Нина Васина - Дурочка (Ожидание гусеницы)

• Название: Дурочка (Ожидание гусеницы)
• Автор: Нина Васина
• Жанр: Детектив

Самоубийство известного профессора дает возможность молодому офицеру жениться на дочери майора госбезопасности в отставке Смирновской, поселиться в ее московской квартире и влюбить в себя юную жену Аглаю. Однако, семейная жизнь оказывается нелегким испытанием. Теща не потеряла навыков боевой подготовки и всегда готова отработать их на зяте, у красавицы жены диагноз — «умственное отставание в развитии», а в доме профессора после его смерти появляются трупы, от которых лейтенанту приходится избавляться. Оказавшись втянутым в грязную аферу с пропавшими счетами бывших КГБэшников, лейтенант спасает женщин от бандитов и разгадывает причину настойчивой слежки за квартирой тещи и взлома ее сейфа.

---

— Ни хрена себе выросло ! Как это могло случиться? И сиськи, вы только подумайте!.. А я как дура тебе в подарочек… вот… Твое любимое.

Она вытащила из кармана красного карамельного петушка на палочке, запеленатого в целлофан. Лайка взяла его и прижала к щеке, закрыв глаза — проявление крайней степени радости.

— Веди к шкафу, — сказала Туся Лукреции.

Они поднялись на второй этаж, Туся с грустной улыбочкой осмотрела свою бывшую комнату, кровать, канапе у окна, трюмо с пузырьками и баночками.

— Надо же, — заметила она с дрожью в голосе, — духи мои до сих пор…

Лукреция открыла створки гардероба:

— Я как чувствовала, ничего не отдавала и не выбрасывала. Бери себе, что хочешь. Мне в эти вещи уже не влезть.

— Да уж вижу, — с участливым злорадством заметила Туся, ощупывая тесно висящую одежду, и вдруг вскрикнула с ужасом: — И шубку норковую? Ну, Лушка, лучше сразу скажи, что я должна делать за такое.

— Ничего особенного, — отвела глаза Лукреция. — Пойдем в кухню, все оговорим.

— Давай лучше здесь оговорим, — Туся села на кровать. — Я буду на шкаф смотреть и лишний раз обиду в себе замну.

— Да, собственно… — Смрновская пожала плечами. — Это ты говори, что тебе нужно.

— Мне нужно как раньше, чтобы без этикетов всяких, — с готовностью начала перечислять Туся. — Если я вижу несправедливость, должна ее обнародовать. Если надо чего щепетильного сделать, говори прямо и открыто, без намеков, чтобы я потом дурой себя не чувствовала. Можем сейчас и попробовать. Говори, что у вас случилось? Почему ты как поленом шарахнутая?..

Туся частенько и с удовольствием переходила на простонародную речь после того, как в течение пяти лет читала девочке Аглае сказки и объясняла потом смысл происходящих в них кошмаров.

Лукрецию ее навязчивая простота в речи никогда не обманывала, а вот посторонних быстро расслабляла до необходимой стадии болтливости. Когда Туся не была заинтересована в собеседнике, могла отшить с интеллигентной строгостью на английском и латыни, а могла и матом. Она всегда была не просто домработница, хотя называла себя, особенно при посторонних, именно так, а еще — с мазохистской дотошностью — приживалкой. Туся действительно прижилась в доме до степени невыносимого родства. Этакая вездесущая палочка-выручалочка со своими устоявшимися понятиями о справедливости и поведением главы семьи. Странно, но сейчас Лукреция обрадовалась присутствию именно такого человека.

— Профессор Ционовский вчера с утра приходил попрощаться. Лайка пошла его проводить. Он говорил ей странные вещи, что-то о смерти…

— Так пошли посмотрим, жив ли еще этот старый пердун! — подхватилась с кровати Туся.

Это означало, что она согласилась работать. Вернее, жить с ними, защищать, опекать и любить, решать все проблемы и бороться за чистоту в доме и справедливость в жизни.

К Ционовскому пошли втроем. Первой шла Смирновская. Аглая с торчащей изо рта палочкой от леденца замыкала шествие. Туся решительно поднялась по лестнице в дом.

— Он уже давно живет в пристройке — ноги ослабели, — попыталась остановить ее Лукреция.

— Так я же этого не знаю! — с боевым задором объявила Туся. — Позвоню в дверь, постучу, а ну, как и выйдет кто?

Звонила, стучала — никто не вышел. И тут к изумлению Лукреции Туся, покопавшись в кармане пиджака, достала ключ и решительно вставила его в замочную скважину. Уже и дверь открыла, и шагнула внутрь, громко крича:

— Профессор, вы дома?

А Лукреция все никак не могла решить, что делать — тащить ее вниз или втроем осмотреть дом. Она осталась внизу — Аглаю вести в дом не хотелось и оставлять одну на улице тоже — вдруг зайдет в пристройку.

Тусе хватило пяти минут. Она спустилась со скучным лицом.

— Откуда ключ? — спросила Лукреция.

— Профессор дал. Давно еще.

Туся практически никогда не врала, по крайней мере, родным людям, о чем частенько заявляла. А если не хотела что-то говорить, ограничивалась односложным ответами и отстраненным взглядом куда-то за горизонт — как сейчас.

Аглая уже открывала дверь в пристройку. Лукреция поспешила и задержала ее, чтобы войти первой. Ционовский сидел в кресле, опустив голову на грудь и свесив левую руку до пола. Лукреция взяла эту руку и кивнула сама себе: профессор был мертв. Туся тоже склонилась над стариком, потрогала его плечо, отчего тело слегка накренилось, и буднично заметила:

— Помер.

Лукреция посмотрела на дочь. От важности момента Аглая вытащила изо рта сосалку, и истаявший остов петушка полыхнул красным огоньком в ее руке, поймав закатный лучик через небольшое окно. Девушка смотрела на мертвое тело спокойно, близко не подходила. Лукреция раздвинула пошире занавески на окошке. Осторожно приподняла голову старика за подбородок, осмотрела его рот и внутренность нижнего века. Наклонившись, изучила ногти на руке. Повернулась к дочери:

— Где чашка, из которой он пил?

Аглая показала. Большая кружка с остатками жидкости стояла на столе рядом с креслом. Туся обошла тесное помещение и со вздохом констатировала:

— Одни книги кругом. Даже стол из книг.

Тогда и Лукреция заметила, что стол представлял собой качественную дубовую столешницу, лежащую на стопках книг и папок. Она наклонилась над кружкой и понюхала ее содержимое.

— Кто будет звонить в милицию? — спросила Туся.

Около девяти вечера, уже в сумерках, к дому Ционовского приехала опергруппа. Невысокий суетливый мужчина средних лет представился Лукреции капитаном Хохловым и первым делом спросил, заходила ли она в дом профессора, и как давно. Лукреция с чистым сердцем ответила, что у профессора бывала дважды, последний раз три года назад на его юбилее — 75 лет. Узнав, что Ционовский последние несколько лет живет в пристройке, и именно туда заходит иногда ее дочь, Хохлов тут же захотел побеседовать с Аглаей. Лукреция осадила его рвение, предъявив справку дочери с диагнозом «умственное отставание в развитии». Тогда капитан, даже не взглянув на документы хозяйки, попросил Лукрецию присутствовать при осмотре места происшествия и помочь «как коллега коллеге, так сказать…». И Лукреция поняла, что он подготовился к встрече — навел о ней справки.

Как Хохлов ни тужился, стараясь добиться от «коллеги» хоть чего-то внятного, Лукреция только поддакивала его версиям, не выдав ни одного предположения; да, похоже на отравление, действительно, у рта подсохло немного пены, нет, она понятия не имеет, при воздействии какого яда проявляется такой цвет ногтей. Капитан вел себя как слон в посудной лавке — то и дело натыкался на мебель. Уронил со стола карандаш и долго потом просидел под столом, скорчившись — рассматривал надписи на папках под столом. Выбрался, повертел карандаш перед лицом Лукреции и пожал плечами:

— Записки не находили? Если самоубийство, должна быть записка. Сами посудите, профессор приглашает вашу дочь — его ученицу — к себе. При ней засыпает в кресле, где его и нашли мертвым. Похоже на прощание. Он пил при ней из этой чашки?

Оперативник, отлив жидкость из чашки в пробирку, упаковывал ее.

— Да, — кивнула Лукреция. — Это похоже на прощание.

Наконец, санитарам разрешили вынести тело. Хохлов вышел следом и увидел Аглаю — та стояла под фонарем на лестнице в большой дом. Несколько секунд он смотрел на девушку в длинном платье с толстой русой косой на груди, облитой светом фонаря как золотом, потом развернулся к Лукреции, потеряв способность говорить:

— А-а-а-э-э?..

— Моя умственно отсталая дочь.

Капитан резко поменял свои планы. Он решил остаться и сегодня, а не завтра, как планировалось, взять показания у Лукреции Даниловны о посещении ее дома профессором накануне смерти. Узнав, что домработницы в тот момент не было, потерял к Тусе всякий интерес. Говорили в гостиной. Лукреция сидела на диване, Аглая — на полу возле нее, подвернув под себя ноги. Что ел, что пил профессор, о чем говорил, как выглядел… Узнав, что хозяйка сама лично засунула в рот Ционовскому ложку с икрой, Хохлов спросил — почему? Лукреция задумалась и не сразу нашла объяснение.

— Он открыл рот, не собираясь брать ложку в руки, старый человек…

Хохлов кивнул, наблюдая за шевелящимся по полу кончиком косы. Аглая это заметила и стала специально водить головой из стороны в сторону.

— Ну, детка, не играйся, не играйся, — подошла Туся и погладила ее по макушке. — Это тебе не котенок. Это котяра. Ишь, как у него глазки-то замаслились. Если прыгнет и уцепится, тогда уж не отпустит!

На следующий день в обед в дом Лукреции пришли с обыском. Она сразу же позвонила Бакенщику, тот имел связи в МВД.

— Я в курсе, — ответил он. — Меня спрашивал о тебе кое-кто из этого ведомства. В желудке профессора нашли черную икру, смородиновый настой и достаточно большую дозу яда. Не хотел тебе звонить, пока не выясню по своим связям, где и насколько легко этот яд можно раздобыть. Дело усложняется известностью твоего соседа. Он член-корреспондент Академии наук, хорошо известен за рубежом.