Валерий Махов - Вне закона

• Название: Вне закона
• Автор: Валерий Махов
• Жанр: Детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-966-14-1984-0

Бывший эсбэушник Кузнецов слишком стар, чтобы вершить правосудие без оглядки на уголовный кодекс: у него, умирающего от рака, есть секретное оружие… Елена Голицына уже отомстила за пролитую кровь его родных, покончила и с маньяком Хряком, и с двумя питерскими киллерами. На очереди – расправа над убийцами инкассаторов, и Лене понадобится молодой и решительный напарник…

---

Антигерои (читай плохие), как правило, злые, водке предпочитающие наркотики, не верящие ни во что, кроме грязного чистогана, и почти все лысые.

Как только плешивый замечает плешь, он сразу же бреет голову наголо, дескать, я не плешивый, я лысый. Захочу, дескать, опять отрастет. А для пущей убедительности лысые обзаводятся трехдневной щетиной. Дескать, во как! Девяносто процентов знакомых Кротова – лысых – носят обильные волосяные покровы в виде усов и бороды.

Господи! Да ведь ты же мужик! Разве так важно, лысый ты или нет?!

Важно, умный ты или нет! Надежный ты или нет. Верный ты или нет!

А лысина или плешь для мужика – это не главное. Не нужно думать, что лысый – это вооруженный и очень опасный. Лысый, он такой же, как и волосатый. Бросьте, мужики. Пусть девчонки заморачиваются своим внешним видом, им надо, мы их выбираем.

Пусть культуристы и стриптизеры (они же профессиональные альфонсы) начинают каждый свой день с заклинания: «Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи. Я ль на свете всех милее…» Мужикам, настоящим добытчикам, это ни к чему.

«Господи, что это я завелся?» – подумал, выходя из глубокой задумчивости, капитан Кротов. Лысина начальника была потной и напряженной.

– Да, да, Кротов, я вас спрашиваю. О чем это вы задумались?

– О низком проценте раскрываемости нашего отдела, – вскочив, на одном дыхании соврал опер.

– Ну что ж, похвально. Только что-то подсказывает мне, что думали вы не об этом, и в ближайшее время я научу вас на совещаниях думать о работе.

Глава 42

Порфирий Мамин загрустил. В цивилизованной стране это состояние называется депрессией, и если бы Порфирий жил там, то уже вся еврейская мафия врачей-психоаналитиков ломала бы свои кошерные головы над тем, как бы побыстрее вывести его из этого состояния. В нашей же благодатной стране, где психиатрия долгие годы обслуживала интересы государства, превращая так называемых инакомыслящих в среднестатистических налогоплательщиков и избирателей, психоанализом занимались в основном ясно– и дальновидящие, потомственные и приобретшие по случаю свои способности гадалки, кликуши, несмешные (не путать с грустными) клоуны и прочая нечисть, а потому помочь никто не мог.

Спасение утопающих в нашей стране всегда было делом рук самих утопающих. Вот почему эти руки ничего не украли, никого не посторожили, никого не спасли. И никому не помогли.

Ну и бог с ними, с этими бесполезными руками. Порфирий грустил, ибо ничего в этой жизни его не радовало. Он ел и не чувствовал вкуса. Он шел в туалет и не брал с собой книгу! Он спал и не видел снов!

Причиной всех его бед был майор Голицын. После женитьбы на этой рыжей бестии Леночке Голицына будто подменили. Он потерял интерес к работе, информацию от Порфирия выслушивал рассеянно, а последнюю, о новом наркопритоне, до сих пор даже не реализовал!!!

Как опытный реаниматор человеческих душ, Порфирий пытался взглядом своих мутных всевидящих глаз выкрикнуть: «Он уходит от нас! Мы его теряем!» Но никто, и прежде всего сам Антон Голицын, Порфирия не слышал. В конце концов Мамину это надоело и он решился на последний мужской разговор.

Антон долго отказывался от встречи, но Порфирий пригрозил, что сам придет на работу или домой, и Антон, не на шутку встревоженный таким напором осведомителя, согласился.

Они долго сидели в одной неприметной придорожной забегаловке, где пахло хорошо разбавленным пивом и случайным обсчетом. Разговор не клеился.

Но Порфирий все-таки подобрал отмычки и взломал душу Антона, будто устаревший, с виду только неприступный сейф.

– Понимаешь, отец, – дрожащим голосом шептал на ухо сексоту гроза городских насильников и убийц, – она меня не любит! Я люблю ее так, что мне самому страшно об этом думать! Я люблю и боюсь этой любви. Я с ней абсолютно счастлив. С ней я не чувствую времени. С ней мне не нужен никто. С ней меня ничего, кроме нее, не волнует! Это какое-то наваждение! Это какая-то напасть!

– Это любовь, сынок!

– Как ты, никого не любивший, можешь знать, что это такое?!

– Потому и знаю, что не любил, потому и завидую, что вижу, как ты счастлив.

– У нее кто-то есть, отец. Я это чувствую. Помоги мне, выследи их. Я хочу все знать о ее тайной жизни. Мне нужно или выздороветь от этой болезни, или убедиться, что я неизлечим, и тогда умереть счастливым.

– Успокойся, сынок. Я все узнаю. Только запомни: умрешь ты – умру и я. Допивай и иди домой, я все сделаю в лучшем виде.

И Порфирий выследил Лену и Кузнецова. И когда рассказ Лены совпал с докладом Порфирия, Антон уже ни секунды не сомневался в принятом для себя решении. «Карфаген должен быть разрушен!»

Глава 43

На проходившем у губернатора экстренном совещании координационного Совета по коррупции и организованной преступности все, затаив дыхание, слушали начальника ОБОПа. Он говорил вещи, от осознания которых присутствующим было не по себе. Из его сбивчивого доклада следовало, что в городе появились совершенно «неуловимые мстители». То есть действовала хорошо организованная и разветвленная организация, убивающая плохих людей. Да, да, да! Именно так. Кто-то очень серьезный, хорошо информированный и блестяще подготовленный планомерно убивал преступников и отморозков. В городе вновь заговорили о «Белой стреле».

После доклада начальника ОБОПа в зале стало еще тише. Область и так считалась не совсем благополучной. После недавнего «случайного убийства по неосторожности» бывшего губернатора – именно в тот момент, когда он реально мог возглавить очень мощную политическую силу и изменить ситуацию в стране, – в области и без того стало неспокойно. Любое приглашение на охоту носило теперь почти анекдотический характер, а всякая охота была «пуще неволи».

Губернатор, молодой, перспективный политик, бывший бизнесмен и банкир, личное состояние которого, по утверждению одного солидного издания, превышало триста миллионов долларов, откашлялся, нервно поправил галстук и голосом профессионального крупье, призывающего делать ставки, попросил присутствующих поактивнее высказывать свое мнение.

– Поймите, господа. Нам всем есть что терять. Мы все здесь, если кто не знает, далеко не бедные люди. У нас и у наших семей, кроме оков и цепей, есть еще бизнес, который эти семьи кормит. И хотя все присутствующие являются государственными служащими, каждый из вас прежде всего заинтересован в тишине и покое. Где гарантия, что, зачищая всякую нечисть сегодня, этот Зорро или Фантомас завтра не превратится в Тиля Уленшпигеля? Где гарантия, что завтра он не начнет отнимать у богатых, чтобы раздать бедным?! Короче, господа! Любой катаклизм, вплоть до стихийного бедствия и техногенной катастрофы, не управляемый и не возглавляемый нами, не нужен. Поэтому я даю вам неделю срока, чтобы вы прошерстили город и если не уничтожили, то хотя бы выявили причину наших сегодняшних бессонных ночей. Мне не хотелось бы проснуться от воплей, вызванных газетными заголовками типа «Куда смотрит власть?». Все, господа, оставьте на время личное и займитесь общественным. Как говорят в определенных кругах, общак – дело святое!

Глава 44

Антон выстрелил первым, и Кузнецов, даже не дернувшись, словно принял в себя не пулю, а что-то нужное и приятное, опустил голову на грудь. Пистолет Кузнецова, так и не снятый с предохранителя, выпал из руки на пол.

Антон застыл на месте и впал в забытье.

Лена же, напротив, как будто делала это не в первый раз, бросилась к Кузнецову, проверила пульс аккуратным прикосновением пальца, вздохнула, покачала головой и подошла к Антону.

Ей с трудом удалось забрать у него пистолет. Она протерла рукоятку и всунула пистолет в руку мертвого Кузнецова. Ей показалось, что его холодные пальцы пожали ее руку, и она чуть не закричала. Но это была, наверное, последняя судорога. А может, померещилась и она.

Потом она открыла несколько шкафов и из одного достала папку с надписью «Вадим Голицын», после чего, подхватив с ковра не снятый с предохранителя пистолет и бросив рядом с телом гильзу от точного выстрела, взяла Антона за руку, и они быстро выбежали из комнаты.

Уже в машине, увидев выражение лица Антона, Лена повернулась к нему и резко дала звонкую пощечину.

Антон, скорее от неожиданности, чем от боли, вернулся на грешную, но такую родную землю.

– Лена, ты что?!

– Нет, это ты что?! У тебя, похоже, ступор. Ты же воевал, Антон, да и в ментуре пострелял немало. Что же сегодня? Ты что, пенсионера безоружного в сквере на лавочке подстрелил? Да если бы ты не успел, он бы нас обоих там уложил, а потом бы вызвал ментов и заявил о попытке ограбления. Или придумал бы еще что-нибудь пооригинальнее.

– Да я, Лена, все понимаю, но что-то здесь все равно не так.

– Ты мне сейчас, Антоша, напоминаешь Остапа Бендера, сдавшего чемодан с деньгами на почту. Но не в тот момент, когда он любовался собой и своим поступком со стороны, а в тот, когда вдруг понял, что потерял свой статус. Потерял в одну секунду то, к чему так долго и мучительно, через потерю любви, смерть друзей, гибель «Антилопы» шел долгие месяцы. А дальше, Антон, была длинная и унизительная сцена с баночкой «райских яблочек». Так вот, пока мы не дошли до нее, давай остановимся. Что случилось, то случилось. Я жива, слава Богу, старик мертв. Теперь на пути у нашего счастья остался один международный экономический кризис. То есть то, что бездарные политики придумали, чтобы оправдать собственные ничтожество и никчемность. Кузнецов – это серьезно, а кризис – это так, сущий пустяк. Спасибо тебе, мой защитник и повелитель.