Борис Фрезинский - Писатели и советские вожди

• Название: Писатели и советские вожди
• Автор: Борис Фрезинский
• Издательство: Эллис Лак
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-902152-53-8

Историк литературы и публицист Борис Фрезинский — автор книг «Судьбы Серапионов», «Все это было в XX веке (заметки на полях истории)», «Илья Эренбург с фотоаппаратом»; биограф Ильи Эренбурга, публикатор и комментатор его сочинений, а также работ Н. И. Бухарина и других авторов; его перу принадлежат более 250 статей и публикаций по истории литературы и политической истории русского XX века. Новая документальная книга Б. Я. Фрезинского «Писатели и советские вожди» основана на многолетних архивных изысканиях автора.

Книга историка литературы Б. Я. Фрезинского «Писатели и советские вожди» насыщена неизвестными и малоизвестными историческими документами. Она позволяет читателю на конкретных примерах, избегая упрощенных схем и скороспелых выводов, увидеть, как в различные десятилетия советской истории по-разному складывались в стране, оставаясь неизменно сложными, неоднозначными и трагическими, индивидуальные судьбы писателей. А попутно — и как созданная в результате Октябрьской революции система привела к жесточайшей диктатуре Сталина, уничтожившей вождей революции — Троцкого, Каменева, Зиновьева, Бухарина, Радека…

---

Поскольку свой довоенный архив Эренбург уничтожил в Париже при вступлении туда гитлеровских войск, нет никакой информации о том, что и когда ему ответил Бухарин о тексте, переданном Сталину. 9 августа 1935 г. Эренбург написал письмо Кольцову, и в нем отставка Эренбурга из секретариата даже не упоминается.

9 августа <1935 г.>.

Дорогой Михаил Ефимович,

Мальро вернулся уже в Париж, на несколько дней приезжал Блок и, воспользовавшись этим, мы устроили собрание секретариата.

Одобрили устав — посылаю.

Решили обратиться к секциям национальным с письмом. Посылаю.

Касательно списка советских членов международной организации. Достаточно, если мы дадим сто имен, чтобы соблюсти пропорцию.

Решено обратиться к членам президиума и предложить подписать протест против нападения фашистов на болгарскую делегацию[824].

Решено для пополнения средств и пропаганды с октября утроить ряд докладов во французской провинции, в Бельгии и Швейцарии. Решено к 70-летию Ромена Роллана устроить вечер и выпустить книгу, посвященную Ромену Роллану. Необходимы статьи Горького и другие, о сборнике сообщу в сентябре дополнительно.

Все более или менее бодры. Сняли помещение. Денег нет.

Вот, кажется, и все новости.

Жид собирается в середине сентября в Союз. Я еду, примерно, в то же время и, может быть, поеду с ним, чтобы доставить его в сохранности до Белорусского вокзала[825].

По дороге хочу остановиться на день в Праге, чтобы ликвидировать отсутствие чехов, а в Варшаве — попытаюсь поговорить еще раз с Тувимом и др. о положении. Завтра еду до конца месяца в Бретань. Адрес мой прежний: письма мне будут аккуратно пересылать.

Привет Марии[826].

Ваш И. Эренбург[827].

Как всегда, корректный, деловой, не кляузный тон письма Эренбурга сам по себе не повлиял бы на содержание и тон ответа Москвы Арагону — решающим тут, разумеется, была резолюция Сталина — приказ, не подлежащий обсуждению. Сказалась она, понятно, и на ответе самому Эренбургу. Письмо Арагону, надо полагать, долго обсуждалось, а возможно, и переписывалось, прежде чем 16 августа было направлено адресату. Характерно, что в этот день в Париж отправили два письма: одно, сочувственное, но твердое — Арагону (его написал Кольцов), и другое, суховатое, но с гарантиями, — Эренбургу (подписанное Щербаковым).

Москва. 16/8–35 г.

Дорогой друг и товарищ Арагон!

Письмо твое получили, за информацию спасибо.

Есть к тебе одна большая и настойчивая просьба — чаще информировать нас и по возможности подробнее.

Пользуясь оказией, считаю необходимым сообщить тебе следующее: я считал бы вредным для дела, если бы Эренбург отошел от работы в организации. Эренбург, крупный советский писатель, сделал немало и принес пользу международному литературному движению. Его деятельность укладывалась в ту линию, какую проводили мы, в том числе и ты, дорогой друг.

Отдельные недочеты или разногласия по второстепенным вопросам — в счет идти не могут.

Надо избегать всякой предвзятости в отношении к Эренбургу.

Секретарем организации Эренбурга выдвинула советская делегация, выбран он конгрессом, и надо сделать все для того, чтобы он мог плодотворно работать[828].

Относительно того, что он отказывается от этой работы — предоставь нам урегулировать этот вопрос.

Моя твердая просьба к тебе и ко всем коммунистам — обеспечить нормальные отношения с ним[829].

У нас в СССР — к конгрессу интерес исключительный, провели массу докладов. Однако удовлетворить все запросы не можем. «Правда» усилила освещение вопросов мировой литературы, удачны «литературные портреты», которые она систематически стала печатать.

Книжка твоя «Базельские колокола» пользуется большой любовью у читателя и в прессе получила хорошие отзывы.

Привет Эльзе.

Привет Поль Низану, Муссинаку и Блоку.

Дружески жму твою руку[830].

Письмо Эренбургу Щербакова начиналось выражением недовольства:

Уважаемый Илья Григорьевич!

Прошло более 1 ½ месяцев со времени окончания конгресса. За это время вновь созданная международная организация к активной деятельности не приступала. Очень прошу не понять это как упрек к кому-либо. Я прекрасно учитываю, что срок 1 ½ месяца не велик; что после такой напряженной работы, какую проделали Вы и наши французские товарищи — надо отдохнуть. Я допускаю, что может пройти еще несколько недель, прежде чем организация развернет работу. Я думаю, что Вы согласитесь со мной, что с осени организация должна начать жить полноправной жизнью. Весь вопрос, с чего начать и как начать. И вот, памятуя наш с Вами разговор, я прошу Вас…

Это начало, похоже, сочли излишне суровым — его забраковали; окончательный текст послания стал таким:

Москва 16/8 35 г.

Уважаемый Илья Григорьевич!

Памятуя наш с Вами разговор, я прошу Вас, представляющего в вновь созданной организации интересы советской литературы — наметить и прислать свои предложения (по возможности подробнее) о ближайших мероприятиях и о том, что необходимо для осуществления этих мероприятий.

Очень прошу также информировать о внутреннем состоянии организации, о направлениях наших друзей, в частности о том, когда приедут в Москву Жид и Мальро, кто еще собирается приехать и когда.

До меня дошли сведения, что Вы еще раз высказали опасения о возможности Вашей плодотворной работы в организации.

Со своей стороны я должен еще раз повторить то, о чем я Вам уже говорил в Париже, а именно — Ваша работа по подготовке конгресса и во время конгресса была высоко полезна; Ваше активное участие в дальнейшей работе крайне необходимо. Мы сделаем все для того, чтобы обстановка Вашей деятельности была нормальная, об этом я буду писать Арагону. Надеюсь так же, что Вы сделаете все для того, чтобы обеспечить должную работу организации. Всякое Ваше полезное предложение или мероприятие — найдет с моей стороны поддержку.

У нас гостят Дюртен и Вильдрак. Встретили их очень хорошо. В данное время они выехали в большое путешествие по СССР[831].

Интерес к конгрессу исключительный в самых широких кругах советской интеллигенции и рабочих.

В Москве состоялось несколько собраний с докладами о конгрессе. Запросы из областей и краев таковы, что удовлетворить их полностью невозможно.

Следите ли Вы за дискуссией, которая развернулась вокруг «Не переводя дыхания»? Появилось большое количество статей, в основном оценка романа весьма положительная[832].

Прошу не задержать ответ.

Жму Вашу руку

А. Щербаков. Прошу передать привет А. Жиду и Мальро[833].

Однако Эренбург на это письмо не ответил. Собираясь в Москву, он предпочел обсудить всё при личной встрече со Щербаковым.

7. Вокруг Ильи Эренбурга (Фрагмент общей хроники)

Утром 2 ноября 1935 г. Эренбург приехал в Москву; сотрудник «Вечерней Москвы» встретил его поезд в Можайске и по дороге записал рассказ писателя: «Незадолго до моего отъезда я встретился с Андре Жидом, собравшимся приехать на октябрьские торжества в Москву. Однако болезнь не дала возможности писателю осуществить такое желание. Андре Жид передал мне обращение к молодежи Советского Союза и послал также свою последнюю книгу „Новая пища“[834]. В Москву я еду на месяц. В начале декабря должен возвратиться в Париж. Мое большое желание встретиться с читателями, которые помогают мне писать мои произведения»[835].

На 1935 г. приходится пик политического оптимизма Ильи Эренбурга. Впрочем, это ощущал не он один. «Чем дальше, тем больше, несмотря на все, полон я веры во все, что у нас делается. Многое поражает дикостью, а нет-нет удивишься. Все-таки при расейских ресурсах, в первооснове оставшихся без перемен, никогда не смотрели так далеко, и достойно, и из таких живых, некосных оснований. Временами, и притом труднейшими, очень всё глядит тонко и умно», — писал близкому человеку Борис Пастернак в том же 1935 г.[836]

В том же 1935-м в Москве напечатали одну из самых слабых книг Эренбурга («Не переводя дыхания»); у советских критиков она пользовалась огромным успехом; правду о ней сказал один только М. Осоргин в «Парижских новостях»[837].

В ноябре у Эренбурга в Москве действительно было много встреч с восторженными читателями, он был попросту нарасхват. Случались и события экстраординарные, нарушавшие обычный ход жизни. Одним из них стала публикация «Известиями» статьи Эренбурга «Письмо Дусе Виноградовой»[838]. По поводу этой статьи Эренбургу пришлось в письме объясняться со Сталиным. Обращаясь к нему с письмом 28 ноября 1935 г., Эренбург посчитал невозможным, хотя бы вкратце не коснуться темы Парижского конгресса и работы Международной антифашистской ассоциации писателей. Написав в связи со своим участием в московских диспутах: «Я думал, что вне творческих дискуссий нет в искусстве движения», он продолжал: