Павел Буркин - Обречённые. Том 1

• Название: Обречённые. Том 1
• Автор: Павел Буркин
• Жанр: Фанфик

Просто поветрие какое-то! Что не фантастика, почти обязательно — отстрел мутантов, как будто нет больше забав. А им ведь, мутантам-то, тоже больно и голодно бывает, они тоже жить хотят. Говорите, они жить мешают и пахнут плохо? А уж вы-то как им мешаете, особенно если арендуете старинный броневичок и отправляетесь в Резервацию поохотиться! Они, по крайней мере, из ваших детей чучела на камины не делают… Ну, а раз приехали охотиться, не удивляйтесь, что стали дичью сами. Ибо камень в руках храбреца — оружие. А плазмострел в руках труса — железяка.

Свободное продолжение «Бойни» Ю.Петухова.

---

Конечно, оружия у забарьерных больше, как и их самих. Подземелья затопят и отравят газами, руины перемелют в щебень, леса выжгут напалмом, заводы… Наверняка придумают, как не разрушать их до основания. Могут и разрушить. Почему-то кажется, что Забарьерье это переживёт. Но, падла, не забесплатно. Кого смогут, эти молодые и злые заберут. Как не хватает Отшельника! Он бы помог. Он бы объединил всех, научил, как пользоваться тарахтелками, леталками и громыхалками, он бы придумал, как одержать победу над всем Забарьерьем. Но чего нет, того нет. Ничего. Мы ещё живы, падла, и ещё повоюем! Мы ещё приучим их трястись от любой тени!!!

Опираясь на выломанный в кабине, тумблёр, как на клюку, Пак побрёл прочь от реки. Вскоре он растворился в непроглядном мраке: четыре глаза жителя Подкуполья худо-бедно видели там, где забарьерные люди были слепы как котята. Надо найтиместо для отдыха, добыть еды и окончательно выздороветь. Тогда можно и подкараулить кого-нибудь из зазевавшихся «туристов». Разжиться стволом. И уж тогда…

Пак нашёл этот люк лишь к рассвету. Тут было сухо, тепло, а куча всякого сора наверху надёжно маскировала убежище. Пак и сам-то обнаружил люк только потому, что от усталости споткнулся о булыжник и растянулся на куче мусора.

— Ага, — удовлетворённо произнёс он. Мусор полетел в разные стороны. Полусгнившие тряпки, пакеты, засохшее дерьмо каких-то тварей — наверное, не одна покойная Огрызина плодила уродцев. Да и то чудище, которого Отшельник называл Бигом, наверняка совсем не похоже на своих родителей. Бабка-мутация порой вытворяет такое, что хоть стой, хоть падай.

Внутри были ржавые, но уверенно державшие его вес скобы. Несмотря на усталость, Пак спустился на самое дно. Здесь тоже было сухо и даже как-то уютно. А сгнивший, кишащий червями матрац оказался чуть ли не самым мягким в его жизни ложем. Не обращая внимания на запах, Пак растянулся на царской перине — и усталость победила даже голод. Пак заснул, и спал на сей раз без сновидений и бреда.

В этот раз Пак проснулся быстрее, чувствовал себя лучше прежнего, и всё-таки временами конечности начинали старчески-бессильно трястись, а перед глазами темнело. Пак никогда не сталкивался с подобным — но, видимо, и у его неимоверно живучего организма был предел прочности. Три раза побывать на пороге смерти и выкарабкаться — много ли наберётся переживших такое, хоть в Забарьерье, хоть в Подкуполье? Усталость гнула к земле, побуждала лежать на гнилом матрасе, не тратя силы, думать ни о будущем, ни о настоящем не хотелось. Он с удовольствием забыл бы и прошлое — но, увы, это ему не дано.

Из липких объятий усталости Пака раз за разом выдёргивала злоба. Он хотел жить — и не просто жить, а драться с убийцами, мстить за погибающее Подкуполье. Злоба не давала впасть в гибельное забытьё, раз за разом поднимала на ослабевшие ноги и заставляла идти на охоту. Охотился же он на всё живое — на крыс, кошек, собак, мутировавших до неузнаваемости голубей, превратившихся в каких-то чудовищных птеродактилей о трёх головах.

Обломки кирпичей и подобранные здесь же, в развалинах, ржавые железки — всё в его руках становилось оружием. А когда последние, уже в агонии, подёргивания зверья стихали, Пак хватал ещё тёплую тушку, рвал её клешнями на парящие куски — и торопливо заталкивал еду в рот, пачкаясь кровью, не давая себе труда очистить мясо от шкурок, вырвать кости, выбросить внутренности. Изнеженный житель Забарьерья наверняка бы помер от кровавого поноса, но Пак был родом отсюда, он с молодых лет приучился есть всё, кроме дерева, камня и металла. Ну, и чёрной слизи, конечно. Несмотря ни на что, Пак постепенно поправлялся.

Покинуть убежище он решился непроглядной, даже по подкупольским меркам, дождливой ночью. Восточный ветер нагнал ядовитых туч, и воцарились свинцовые сумерки. Стоило солнцу сесть, они превратились в непроглядную, как в погребе, тьму: жителю Забарьерья, чтобы увидеть свои руки, понадобилось бы поднести их вплотную к лицу. Местные могли худо-бедно видеть землю под ногами: привыкли. Руины тонули в густом, горьком, наполненном гарью и какой-то химической дрянью воздухе, с неба то сыпалась сажа, то лил чёрный, зловонный дождь. Пак не знал мудрёного слова «радиация», но станции радиационного контроля забарьерцев наверняка показывали много интересного. Впрочем, Паку было плевать. Ещё в посёлке, до войны, такое случалось частенько. Самые слабые из поселковых дохли ещё в детстве, кого-то тошнило, у кого-то болели головы и выпадали волосы, но всё это проходило: те, кто выживали, приспосабливались и не к такому. А что у кого четыре глаза вырастало, у кого тюлений хвост, а у кого кожа покрывалась рыбьей чешуёй, так это ерунда. Главное, не стать, как выродки Эды Огрызины.

Пак шагал по раскисшей земле, дождь смывал с него грязь и тут же добавлял новую. В этой новой грязи дохли приставшие в колодце вши и блохи, и Пак только чувствовал облегчение. Когда водичка попадала в глаза, их изрядно щипало — но и это было не смертельно. Зато ни один «турист», ни одна громыхалка или тарахтелка, не покинут в такую ночь своих укрытий. Чистенькими хотят остаться, неприязненно подумал Хитрец. И даже воевать — безопасно и со всеми удобствами.

Пак пересёк широкую, почти скрывшуюся под зарослями мутантской травы дорогу — и чахлый лес сменился развалинами. Бесконечным, в котором можно плутать годами, лабиринтом развалин. Пак видел его только с воздуха, да и то лишь часть и очень недолго. Тогда каменный хаос не казался таким огромным. Раньше Пак не задумывался, что это за стены такие, но после Забарьерья понял: когда-то всё это были дома. Большинство время разрушило до основания, оставив только груду кирпичей и бетонных обломков с ржавыми прутьями арматуры. Но местами первые этажи сохранились, кое-где остались вторые, и даже третьи. Не везде провалились перекрытия, и тогда внутри было относительно сухо и чисто. Пак только удивлённо покрутил головой: у них в посёлке все жили в грязных, сырых хижинах, а от домов сохранились лишь основания несущих стен, и то не всех. Что ж, на то он и город. Как его, едрит-переедрит, называют «туристы»? Москва? Ну, пусть будет Москва.

Пришло в голову и такое: сколько же тут жило народу, когда эти развалины были домами, и некоторые — по нескольку этажей? А сколько останется — после недавней чистки?

…На трупы он наткнулся в первом же доме с уцелевшими прикрытиями. То ли их убили недавно и ещё не успели унести, то ли выносить трупы было лениво — но тела лежали там и в таких позах, где застигла смерть. Одетый в потрёпанный комбинезон длиннорукий лысый мужичок с непропорционально низким лбом и неаккуратной дыркой над правым глазом — он так напомнил незабвенного Папашу Пуго, что Пак вздрогнул. Конечно, по сравнению с Папашей этому повезло: он не горел в напалмовом пламени, а умер прежде, чем успел понять, что произошло. Крест-накрест на его труп легла женщина: ядрёная бабища с крутыми бёдрами и крупной тяжёлой грудью (и грудь была вполне человеческой, только вот грудей-то было четыре), живот выпирал из-под лохмотьев: похоже, ей вот-вот пришла бы пора рожать. Выстрелом в живот-то её и убили, причём, судя по забрызгавшим всё вокруг багровым кляксам, тяжёлому запаху вспоротой брюшины и раскиданным по комнате клочьям мяса, пуля была разрывной. Длинные, как у птицы, когти обломлены, пальцы окровавлены — корчась в агонии, она скребла цементный пол. Вон, и борозды, оставленные в камне, и засохшие бурые потёки.

В дальнем углу комнатки валялись несколько тел помельче. Только одно было о двух головах и трёх ногах — остальные, если не считать больших и длинных, будто заячьих ушей, были почти как людские дети. Одурев от ужаса, детишки забились в углы, их добивали одиночными в головы, головку одному размозжили прикладом. Пак представил себе, как палачи смеялись, соревновались в меткости, делали ставки: разлетится ли голова этого щенка от выстрела, или нет? А потом, наверное, поехали домой, ощущая себя героями — или на свой опорный пункт здесь, в Подкуполье. И там пили пиво, смотрели порнушку по инфоцентру, лапали продажных красоток, заливая им о своих подвигах.

О да, разумеется, они не скажут, что убивали простых работяг, баб на сносях и детишек. Окажется, что они отстреливали кровожадных монстров, защищали мир от заразы, этому миру грозящей. И что тот пилот, что накурился перед вылетом травки и сдуру вогнал свой гравилёт в развалины, был на самом деле растерзан и сожран мутантами, и пока не исчез в слюнявой пасти монстра, кричал: «Слава демократии!»

Благодаря Отшельнику Пак знал, как это происходит, и что знают о войне обыватели Забарьерья. Да и сам пообтёрся в Забарьерье, узнал про такую штуку, как инфоцентр. И ненавидел тех, кто не убивает, но за пивком смотрит по инфоцентру новости из Подкуполья, ещё больше тех, которые в танках и боевых скафандрах.

Теперь Пак частенько натыкался на трупы. Женщины, дети, старики, и, конечно, мужички. Безответные работяги, которым бы смену достоять, наскоро поесть, чем кто-то там послал, да к кранику присосаться. И — по ту сторону Подкуполья — сытые, героически борющиеся с ожирением обыватели. Вам что, на хлеб и пойло не хватало, что вы сюда полезли?! Мы вам что, мешали?