Борис Фрезинский - Писатели и советские вожди

• Название: Писатели и советские вожди
• Автор: Борис Фрезинский
• Издательство: Эллис Лак
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-902152-53-8

Историк литературы и публицист Борис Фрезинский — автор книг «Судьбы Серапионов», «Все это было в XX веке (заметки на полях истории)», «Илья Эренбург с фотоаппаратом»; биограф Ильи Эренбурга, публикатор и комментатор его сочинений, а также работ Н. И. Бухарина и других авторов; его перу принадлежат более 250 статей и публикаций по истории литературы и политической истории русского XX века. Новая документальная книга Б. Я. Фрезинского «Писатели и советские вожди» основана на многолетних архивных изысканиях автора.

Книга историка литературы Б. Я. Фрезинского «Писатели и советские вожди» насыщена неизвестными и малоизвестными историческими документами. Она позволяет читателю на конкретных примерах, избегая упрощенных схем и скороспелых выводов, увидеть, как в различные десятилетия советской истории по-разному складывались в стране, оставаясь неизменно сложными, неоднозначными и трагическими, индивидуальные судьбы писателей. А попутно — и как созданная в результате Октябрьской революции система привела к жесточайшей диктатуре Сталина, уничтожившей вождей революции — Троцкого, Каменева, Зиновьева, Бухарина, Радека…

---

Многие подробности в деле с письмом в «Правду» остаются тайной.

Неизвестно, когда точно возникла у Сталина идея, чтобы знаменитые советские граждане еврейского происхождения обратились в «Правду», требуя сурово покарать «врачей-убийц» (возможно, после 13 января 1953 г. — дня официального объявления об их аресте, хотя не исключено, что и раньше того). Неизвестно, кто именно формировал список подписантов; неизвестен состав реальных сочинителей письма. Заметим, что среди 57 подписантов под отредактированным первым вариантом письма значились не имевшие отношения к его написанию писатели: Эренбург — № 9, Маршак — № 12, Гроссман — № 23, Алигер — № 26, Кассиль — № 43 (все, кроме Гроссмана, лауреаты Сталинской премии; имя Гроссмана, думаю, было внесено лично Сталиным, который дважды и тоже лично вычеркивал его фамилию из списков лауреатов Сталинской премии).

Всю процедуру подготовки текста курировал Г. М. Маленков (второй человек в партии), которому Михайлов и Шепилов представляли проекты письма, а уже он передавал их Сталину (материалы, связанные с пропагандистским обеспечением «дела врачей», хранятся в РГАНИ: в бумагах Агитпропа, непосредственно готовившего письмо, — Ф. 5. Оп. 16. Ед. хр. 602, и в бумагах отдела Маленкова — Ф. 5. Оп. 25. Ед. хр. 504; соответствующие бумаги, представленные лично Сталину, хранятся в Президентском архиве). Иерархическая лестница работала строго: только Маленков решал, что следует посылать Сталину. К подготовленному Агитпропом тексту первого варианта письма была приложена отпечатанная на машинке записка:

Товарищу Маленкову Г. М.

Представляем Вам отредактированный текст письма в редакцию газеты «Правда».

Н. Михайлов, Д. Шепилов 29/I 53 г.[1196].

Слово «отредактированный» говорит о том, что текст письма с Маленковым, а может быть, и со Сталиным уже обсуждался. Письмо начиналось с изложения официального сообщения об аресте «врачей-убийц», содержало истерические обвинения еврейских «буржуазных националистов», продавшихся империалистам США, в попытке разжечь среди еврейского населения СССР национальную вражду к русскому народу и заканчивалось требованием «самого беспощадного наказания преступников»[1197].

Сбор подписей отобранных «представителей» еврейского происхождения к этому времени, похоже, уже шел.

Отметим, что на записке Михайлова и Шепилова Маленкову (внизу и наискосок) сделаны рукой сотрудника Маленкова две пометы: первая — «Материал по указанию т. Маленкова лично передан 29/I тов. Кагановичу Л. М.»; вторая — «Архив. 2/II 53 г.». В архив отдела Маленкова 2 февраля были наряду с этой запиской отправлены машинописный текст первого варианта письма — его заключали отпечатанные подписи 57 человек, начиная с дважды Героя Советского Союза полковника Д. А. Драгунского[1198]. Кроме того, в архив была отправлена также представленная Маленкову правдинская верстка этого письма, в которую внесли рукописные изменения в расположение фамилий подписантов и в формулировки их титулов: на первое место с шестого передвинули академика С. И. Вольфковича (вторым стал Драгунский), в титуле генерал-полковника Б. Л. Ванникова, который именовался членом ЦК КПСС и дважды Героем Социалистического Труда, зачеркнули слово «дважды», хотя это звание действительно присуждалось ему дважды — в 1942 и 1949 гг., причем в 1954-м вручили уже третью звезду Героя, а в титуле Л. М. Кагановича, который именовался Героем и депутатом и шел четвертым, перед словами «Герой Социалистического Труда» вписали: «член ЦК КПСС»[1199]. Эту верстку, чтоб не путать ее с версткой, отправленной позже Сталину, будем называть «Верстка I». Заметим, что в машинописный текст письма, отправленный 2 февраля в архив, внесены сделанные от руки несколько, как кажется, непринципиальных по смыслу исправлений (об их происхождении мы скажем ниже) — понятно, что сделаны они могли быть только после предоставления текста Маленкову.

Как ясно из приведенной пометы на записке, 29 января машинописный текст письма с напечатанными под ним фамилиями подписантов, включая Кагановича, был вручен в рабочем кабинете Л. М. Кагановичу, причем вручен (только ему!) лично зав. Агитпропом Михайловым.

И тут случилось неожиданное: единственный еврей в сталинском Политбюро почувствовал себя оскорбленным. Оскорбил его вовсе не текст письма, не его содержание (упаси бог!). Его оскорбило, что имя члена высшего руководства страны воткнули в длинный перечень лиц, к высшему руководству не имевших никакого отношения[1200]. Спустя много лет Каганович рассказывал:

«Когда Михайлов принес мне бумагу для публикации против этих врачей — я вам рассказываю кое-что личное, — по еврейскому вопросу, и там были подписи Рейзена и многих других еврейских деятелей, Михайлов был секретарем ЦК, потом министром культуры. Я ему сказал: „Я не подпишу. Я член Политбюро, а не какой-нибудь этот вот!“

Он говорит: „Как? Мне товарищ Сталин поручил (имеется в виду указание Маленкова, которое могло быть поручением Сталина. — Б.Ф.)“ — „Скажите товарищу Сталину, что я не подпишу. Я ему сам объясню“. Когда я пришел[1201], Сталин меня спрашивает „Почему вы не подписали?“ Я говорю: „Я член Политбюро ЦК КПСС, а не еврейский общественный деятель, и буду подписывать бумагу как член Политбюро. Давайте такую бумагу я напишу, а как еврейский общественный деятель не буду подписывать. Я не еврейский общественный деятель!“. Сталин внимательно на меня посмотрел: „Ладно, хорошо“. Я говорю: „Если нужно, я напишу статью от себя“. — „Посмотрим, может, надо будет и статью написать“»[1202].

В итоге с Кагановичем вопрос решился просто: тот же самый текст письма специально для него перепечатали на 4-х страницах (без перечня подписантов в конце!), и член Политбюро собственноручно начертал под ним: Л. М. Каганович[1203]. После этого его имя беспрепятственно впечатывали в общий перечень подписантов во все копии и варианты письма.

А вот как выстраивается (на основе многих свидетельств и документов) канва событий, связанных с подписью Эренбурга.

Сбор подписей под еврейским письмом в «Правду» был поручен академику-историку И. И. Минцу и журналисту, бывшему во время войны начальником ТАСС Я. С. Хавинсону (его литературный псевдоним М. Маринин). Большинство подписантов приглашалось в редакцию «Правды», где в приемной Д. И. Заславского им предлагалось ознакомиться с текстом письма и подписать его; к некоторым из подписантов собиратели подписей являлись домой. Примерно в начале 20-х чисел января Минц и Хавинсон приехали к Эренбургу на дачу, но Илья Григорьевич отказался подписать письмо (возможно, его не прочитав) и, отнеся дело к личной инициативе старающихся выслужиться «гостей», не придал этому значения[1204]. Неизвестно, доложили ли Минц и Хавинсон своему начальству о визите к Эренбургу и что именно. (Имеются сведения, что, как и от Эренбурга, они получили отказ от историка А. С. Ерусалимского[1205]. Существуют слухи, что письмо не подписали певец М. О. Рейзен[1206], генерал Я. Г. Крейзер, композитор И. О. Дунаевский[1207], о своем отказе расписаться под письмом говорит в мемуарах писатель В. А. Каверин[1208] — ему это предложение было сделано Хавинсоном в редакции «Правды»).

Каверин рассказывает в «Эпилоге» (эта книга писалась в 70-е гг. «в стол», и выхода ее в свет автор не дождался), что, когда его вызвали в «Правду» и дали прочесть письмо, ему было заявлено, что многие уже подписали: назвали фамилии Гроссмана и Антокольского[1209]. Каверин спросил: «А Эренбург?» — и услышал в ответ: «С Ильей Григорьевичем согласовано. Он подпишет»[1210], чему Вениамин Александрович не поверил и, сказав, что ему нужно время подумать, прямо из «Правды» поехал к Эренбургу. Вот краткий рассказ о его встрече с Ильей Григорьевичем: «Он уже знал о письме, с ним говорили — и встретил меня спокойно. Впрочем, спокойствие у него было разное — случалось, что он скрывал бешенство, равнодушно попыхивая трубкой.

— Илья Григорьевич, как поступить?

— Так, как вы сочтете нужным. В разговоре со мной вы упоминались. Если вы откажетесь, они подумают, что отсоветовал Эренбург.

— Так это ложь, что письмо согласовано с вами?

— Конечно, ложь. Разговор был предварительный. Я еще не читал этого письма.

Мы проговорили недолго, пятнадцать минут. Что мог посоветовать Илья Григорьевич? Он сам был в гораздо более сложном положении, чем я. Каждый должен решать за себя, с этим я от него и уехал»[1211]. Заметим, что фамилии Каверина в перечне подписантов под машинописными текстами письма и в правдинских гранках изначально не было (возможно, чиновники из ЦК не считали, что в сознании читателей Каверин — еврей, и инициативу Хавинсона не приняли)…

Точная дата следующей встречи Минца и Хавинсона с Эренбургом неизвестна. Можно лишь утверждать, что это произошло до 29 января, но никак не 27 января, когда, в день рождения писателя, ему в Кремле торжественно вручили международную Сталинскую премию «За укрепление мира между народами», присужденную в конце 1952 г. (Понятно, что по замыслу Сталина эта премия должна была для Запада послужить своего рода ширмой: как-де можно говорить об антисемитизме в СССР, если столь высокая награда вручается еврею — первым из советских граждан. Перед вручением Эренбург получил недвусмысленный совет в своей речи в Кремле упомянуть про «убийц в белых халатах», но он от этого уклонился, более того — для понимающих людей Эренбург произнес фразу, которую при публикации его речи в «Правде» цензура вынуждена была откорректировать[1212]).