Елена Блонди - Татуиро (Serpentes)

• Название: Татуиро (Serpentes)
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Третья книга трилогии ТАТУИРО

---

Хотя… Именно длинный нож вождя, которым он снёс голову соперника, разбрызгивая по траве и листьям сочную кровь, родил нож мастера. Потому что длинный нож пришел в одежде. Главный Охотник принёс его утром, серый от нескольких бессонных ночей, и белки глаз его были будто присыпаны пылью. Он выпил тогда калебас белого пива, и кадык его ходил ходуном, а на живот ползли мокрые дорожки. И по щекам такие же дорожки, хоть и не хотел он признаться в том, что ему жалко своих женщин, но плакал и потому много разговаривал, хвастался ножами и иногда замирал, оглядываясь на Тропу. Владыки подарили ножи за пропавших жену и дочь, а он кричал, что повезло, старуха-жена давно надоела. Но мастер помнил: жену отдали охотнику совсем еще девочкой, даже моложе прочих, она была красивая и тихая. И родила ему дочку почти сразу. Но — два ножа. Никто и не подумал бы, что жена так сгодится, но вот.

Рассказав на площади о своей удаче, охотник показывал ножи и предупредил, что никто больше не смеет идти, потому что сказано ему было — больше не идите. Когда будет нужда — позовём. Но никто и не собирался. Племя маленькое, и все, кто бессонными ночами мечтал о большем, уже получили своё. Кроме мастера. Он стоял под деревом и смотрел на одежды большого ножа. Матовые полосы черной кожи неведомого зверя, перевитые по бокам толстыми шнурами, держалка для руки и петля, за которую можно повесить нож на пояс. И когда охотник проходил мимо, взбивая пятками пыль, мастер протянул руку и коснулся пальцами искусного плетения. Выйдя из тени, встал на колени в пыль, протянул руки — погладить. И охотник, который еще не привык к тому, что у него теперь сила, отскочил. А потом закричал грозно, размахивая ножом. Мастер ему втолковал тогда, что смерти не ищет и отобрать не хочет, а просто — потрогать, послушать кожу, которая до него разговаривала с тем, кто делал одежды большому ножу.

Он не спал тогда много ночей, смотрел на свет в облаках, а в углу хижины валялись незаконченные циновки и поясок для Онны, она ждала, ждала, и потом он увидел, что поясок ей сплел другой мужчина, и они купались в ночной реке, смеясь. Может, и хорошо, что не дождалась, потому что всякий раз, как проходила она через площадь, покачивая бедрами, мастер думал о том, что дали вождю за его женщин. И отворачивался…

А потом пошел сам, с пустыми руками, на Тропу. Ничего не потеряв перед тем, потому что ни жены, ни детей не было у него. И получил, что хотел.

Мастер опустил голову, и чёрные волосы, прошитые белыми нитями, упали на глаза. Не надо вспоминать. Лучше подумать о том, что сделает мальчик из разноцветных ремешков, или о том, что пора залатать крышу. О другом, всяком, только не о тропе, ведущей в пещеры.

Глава 3 Западный Ветер

Когда приходил Западный ветер, река волновалась и вздыхала. Всю ночь листья шелестели, казалось, не наверху, а прямо в ушах. Мастер ворочался, натягивал на голову старую циновку, мягкую и потрёпанную. Замирал в надежде, но сон не шёл. В плетеных стенах хижины посвистывали волокна, сквозняки змейками ползали по горячей коже. Никто не боялся Западного ветра. Он был мирным столько раз в году, сколько мог, и лишь перед временем больших дождей свирепел и поворачивал реку вспять. Тогда дети утром бежали к воде и, скидывая тайки, придавливали их на песке большим камнем, чтоб не унесло. Ловили в мутной воде морских рыб. Нагибаясь, шарили руками, несмотря на запреты матерей, ведь мало ли что принесёт вода из далекого моря, и находили витые разноцветные раковины. Приносили их мастеру. Он отдавал детям обрезки кож и оделял орехами с дерева, что принадлежало ему. Обломки раковин дробил на большом камне, лежащем у порога, и потом украшал ими одежду для девушек и парней.

Западный ветер нёс в своих влажных ладонях кричащих младенцев и, срывая с девушек набедренные повязки, втискивал между бёдер. Он дул три дня или пять, а после начинались большие дожди. Лес размокал, племя сидело в хижинах. Женщины варили похлёбку, доставая из мешков чечевицу и собранные коренья. Мужчины чинили оружие и курили, глядя в проёмы входов на частую сетку воды. А девушки, внутри которых шевелилась принесённая Западным ветром новая жизнь, лежали в кольце коричневых рук и делали парней своими мужьями, отцами детей Западного ветра.

Так шло с начала времён, и никто не боялся Западного ветра.

Только мастер знал, что дожди, пришедшие на хвосте его, — собраны из слёз. Ветер плакал. Но люди притворялись, что не слышат. В хижинах полно вяленого мяса и речной рыбы, и после дождей, к следующей жаре, родятся мальчики — будущие охотники. А среди девочек будут те, кого заберут, чтоб Западному ветру всегда хватало слёз.

Мастер повернулся. Шея затекла, и он повернулся еще раз, снова лёг на спину, глядя, как черные листья в щелях крыши полощутся в порывах ветра. Подумал, сердясь, что вертится без сна и крутятся в голове мысли — одни и те же, ходят по кругу. А всего-то один раз пошёл туда, спасая себя от непокоя. Получил нож, получил покой обладания. Но потерял остальной покой, который держит жизнь. И теперь каждый год слушает Западный ветер, и сердце его ноет, будто кричит раненый маленький заяц без матери в густой траве.

…Их заберут. По-разному. Одни потеряются в лесу, когда уйдут за ягодами, другие убегут сами, поругавшись с парнями. Немного из племени, человек пять-шесть.

Когда-то он понял, что так бывает из года в год. Пришёл к вождю рассказать, но тот, опустив голову, посверкивая из-под наведённых чёрным соком бровей глазами, не дослушал, крикнул, чтоб выгнали. Погрозил: из племени тоже выгонят, если будет болтать ерунду. Лес огромен, в нем — звери. Иногда приходят такие, которым нет имени, издалека. И странно ли, что каждый год теряются несколько глупых девушек или детей. Кто не смог оберечь себя в лесу, тот сам виноват.

Так говорил вождь, когда воины выталкивали мастера из большого дома. Он упал со ступеньки и подвернул ногу. Сидел в хижине, вырезал из дерева фигурку девушки, что пропала последней в тот год. Многие хотели подарить ей плетеный поясок, ждали только Западного ветра, но ветер пришёл, и она ушла за ним.

Мастер закутался в циновку и сел, привалился к деревянному столбу. Можно наощупь найти кисет и закурить. Но незачем приманивать ветер огнём трубки. Только сидеть и ждать, когда станут видны в щелях дрожащие от ветра длинные листья на крыше. И думать.

Мастер думал о том, что совсем близко — о распухшей от моря реке и о том, что утром его двор засверкает осколками перламутровых раковин, о маленьких зверях в тайных норах и о птицах, как они там, в лёгких гнездах, которые качаются на концах веток. И потом стал думать выше и дальше, будто он и есть птица, летит над лесом и видит сверху, как прореживается листва над тропами зверей и людей. Если лететь от моря, вглубь, то на полянах — серые спины слонов, их трогать нельзя и даже поклониться им нельзя, они не понимают языка племени, живут сами себе. Но можно, спрятавшись, смотреть долго-долго на столбы серых и коричневых ног, загнутые белые зубы и длинные гибкие носы. И потом унести в голове огромность их боков и как они кричат полной глоткой. Об этом никому не расскажешь, все будут смеяться, что разум мастера, и так невеликий, унесла лесная обезьяна. Может быть, Онне рассказал бы. Но чем дольше дует Западный ветер, тем яснее мастер видит: правильно остался недоплетённым её поясок. Он говорил бы с ней и любил её ночами под сеткой дождя над крышей. А потом увёл бы её туда, где из женщин делают слёзы. Сам…

Мастер потянулся и взял таки трубку. Стал бить чирком по кресалу, зажав его в руке. Искры летели в темноту и умирали. Мокро было в ночном воздухе, свистели листья за стенами. И щёки мастера тоже были мокры. Трубка не зажглась. Ну и ладно. Один, в маленькой хижине на самом краю деревни. Почти деревенский дурачок, но и нужный всем, потому что кто еще вырежет такие узоры на посуде, кто выложит раковинами рукоятку копья и научит женщин, как покрасить мягкую ткань в разные цвета. Один он такой. Один. Может, если была бы жена, то бегал бы по дому такой же мальчишка, как этот сегодня. И его — всему научить. Но всякий раз, ночами Западного ветра, мастер думал: а если бы девочка. Тогда как? Жить, зная, что настанет срок и она не придет из леса. Кто знает почему. Сошла на другую тропу и потерялась. Или большая кошка, чья спина узорчата, как солнечные цветы, снесла лапой ей лицо. Или… Или забрали её.

Нет, нет. Лучше одному.

Ветер шумел, и не было ему отдыха. Временами становился сильнее, ревел на реке и дёргал края крыши, шлёпая большими листьями. Может, рассвет не придёт? Как река, что течёт сегодня в обратную сторону, так и ночь пройдёт от первой своей темноты до последней и снова откачнется в свою глубину.

Мастер знал эти мысли, они приходили всегда, из года в год, и он снова их думал. Наверно, их вкладывает в голову Западный ветер, и это его дети вместо детей, что были бы в его жене.