Лия Ковалева - Сын идет на медаль

• Название: Сын идет на медаль
• Автор: Лия Ковалева
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1960

Школьные годы — неповторимое утро человеческой жизни. Пока от звонка к звонку бегут уроки и перемены, сколько совершается событий, не видимых постороннему глазу! Возникает и рушится дружба, вспыхивает первая любовь, проходит испытание честности и верности товарищей.

Многое из того, что происходит в каждом классе каждый день, выглядит незначительным, но иные малозаметные события оставляют след на всю жизнь. Они не находят своего отражения ни в классном журнале, ни в школьных дневниках, но именно о них-то и идёт речь в рассказах Л. Ковалёвой из жизни старшеклассников. Эти рассказы натолкнут читателя на многие размышления, заставят задуматься. О чём? Это подскажут сами рассказы.

---

В чём же дело? Как это могло получиться? Ведь он мерил каждую деталь прямо на станке и всё было в порядке!

Женя растерянно стоял перед кучей деталей со скобой в руках, подавленный размерами бедствия.

И тут вдруг он вспомнил, что мастер что-то такое говорил о нагревании, об охлаждении… Кажется, он говорил, что деталь надо охлаждать перед замером… Чёрт бы его побрал, никогда толком не скажет, не объяснит, а потом вот что получается!.. Что делать? Двадцать семь штук браку! Прощай, проба! Теперь промаринуют ещё месяца три.

Женя с ненавистью посмотрел на скобу. Так бы и шваркнул её об пол! И вдруг его осенило, — а если б она в самом деле упала и чуточку прогнулась… Пол твёрдый, цементный…

Женя ещё раз посмотрел на скобу, потом огляделся и тем же незаметным, гибким движением, каким доставал когда-то шпаргалку из ботинка, наклонился и стукнул скобу непроходной стороной о цементный пол.

«Она же могла и сама упасть! — твердил себе Женя. — Могла же! У Коли недавно упала и прогнулась». Правда, он сразу же помчался в инструменталку и взял другую. И Женя тоже сегодня же сдаст скобу… только сначала замерит. Женя приложил скобу к валику — теперь деталь застревала в непроходной стороне. Порядок! А вот и мастер.

— Дядя Вася, у меня всё!

Дядя Вася одобрительно хмыкнул, взял деталь, скобу… Женя вытер пот со лба. Мастер промерил ещё несколько штук.

— Что ж, беги сдавай в ОТК.

Ночью Жене снился бесконечный, тягучий сон — кто-то за ним гнался, а он убегал по узким, коротким улицам незнакомого города. Он проснулся хмурый, с головной болью.

А на заводе ждала неприятность. Двадцать семь валиков лежали на столе у приёмщика, куда Женя их положил накануне вечером. Брак! Дядя Вася рвал и метал: «Откуда брак? Я же сам проверял! Не иначе, инструментальщики выдали негодную скобу! А ну, парень, пошли в инструменталку!»

Женя сгорбился, засунул руки в карманы и пошёл за мастером.

Оказалось, действительно, — скоба в ремонте.

К концу смены дядя Вася сказал, проходя мимо Жени:

— Написал рапорт начальнику цеха на того парня, что тебе выдал скобу, не проверив. Теперь ему будет. Брак-то за его счёт пойдёт!

Этого Женя не ожидал. Он хорошо помнил того парня из инструменталки — такой курносый, рыжий, с весёлыми глазами. Он при Жене проверил скобу самым тщательным образом, подмигнул и сказал: «Ни пуха, ни пера!»

Женя сделал всего двадцать валиков за смену. А когда дядя Вася подошёл к станку, он тихо сказал:

— Дядя Вася, не надо рапорта…

— Какого рапорта?

— Насчёт скобы. Понимаете… она тут у меня упала… Нечаянно!

Дядя Вася посмотрел на него очень пристально из-под лохматых бровей.

— Упала? Нечаянно, говоришь? Ай-ай-ай!.. И в аккурат непроходной стороной упала? Как по заказу, а?

Женя молчал.

— Признавайся: тюкнул?

— Дядя Вася… я чуть-чуть… Немножко. Не сердитесь!

— Ещё и не сердиться! Может, по головке погладить? Ты меня, что ли, обмануть хотел? Ты государство обманывал!

— Я не хотел… Так получилось…

— Сделал брак — честно скажи! Отвечай! А ты что выдумал! Небось, и в школе привык учителей надувать, и тут меня решил надуть? Нет, брат, не выйдет. Не таких обламывал. Не посмотрю, что у тебя аттестат!

— Теперь всю жизнь будут аттестатом попрекать! — с отчаянием сказал Женя. — Ну, при чём тут аттестат?

— А при том, что название у него такое — аттестат зре-ло-сти; ты знаешь, что такое зрелость? А ты на себя погляди — какая в тебе зрелость? Какой в тебе характер? Халтурщик ты и больше никто! А ещё пробу ему! Разряд ему!

— Не надо мне пробы! — всхлипнул Женя. — Всё равно я расчёт возьму. Уйду я от вас!

— А это пожалуйста. Задерживать не будем. Только не думай, что ты такой в другом месте больно нужен!

— И не надо! Я в техникум пойду!

— Иди-иди. Если возьмут!

Осенним солнечным днём по бульвару медленно шёл паренёк, заложив руки в карманы. Вдруг его дёрнули сзади за рукав. Он быстро обернулся.

— Таня!

Да, это была Таня. Она повзрослела, переменила причёску, но улыбка осталась прежняя. Они долго трясли друг другу руки. Потом Таня, деловито взглянув на часы, сказала:

— Женечка, у меня времени только-только, чтоб не опоздать, в обрез!

— Я провожу тебя, — быстро сказал Женя. — Далеко?

— В институт.

— А-а-а…

— А ты не торопишься?

— Нет, я так… прогуливаюсь. Я не спешу. Пойдём.

— Ну, как живёшь? — спросила Таня. Рассказывай подробно. Подумать только — год не видались. Я многих наших встречала. Слышала, что ты поступил на завод, как хотел. Доволен?

— Ну, а ты как? — ответил Женя вопросом на вопрос. — Зубришь? Дерёшься за отметки? На экзаменах трясёшься?

Это прозвучало злее, чем Жене хотелось, и, чтобы смягчить действие своих слов, он взял Таню под руку.

— Нет, Женя. Ведь я не попала в институт.

— Как? Но ты ведь сама сказала…

— Я работаю там. Лаборанткой. У меня очень хороший руководитель. Я уже столько узнала, Женечка! Через год у меня будет стаж по специальности, — тогда снова буду держать экзамены. Словом, лет через шесть — семь можешь приходить ко мне лечиться! А знаешь, как мне пригодилась школьная химия! Ну, а ты как?

— А я не так.

— Как не так?

— А мне ничего не пригодилось, — отрезал Женя и умолк. Он заметно помрачнел, пока Таня говорила.

— Хвастаться нечем, — сказал он наконец. — С завода я ушёл. Мастер такой был… гм… строгий. Словом, ничего не получилось. Сперва в другой цех перешёл, — там работа оказалась неинтересная… Потом и вовсе уволился.

— А сейчас где же ты?

— Нигде. Пока. Лето зря проболтался — пробовал в техникум поступить. На диктовке провалился — тебя рядом не было… — Тут Женя невесело усмехнулся. — Ух и ошибок насыпал! Десять штук. Я что-то писать разучился. Правда, никогда особенно и не умел…

— Женя! — Таня схватила его за руку; в глазах её появилось прежнее, школьное выражение. — Почему ты не пришёл ко мне? Я бы тебе помогла! Подиктовала бы тебе диктовки!

Женя усмехнулся. Он тут ходит, думает — как жить дальше. А она поняла: Женю нужно натаскать. Диктовки!

— Ты продиктовала бы мне, что делать дальше. Вот это была бы диктовка! А то биография моя что-то приостановилась.

И, уловив растерянность в Таниных голубых глазах, коротко засмеялся, тронул её руку.

— Шучу. Беги, — опоздаешь. Теперь долго не увидимся.

— Ты уезжаешь?

Женя промолчал.

— И далеко?

— Да уж подальше…

— Женя! — Таня хотела ещё что-то сказать, но удержалась. Она смотрела на Женьку не то с грустью, не то с осуждением. Женя поёжился, — он не любил, когда его рассматривали.

— Беги, беги! — повторил он. — Желаю успеха!

Таня торопливо взбежала по ступенькам. Женя проводил её взглядом, заложив руки в карманы. Ему-то спешить некуда. Пожалуйста — хоть весь день броди по городу, изучай архитектуру.

Нет. В этом городе ему удачи не будет. Надо уехать — подальше от родных, друзей и знакомых. В Сибирь, что ли, податься?

Он представил себе поезд, мчащийся в тайге. Представил себе залитый солнцем, весь в строительных лесах, новый город. Там нужны люди. Там ждут его — Женьку! И главное — там никто не знает о кляксах в его биографии. И там он себя покажет. Начнёт по-настоящему. С новой страницы!

В соснах

Уже около недели была Маша в доме отдыха. Сначала ей всё здесь нравилось, а потом настроение стало портиться.

Месяц назад ей казалось, что для полного счастья нужно одно — аттестат. (И чтобы в нём была пятёрка по математике…)

Теперь у неё был аттестат и была пятёрка по математике, — а счастья не было. То есть, оно было, но очень быстро прошло, оставив вместо себя какую-то пустоту в душе.

Дни здесь были длинными, длиннее, чем в городе. Их можно было заполнить шумным весельем — катанием на лодках, волейболом, танцами под открытым небом, — так делали многие.

Их можно было заполнить тишиной мягкого северного лета — так делала Маша. Она бродила по лесу вдоль берега или уединялась в своём любимом месте под соснами и часами сидела, бросая камешки в воду или просто обняв руками колени, и размышляла, и вспоминала.

Здесь, в соснах, Маша до конца поняла то, что в городе лишь смутно чувствовала: что-то кончилось. Ушёл большой кусок жизни. Ей было жаль его. Её воспоминания об этом ушедшем времени были ещё явственны, свежи, но это были уже воспоминания.

А новое ещё не началось. О новом надо думать. Надо решать — как дальше жить. Учиться? Работать? Как? Где?..

Однажды, когда Маша сидела в любимой позе, обхватив колени, она услыхала шаги. В десяти шагах от неё остановился худощавый немолодой человек. Он постоял, а потом опустился на песок, закурил и погрузился в созерцание залива.