Борис Фрезинский - Писатели и советские вожди

• Название: Писатели и советские вожди
• Автор: Борис Фрезинский
• Издательство: Эллис Лак
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-902152-53-8

Историк литературы и публицист Борис Фрезинский — автор книг «Судьбы Серапионов», «Все это было в XX веке (заметки на полях истории)», «Илья Эренбург с фотоаппаратом»; биограф Ильи Эренбурга, публикатор и комментатор его сочинений, а также работ Н. И. Бухарина и других авторов; его перу принадлежат более 250 статей и публикаций по истории литературы и политической истории русского XX века. Новая документальная книга Б. Я. Фрезинского «Писатели и советские вожди» основана на многолетних архивных изысканиях автора.

Книга историка литературы Б. Я. Фрезинского «Писатели и советские вожди» насыщена неизвестными и малоизвестными историческими документами. Она позволяет читателю на конкретных примерах, избегая упрощенных схем и скороспелых выводов, увидеть, как в различные десятилетия советской истории по-разному складывались в стране, оставаясь неизменно сложными, неоднозначными и трагическими, индивидуальные судьбы писателей. А попутно — и как созданная в результате Октябрьской революции система привела к жесточайшей диктатуре Сталина, уничтожившей вождей революции — Троцкого, Каменева, Зиновьева, Бухарина, Радека…

---

Зная, что повесть запрещена в Агитпропе ЦК, Зощенко понимал, что спасти ее может только один человек. 25 ноября 1943 г. он обращается с письмом к Сталину[1085]. Это его первое письмо вождю; сочиняя его, Зощенко пользовался советами академика А. Д. Сперанского.

Дорогой Иосиф Виссарионович!

Только крайние обстоятельства позволяют мне обратиться к Вам.

Мною написана книга — «Перед восходом солнца». Это — антифашистская книга. Она написана в защиту разума и его прав.

Помимо художественного описания жизни, в книге заключена научная тема об условных рефлексах Павлова.

Эта теория основным образом была проверена на животных. Мне, видимо, удалось доказать полезную применимость ее и к человеческой жизни.

При этом с очевидностью обнаружены грубейшие идеалистические ошибки Фрейда.

И это еще в большей степени доказало огромную правду и значение теории Павлова — простой, точной и достоверной.

Редакция журнала «Октябрь» не раз давала мою книгу на отзыв академику А. Д. Сперанскому и в период, когда я писал эту книгу, и по окончании работы. Ученый признал, что книга написана в соответствии с данными современной науки и заслуживает печати и внимания.

Книгу начали печатать. Однако, не подождав конца, критика отнеслась к ней отрицательно. И печатание было прекращено.

Мне кажется несправедливым оценивать работу по первой ее половине, ибо в первой половине нет разрешения вопроса. Там приведены лишь материалы, поставлены задачи и отчасти показан метод. И только во второй половине развернута художественная и научная часть исследования, а также сделаны соответствующие выводы.

Дорогой Иосиф Виссарионович, я не посмел бы тревожить Вас, если б не имел глубокого убеждения, что книга моя, доказывающая могущество разума и его торжество над низшими силами, нужна в наши дни. Она, может быть, нужна и советской науке.

Ради научной темы я позволил себе писать, быть может, более откровенно, чем обычно принято. Но это было необходимо для моих доказательств. Мне думается, что эта моя откровенность только усилила сатирическую сторону — книга осмеивает лживость, пошлость, безнравственность.

Я беру на себя смелость просить Вас ознакомиться с моей работой, либо дать распоряжение проверить ее более обстоятельно и, во всяком случае, проверить ее целиком.

Все указания, какие при этом могут быть сделаны, я с благодарностью учту.

Сердечно пожелаю Вам здоровья.

Михаил Зощенко. Москва, гостиница «Москва», № 1038. Михаил Михайлович Зощенко[1086].

Говоря о запрете книги, Зощенко употребил осторожную формулу, чтобы Сталин заключил из его письма: писатель просит вождя выступить не против решения ЦК, где располагали полным текстом повести, о чем-де не знает, а всего лишь против неких критиков в журнале.

Ответа адресата Зощенко не получил. В секретариат Сталина письмо поступило 26 ноября, а в ночь с 24-го на 25-е в обстановке сверхсекретности Сталин поездом отбыл из Москвы в направлении Баку[1087] — 28 ноября в Тегеране началась его встреча с Рузвельтом и Черчиллем.

Поскольку автограф письма Зощенко хранится не в архиве Сталина, а в фонде Агитпропа ЦК (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125) и никаких пометок на нем нет (судя по основательной публикации документов ЦК), то, скорей всего, подлинник письма сразу был передан в Агитпроп[1088] (Зощенко считал, что его письмо попало к Щербакову[1089]). Сталин письмо не читал (маловероятно, чтобы в начале декабря, когда он вернулся в Москву, ему доложили о письме Зощенко).

Запрет на продолжение печатания повести Зощенко, сообщенный Агитпропом ЦК журналу «Октябрь» в ноябре 1943 г., не сопровождался никакими печатными документами. Первая официальная бумага, содержащая негативный отзыв о ней, датирована 2 декабря 1943 г. (то есть после поступления в Агитпроп письма Зощенко Сталину[1090]) — это идентичные докладные записки Маленкову и Щербакову за тремя подписями: начальника Агитпропа ЦК Г. Александрова, его заместителя А. Пузина и… завотделом художественной литературы А. Еголина. Этот документ содержит критический обзор работы журналов «Октябрь» и «Знамя», главными «жертвами» которого оказались Сельвинский и Зощенко. «Анализ» повести Зощенко занимает в нем наибольшее место — и начинается с разгромного вывода:

В журнале «Октябрь» (№ 6–7 и № 8–9 за 1943 г.) опубликована пошлая, антихудожественная и политически вредная повесть Зощенко «Перед восходом солнца»[1091].

Понятно, что этой формулировкой Александров наступательно защищал «честь мундира» Агитпропа, утверждая правильность решения его управления о запрете продолжения печатать повесть Зощенко. (Замечу, что главная рекомендация этой докладной записки: «Управление пропаганды считает необходимым принять специальное решение ЦК ВКП(б) о литературно-художественных журналах» — была осуществлена лишь в 1946 г. и, так получилось, журналов «Октябрь» и «Знамя» непосредственно не задела).

В тот же день, 2 декабря 1943 г., на основе докладной записки Агитпропа было принято постановление Секретариата ЦК ВКП(б) «О контроле над литературно-художественными журналами», содержавшее в преамбуле критику Агитпропа (понятно, не по причине запрета окончания повести Зощенко):

Отметить, что Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и его отдел печати плохо контролируют содержание журналов, особенно литературно-художественных. Только в результате слабого контроля могли проникнуть в журналы такие политически вредные и антихудожественные произведения, как «Перед восходом солнца» Зощенко…[1092]

Критикуя Агитпроп, Секретариат ЦК не оставил камня на камне от повести Зощенко: Управлению вменялось в вину именно разрешение печатать начало повести Зощенко (что, к слову, не могло не напугать лично Еголина). Этим же постановлением к журналам «Новый мир», «Знамя» и «Октябрь» приставлялись ответственные от Агитпропа, относительно которых в постановлении было записано: «Установить, что наблюдающие за этими журналами несут перед ЦК ВКП(б) всю полноту ответственности за содержание журналов»[1093].

На следующий день Секретариат ЦК издал еще одно постановление «О повышении ответственности секретарей литературно-художественных журналов», в котором повесть Зощенко была аттестована как «антихудожественная и пошлая»[1094].

Оперативность этих решений и резкость их тона при повторяемости разоблачительных формулировок позволяют увидеть за всем этим желание Маленкова и Щербакова (да и Александрова) показать цензурное рвение в отсутствие Хозяина вопреки скудости аргументов. То, что Сталин писателя Зощенко не любил, они, скорей всего, знали. Но градации нелюбви у Сталина были широкими: «сволочь» было написано вождем все же на прозе Платонова (резолюция, как ни странно, оказалась не расстрельной) или в 40-е годы убийственные слова, сказанные Маленкову: «С этим человеком нужно обращаться бережно, его очень любили Троцкий и Бухарин» (это о Сельвинском)[1095]. Однако индивидуально нелюбимых писателей-одиночек Сталин не смешивал с «враждебными» группами (здесь он был беспощаден); индивидуально не любимого вождем писателя могли жизни и не лишить. Зощенко, наверное, злил Сталина меньше, чем Платонов. Но злил. Существует много версий на этот счет, особенно о зощенковских рассказах ленинского цикла (малоинтересных), где вождь-де узнал себя в одном усатом персонаже, сопровождавшем Ленина, и рассвирепел[1096]. Но все это догадки и домыслы, придумать подобное не трудно. Агитпроповцы, возможно, что-то чуяли, но запрещать Зощенко на корню не замахивались. Письмо Зощенко Сталину заставило их на всякий случай «критику» усилить, и он заработал титул «пошляка».

Таким образом, в отличие от случая Федина, случай Зощенко оказался существенно более мрачным для писателя — и его обращение к Сталину лишь ухудшило дело.

4. Артподготовка продолжается

Опираясь на решение Секретариата ЦК, Агитпроп тотчас же развил соответствующую деятельность. Выполняя заказ Агитпропа, погромная газета «Литература и искусство» уже 4 декабря опубликовала статью Л. Дмитриева (знакомого нам по травле Федина) «О новой повести Зощенко», где писатель именовался «мещанским хлюпиком, нудно копающимся в собственном интимном мирке». Это было первое публичное поношение повести «Перед восходом солнца». В тот же день Зощенко пишет жене в Ленинград, пытаясь смягчить впечатление от газетной атаки:

Меня тут немного прорабатывают за книжку — это уж как обычно, приходится мне терпеть. Но ничего, вытерплю. Тем более, я прав[1097].

После выхода двух постановлений Секретариата ЦК, содержавших острую критику работы журналов — органов Союза писателей, 6 декабря Агитпроп созвал заседание президиума ССП, на котором обсуждался журнал «Октябрь». Повесть Зощенко стала главной темой обсуждения[1098]. Несмотря на выступления О. Форш[1099] и С. Маршака в поддержку Зощенко, руководители Агитпропа и генсек ССП Фадеев, поддержанные всегда готовыми «братьями-писателями» (увы, был среди них и Виктор Шкловский[1100]), заклеймили Зощенко. Правда, в этот раз (потом этого допускать не будут) Михаил Михайлович был приглашен на заседание и получил слово. Зощенко еще не знал, насколько безнадежно его положение, и говорил так: