Сергей Шокарев - Повседневная жизнь средневековой Москвы

• Название: Повседневная жизнь средневековой Москвы
• Автор: Сергей Шокарев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03540-9

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.

Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

---

«Семь царских корон и три скипетра, из них один — из цельного рога единорога, очень богато украшенный рубинами и алмазами, а также несказанно много редкостных драгоценных изделий должны были познать, как кочевать по чужим землям», — пишет Буссов{296}. Удивительно еще, что после такого разграбления в царской сокровищнице еще остались «шапка Мономаха», золотой трон Бориса Годунова и другие реликвии, находившиеся там до Смуты.

Торг на Красной площади, на улицах и в переулках Китай-города и Живой мост, о котором упоминал Маскевич, также славились как московские достопримечательности. О первом сложили пословицу-пожелание: «Что в Москве в торгу, то в твоем дому». Живой — наплавной — мост был примечателен своими размерами. Для древнерусских городов такие мосты были обыденными, они представляли собой связанные плоты, положенные на воду и убиравшиеся при проходе судов. Перед весенним половодьем Живой мост разбирался, иногда его разметывали осенние ветры.

В 1643 году голландец Иван (Яган) Кристлер предложил выстроить на этом месте каменный мост. Царь Михаил Федорович заинтересовался проектом и повелел создать «мостовой образец», который живописец Анц Детерс (Ганс Детерсон) расписал суриком, чернью и белилами. 31 июля 1644 года в Посольском приказе Кристлер представил посольским дьякам Григорию Львову и Степану Кудрявцеву модель моста и чертеж «на три статьи». На вопрос, не развалится ли мост во время ледохода, Кристлер отвечал: «У него будут сделаны шесть быков каменных острых, а на те быки учнет лед, проходя, рушит[ь]ся». По словам инженера, своды моста могли выдержать попадание «большого пушечного снаряда». В тот же день «мостовой образец» осматривал царь, и в результате проект Кристлера был одобрен. 12 августа 1644 года голландец подал в Посольский приказ смету на строительство, и вскоре начались подготовительные работы. Но после кончины в 1645 году Кристлера и царя Михаила Федоровича проект каменного моста через Москву-реку был надолго забыт{297}.

Вернулись к нему в правление царевны Софьи Алексеевны, видимо, по инициативе князя Василия Васильевича Голицына, придававшего особое значение каменному строительству в столице. В 1687 году, взяв за основу план Кристлера, возведение моста возглавил «мостового каменного дела мастер» монах Филарет. Мост было решено строить не на месте Живого моста, а между Садовниками и районом Алексеевского монастыря. От Всехсвятской башни Белого города, к которой мост примыкал, он получил наименование Всехсвятского Каменного. Основу моста составили дубовые сваи, вбитые в русло реки. Строительство велось пять лет и встало казне в весьма значительную сумму, что породило в Москве присказку: «Дороже каменного моста».

Двенадцатиарочный мост имел в поперечнике 11 саженей, то есть был шире большинства московских улиц. Со стороны Замоскворечья была выстроена украшенная часами предмостная башня с шестью проездными воротами, завершавшаяся двумя шатрами, увенчанными двуглавыми орлами. В конце столетия в башне находились Корчемная канцелярия и тюрьма для арестованных за незаконную продажу спиртного. У отводных быков были выстроены две мельницы, а на самом мосту в конце XVII века стояли различные торговые и иные заведения. В 1696 году здесь находились четыре каменные палатки, принадлежавшие А.Д. Меншикову, табачная таможня, пивной двор, кружало (кабак) «Заверняйка» (хочешь — не хочешь, а завернешь!), лавки, торговавшие щепетным (мелочным) товаром. На левом берегу располагались торговые бани, принадлежавшие тому же Меншикову, и казенные житницы для солдат, а под самим мостом — пивной фартинный ледник. Вокруг башни были устроены галереи — Верхние гульбища, где москвичи пили пиво и любовались видом Кремля. Как свидетельствуют документы Казенного приказа, с «водошной и пивной и медовой продажи», осуществлявшейся на мосту, в казну поступал питейный сбор, составлявший «немалую прибыль».

Монахи Азовского Предтеченского монастыря просили дозволения поставить именно на мосту, у башни, часовню и келью для старца. Дозволение было дано, и старец начал жить у моста и собирать милостыню. Возможно, подогретые пивом москвичи жертвовали щедрее, чем трезвые.

В XVIII веке под одной из арок моста на левом берегу (москвичи называли ее «девятой клеткой») обосновались «лихие люди». Там начинал свою преступную карьеру прославленный московский разбойник Ванька Каин{298}.

Вернемся с Москвы-реки на Красную площадь. Здесь во второй половине XVI — начале XVII века можно было наблюдать еще одну диковину, поражавшую воображение не меньше огромных колоколов и пушек. Вдоль Кремлевской стены шел Алевизов ров, выкопанный в 1508 году. Во второй половине XVI столетия ров обмелел и в нем был устроен «двор лвиной», который, согласно описи «ветхостей» московских укреплений, был «пригорожен к стене». В 1557 году английская королева Мария I Тюдор преподнесла Ивану Грозному в подарок льва и львицу. На миниатюре Лицевого летописного свода, изображавшей прибытие московского посланника с дарами королевы, львы вполне узнаваемы{299}.

Ход мыслей царя, приказавшего поместить львов в кремлевский ров, очевиден. «Львиный ров» — одно из центральных мест в Книге пророка Даниила. Именно туда был брошен пророк, но Ангел Господень «заградил пасть львам». Тогда в ров были сброшены обвинители Даниила — «как они сами, так и дети их и жены их; и они не достигли до дна рва, как львы овладели ими и сокрушили все кости их» (Дан. 6:7, 6:12, 6:16, 6:19, 6:22, 6:24). На русских иконах Даниил изображался с львами, припадающими к его ногам и всячески ласкающимися.

О содержании львов в кремлевском рву сообщает Генрих Штаден. Он также пишет, что после пожара 1571 года «львов, бывших под стеной во рву, нашли мертвыми на торгу». При Борисе Годунове львы вновь появляются в Москве — вероятно, в качестве подарка персидского шаха. Орудж-бек сообщает: «Нам также показывали огромную клетку с дикими зверями: среди других там был лев, громадный, как лошадь, чья грива падала на обе стороны его шеи, позже он в ярости сломал две огромные деревянные балки в своей клетке». Быть может, зверь так разозлился, увидав персов, которых счел виновниками его отправки в холодную Московию? Этот лев (а возможно, их было больше) дожил до Смутного времени. «К югу от города вырыт глубокий ров, в котором великий князь обыкновенно держит львов, чтобы всякий, кому только угодно, мог смотреть их», — сообщает Петр Петрей, впервые попавший в Москву в 1608 году{300}. По-видимому, во время «Московского разорения» львы погибли. Память о них сохранялась до второй половины XVII века в названии Львиных (Неглименских) ворот Китай-города, которые потом стали именовать Иверскими или Воскресенскими.

Генрих Штаден сообщает также, что неподалеку от львов содержали слона, прибывшего из Аравии. Его история еще печальнее. Немец-опричник пишет: «Великому князю был подарен слон вместе с арабом, управлявшим этим слоном. Этот араб получил в Московии много денег. Это приметили русские бражники — бездельники, горькие пьяницы, которые в тайных корчмах бросают кости и ведут игру, тайно убили жену араба ради денег. Этого араба русские обвинили вместе со слоном, объявив, что чума, которой будто бы отродясь не помнили в Москве, пошла от араба и слона. Тогда араб впал в немилость и был сослан в посад Городки». Там он скончался, а слон лег и умер на его могиле. Швед Павел Одерборн рассказывает другой вариант этой драмы: слона, подаренного персидским шахом Тахмаспом, царь пытался заставить становиться перед ним на колени, прокалывая ему железным острием кожу на лбу. Увидев бесплодность своих попыток, Грозный приказал изрубить животное{301}.

При царе Алексее Михайловиче в Москве появился новый слон, опять же присланный в подарок персидским шахом. Первоначально его поместили у кремлевского рва, а затем перевели в зверинец в Измайлове. Позднее шах дарил слонов Петру I и один из них уже в 1713 году поселился в Санкт-Петербурге. Прибывали в Москву и другие диковинные животные. Например, в 1620 году в числе других подарков от английского посла Джона Мерика царь Михаил Федорович получил двух «индейских» попугаев и «зверя индейского антилопа». Не в диковинку были москвичам и обезьяны. Корб передает курьезную историю, случившуюся с доктором Цопотом, жившим в конце XVII века в Москве: «Какой-то писарь из Царского приказа принес к этому же самому врачу обезьяну для оказания ей медицинского пособия, но врач отговорился незнанием русского языка и указал на своего товарища, Карбонарии, как на человека более способного к тому, так как он хорошо знает уже язык страны»{302}.

Царский Измайловский зверинец, Соколиный и Потешные дворы (там держали медведей) не показывали даже иностранным послам. Голландец Витсен рассказывает, что попытался подкупить сторожей, чтобы заглянуть на Соколиный двор, но те решительно отказались. Рядом с Соколиным двором находились «Монстерхауз» и «охотничий домик», в которые Витсену также не удалось попасть. «Когды мы спросили сторожей, какие там животные и рыбы, мы получили ответ: “Чтобы ответить на этот вопрос, у нас дня не хватит; почему вы спрашиваете об этом?”». «Эти люди очень ревнивы и боятся, что выдадут тайну, даже в мелочах», — заключает голландец{303}. При Петре I членам австрийского посольства уже разрешили посетить зверинец. И. Корб пишет: «6 [декабря 1698 года]. Сегодня мы были в царском зверинце, где видели неимоверной величины белого медведя, леопардов, рысей и многих других зверей, которые содержатся здесь только для удовлетворения любопытства»{304}. В XVIII веке Измайловский зверинец считался одним из крупнейших в Европе; помимо животных лесной полосы там содержались львы, тигр, дикобраз, антилопа гну и другие экзотические звери.