Борис Изюмский - Призвание

• Название: Призвание
• Автор: Борис Изюмский
• Издательство: Ростовское областное книгоиздательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1952

---

Черные глаза Жени выражали восхищение.

— Видите, как работают! — разделяя его чувство, живо подхватил директор. — Хорошо бы нарисовать портрет такого стахановца!

— Платон нарисует, — объявил Женя, словно уже решил за брата этот вопрос.

— Я нарисую, — не поднимая глаз, подтвердил Платон, — из газеты вырежу и увеличу.

— Подумаешь, художник, — скорчив презрительную мину, прошептал Плотников, но так тихо, что Волин не услышал.

Борис Петрович похвалил ребят за то, что они внимательно читают газеты, подумал: «Закон о пятилетием плане надо изучить во всех классах» и, будто это ему пришло в голову только сейчас, а на самом деле он вчера решил это, предложил:

— А что, если вы начнете писать историю своего класса? Дам я вам тетрадь в красивом переплете, хо-о-рошую тетрадь! — и вы туда записывайте: «Платон товарищу в учебе помог, а Плотников с Серафимой Михайловной сделали интересный альбом». Хорошо ведь все это записать?

— Подумаешь, альбом, — завертелся на месте, словно его жалили осы, Плотников и для смеха подвигал ушами, но никто не засмеялся.

Предложение Бориса Петровича всем понравилось, и здесь же решили, что записывать будут Ваня Чижиков и Петр Рубцов.

Борис Петрович посмотрел на часы: беседа длилась пятнадцать минут. Он решил уже было отпустить ребят, когда Плотников поднял руку. Он сделал это так, что, казалось, за рукой тянется и плечо, и все его тело, вот-вот он оторвется от парты и взлетит.

— Я вас слушаю, — выжидающе посмотрел Волин.

Толя шустро, точно его дернули за ниточку, вскочил и звонким голосом опросил:

— Борис Петрович, — он бросил через плечо быстрый торжествующий взгляд на Петра Рубцова, с которым поспорил на перемене, что задаст этот вопрос, — Борис Петрович, скажите, а зачем у вас на столе, — Толя запнулся и еще убедительнее сказал, — пожалуйста, скажите, зачем у вас на столе в кабинете маленькая фотография лежит… такая ма-а-ленькая, под стеклом… там дом и деревня?

— Ох, и любопытен Плотников, а ведь любопытство…

— Да нет, Борис Петрович, вы не подумайте… ну, просто хочется знать, — стал оправдываться Плотников и от нетерпения затоптался на месте.

Он разглядел эту крохотную карточку, когда очутился в кабинете директора, приведенный Фомой Никитичем за баловство. Ему еще тогда странным показалось, что в самом центре стола, под толстым стеклом лежала только одна фотография: небольшой дом, кругом снег, а по улице к этому дому идут ребята.

Глаза у Бориса Петровича стали серьезными, а голос потеплел.

— Это, дети, моя школа в Кривых Лучках, я в ней пятьдесят лет назад учился… Давно, очень давно не был я в своем селе, но в сердце моем навсегда останется родная школа, где меня впервые учили держать карандаш.

— Борис Петрович, — вдруг присмирев, тихо посоветовал Толя, — а вы бы туда написали…

Волин изумленно посмотрел на мальчика.

«Верно! Вот ведь кто надоумил…»

— Надо написать, — в раздумье, как бы про себя, произнес он.

— Борис Петрович, — поднялся с, передней парты Ваня Чижиков, и ямочки заиграли на его щеках, — можно, мы тоже напишем, о школе своей расскажем, спросим, как они теперь живут, с их пионерским отрядом подружимся?

— Превосходно! — воскликнул Борис Петрович, — и знаете что? Надо будет собрать книги, послать им в подарок…. Обязательно!

— Мы соберем!

— Я басни Крылова принесу…

— А я про Тимура…

— Целую библиотеку соберем!

Борис Петрович попрощался с детьми и вышел из класса.

ГЛАВА V

Знакомство со своим девятым классом Сергей Иванович начал с того, что пошел на урок химии.

Когда они с Корсуновым появились в химическом кабинете, по рядам пронесся шопот:

— Новый историк, новый историк…

Уму непостижимо, откуда они это узнали, но, как всегда, ученическая осведомленность была поразительной. Кремлев сделал вид, что не слышал топота, и сел за последний стол рядом с юношей лет восемнадцати. На его тетради он прочел: «Борис Балашов».

«А-а-а, вот ты какой», — подумал Сергей Иванович, зная уже, что именно из-за Балашова такой расстроенной пришла к директору преподавательница литературы.

Балашов сидел, выпрямив сильный торс, немного откинув назад маленькую голову с безупречной линией пробора и старательным витком-зачесом жестких волос.

Взгляд черных, с влажным блеском, глаз юноши был самоуверен. Сквозь загар на щеках проступал здоровый румянец. Временами Балашов кончиками полусогнутых пальцев осторожно притрагивался то к одной, то к другой аккуратной брови, будто любовно поглаживал их.

Белая шелковая рубашка с длинными рукавами, перехваченными выше локтя резинками, придавала Балашову щегольской вид.

Корсунов, сухо поздоровавшись, начал урок, а Сергей Иванович стал разглядывать класс.

Кабинет химии заставлен шкафами. За их раздвижными застекленными дверцами поблескивают бесчисленные колбы, реторты, пробирки с разноцветными жидкостями.

За столами сидят по двое тридцать юношей. Почти все они выглядят взрослыми, одеты по-разному: рядом с клетчатой ковбойкой виднеется отцовский армейский китель с черной окантовкой, около серой сатиновой рубашки — модный пиджак с двумя продольными складками на спине.

Корсунов, не садясь, открывает журнал, отмечает отсутствующих и с минуту, в напряженной тишине, смотрит на список, словно изучая его. «Играет в строгость», подумал Кремлей.

Один из учеников, не выдержав долгой паузы, что-то прошептал соседу.

— Разговоры прекратить! — отчеканил химик, не поднимая головы.

— Каковы химические свойства азота?.. — спросил он к после томительной паузы вызвал: — Дружков!

К доске вышел ученик невысокого роста в бархатной куртке с «молнией». У него маленькая голова, маленькие уши, весь он какой-то чистенький, но не кажется изнеженным.

Дружков отвечает неплохо, но то и дело останавливается к опасливо поглядывает на учителя. Химик стоит с каменным лицом, на котором ничего нельзя прочесть.

— Напишите на доске формулу соединения азота с водородом, — требует он, и Сергей Иванович удивляется скрипуче-металлическим ноткам в голосе Вадима. Обычно их у него не было.

Юноша написал, но по рассеянности допустил ошибку в обозначении валентности азота.

Корсунов подошел к доске, раздраженно постучал мелом.

— Вы не хотите думать! — сердито кольнул он глазами. — Прошлый раз я вам поставил чахоточную тройку! — Он особенно подчеркнул слово «чахоточную».

«Как же тебя любить?» — укоризненно думает Сергей Иванович, вспомнив разговор у Корсуновых.

— Я вчера два часа потратил… — начал было оправдываться Дружков, но только подлил масла в огонь.

— Можно и двадцать потратить, но без толка, — холодно говорит химик. — Если вы полагаете, что я буду поощрять недобросовестную работу, то ошибаетесь. Вы в состоянии отвечать на четыре, а отвечали на двойку. Садитесь!

Он выставляет в журнале жирную цифру 2 и старательно промокает ее.

С первых же минут Кремлеву многое не понравилось на этом уроке. И какой-то надрывной тон его, и общая нервозность, и манера учителя при объяснении либо возбужденно ходить по классу, либо, остановившись около одного ученика и глядя только на него, объяснять как бы ему одному. От этого ученик смущался, терял нить мысли, и хотя кивал головой в такт словам учителя, но вряд ли мог внимательно слушать его.

Не понравились Сергею Ивановичу и неуместная язвительность Вадима («напрасно он считает их глупцами», — подумал Кремлев), и плохо скрываемая учениками недоброжелательность — в улыбках, глазах, репликах.

Ясно было — шла скрытая, никому не нужная война.

Правда, объяснял новый материал Вадим Николаевич мастерски, чувствовалось, что он безупречно знает химию, любит свой предмет, но и здесь у него получалось так, будто он сдерживал себя, ни на минуту не забывал, что следует сохранять дистанцию между собой и классом.

Взрыв произошел минут за пять до окончания урока. Корсунов решил проверить, как помнят прошлогодний материал.

— Скажите, Балашов, в чем сущность контактного метода получения серной кислоты? — спросил он.

Балашов помедлил, стал отвечать, но неправильно.

— Ну, можно ли быть таким бестолковым? — с оскорбительным сожалением сказал Вадим Николаевич, осуждающе глядя на Бориса. — При чем же здесь камерный способ?

Балашов побледнел.

— Не всем же гениальными быть! — самолюбиво бросил он, в упор глядя на учителя.

— Вы еще дерзите! — вспылил Корсунов и сжал спинку стула так, что тонкие пальцы побелели.

— А вы не оскорбляйте! — уже не помня себя; баском выкрикнул Балашов.

— Прошу вас, — зловеще-вежливо произнес химик, — покинуть класс.

Краска гнева, проступив у Корсунова на шее, медленно поднялась к щекам и лбу.