Он не обходит стол: он просто его отодвигает. Лицо у него спесивое, в красных точечках, длинные выщербленные зубы. Он огромный и носит огромную трость. У Швоба все белки испещрены крохотными прожилками. Уайльд говорит:

— Лоти издал свои акварели. Мадам Баррес уродлива. Я ее не видел. Я не вижу того, что уродливо. Я знаю, да, да, знаю, как работает Золя по документам. Как-то один из моих друзей доставил ему два вагона документов. Золя от радости потирает руки, заканчивает книгу, но мой друг пригоняет еще три вагона документов: Золя пришлось ночевать на улице. Триста страниц о войне! Один из моих друзей, вернувшись из Тонкина, сказал мне: «Когда мы побеждаем, мы похожи на ребятишек, играющих в мяч; когда нас побеждают, мы похожи на игроков, играющих засаленными картами в мерзейшей харчевне». Это говорит мне куда больше о войне, чем «Разгром» Золя!

12 апреля. Документы. Золя, чтобы написать «Землю», нанимает экипаж и отправляется в Бос.

Иллюстрация художника Гюара к роману Жюля Ренара «Паразит»

23 апреля. Писатели, которых нельзя узнать, у которых на лице нет носа.

30 апреля. Ирония — стыдливость человечества.

2 мая. Когда прогуливаешься по лесу с художником, самое главное — это останавливаться перед каждым деревом и спрашивать: «Вы каким его видите? Синим, зеленым, лиловым? — и добавлять: — Я лично вижу его синим».

Особенно если видишь его зеленым.

* Способ заработать целое состояние: изучить устройство глаза совы и создать такой же, чтобы видеть ночью.

11 мая. Биванк, человек прямолинейно честный, говорит:

— Я заметил, Ренар, из ваших писаний, что вам частенько хотелось утопиться.

— Пока я ограничиваюсь сидением с удочкой на берегу.

— «Паразит», — продолжает Биванк, — очень нужная книга.

— Вот этот-то эпитет мы пока еще не нашли, — подхватывает Валлет. — Лично для меня — это юмористическая книга.

— Ничуть! — возражает Биванк. — Я считаю, что она ближе к Мольеру, чем к английской безулыбочной юмористике. Подобно «Тартюфу», «Паразит» вызывает смех трагическими эпизодами.

12 мая. Ох, эти разъезды из Булонского леса, с бегов, эти грустные лица, эти бледные кучера, эти господа, которые молча, серьезно глядят друг на друга, забившись в уголок кареты, этот жест кучера, подымающего руку, чтобы предупредить кучера заднего экипажа! Самые веселые здесь лошади, бодро поматывающие головой.

Старики, сожительствующие со своими дочерьми. А шлюхи! И эти люди веселились!

13 мая. Никогда ничего не делать, как другие, в искусстве; в области морали делать только то, что другие.

11 июня. Талант — это как деньги: вовсе не обязательно его иметь, чтобы о нем говорить.

Я уже приобрел врагов, потому что никак не могу обнаружить таланта в тех, кто говорит, что я на редкость талантлив.

* Он вышел за пределы своей натуры и ключ унес с собой.

* Хозяйка прислуге: «Вы слишком много спите, милая. Вы спите не меньше меня».

* Подумайте только, если я овдовею, мне придется ездить обедать в ресторан.

* При виде жирафов начинаешь верить в существование дьявола.

* Есть и такой вид мужества — сказать парикмахеру: «Не надо мне одеколону!»

* Серебро луны упало в цене.

14 июня. Неповторимая индивидуальность капли воды.

30 июня. Разве доказывает что-нибудь успех? Нужно ли приводить имена людей непонятых, пьес провалившихся, книг отвергнутых?

И, кроме того, может случиться, что в один прекрасный день у вас окажется талант.

9 июля. Писать прокаленными словами.

11 июля. Быть ясным? Но мы еле способны сделать над собой усилие, чтобы понять других.

* Поискать мемуары, автор которых не старался бы все время сойти за независимого.

12 июля. Когда она благоразумно приняла решение экономить, она тут же перестала подавать нищим.

13 июля. Искусство создавать ренту из собственного бескорыстия.

* Улитки с жирафьими шеями.

* Яблоньки в белых шапочках, похожие на начальника станции.

* Libera nos[42] от Гектора Мало.

* Блаженны могущие сказать: «Иду во Французский банк».

20 июля. Расин на столе у Верлена.

— Как-то утром, — рассказывает Швоб, — я зашел к Верлену, в подозрительную гостиницу, не стану вам ее описывать. Отворяю дверь. Кровать деревянная с железной спинкой. Железный ночной горшок, до краев полный, вонь. Верлен лежит на кровати. Виден лишь клок волос, борода и часть лица, желтого, помятого, воскового.