Елена Блонди - Татуиро (Serpentes)

• Название: Татуиро (Serpentes)
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Третья книга трилогии ТАТУИРО

---

Внутри прозрачности плыл город. С башенками и шпилями, с круглыми кровлями над крепенькими домами. Ажурная городская стена окружена пышными деревьями джунглей. Деревья висели, склоняясь над стеной, пролезали в проёмы, забегали на узкие улочки и широкие площади. В некоторых домах даже выглядывали из окон, свешивая вниз кудрявые ветки. Не было людей на улицах и около домов, но город жил, дышал и смотрел ей в глаза по-разному прорезанными в теплых стенах окнами.

— Ай-яя, — выдохнула Кора и повернула шар: рассмотреть дома и деревья с другой стороны. Шар повернулся, а город в нём — чуть медленнее. Плавно взметнулись в толще шара сверкающие искорки. Кора замерла, не дыша. Искорки долетели до макушек башен, поднялись в маленькое небо звёздами. И поплыли вниз, укладываясь золотистой пыльцой на крыши, мостовые и кроны деревьев.

Ночь стояла, опустив небо с тучами на самые крыши деревни. Спали под каплями мокрые деревья. Подёрнутая рябью вода под мостками бесшумно прорезалась разводами, всплеск — и снова лишь дождь шумит и каплет. Всё вокруг спало. Только старая Кора сидела с занемевшей спиной, в которую дул ледяной сквознячок из прохудившейся стенки, и медленно вертела в руках шар с городом внутри.

— Город… — сказала себе, — тот, в лесу. Или — другой? Ай-я, как красиво…

Снаружи всплеснул под ночным ветром дождь, она оглянулась, прикрывая шар руками. И снова обхватила его пальцами, гладя. Он был такой тяжёлый и прохладный, так ласково укладывался ей в руки. Смотрела, забыв о второй Вещи, оттягивавшей провисший подол. Когда-то, она была тогда молодой и, казалось ей отсюда, красивой и звонкой, как лесная птичка, её муж ушёл в дальний лес, уводя с собой их первенца. Вернулся один. Сказал, что первый сын, названный ещё детским именем по имени отца своего — Сота, Соути, — утонул в диком озере у него на глазах. Очень она тогда убивалась. Плакала, бегая по песку у реки, падала головой в быструю воду. А Сот молчал. Он тогда всё время молчал и ничего ей не рассказывал. Потом, конечно, всё позабылось, со временем. Родили еще одного. Кора не позволила назвать его так же, как умершего. И стал он её сыном, Корути. А потом близнецы.

— Всё я бегала, всё бегала, — шепотом рассказала она шару. Качнула его, и под жарким взглядом огня метнулись над городом медленные искры.

— Всё на мне: и за детками, и постирать. А Сот только на охоту ходил да сидел в углу, лук себе вырезывал. Разве же я виновата, что он увёл моего мальчика, отдал его лесному озеру? Я петь любила и чтоб людей было много. А он сидит и сидит в углу, ровно лесная сова, брови хмурит.

…А потом задрала Сота лесная кошка. Когда с охоты принесли тело мужа, она даже и погоревать не успела толком. Младшие кричат, орут, есть просят. Корути где-то бегает, сердце о нем разрывается. Так и похоронили, второпях, не успела оглянуться, как уже над пригорком в лесу, где Сот, вырос куст кровянника.

— Теперь вот и жизнь прошла. А после люди говорили, что ходил Сот город смотреть. Там Соути и потерял. Что же мне теперь? От такой жизни старухой стала. А как хотелось — пожить.

Искры летели и падали, медленно, плавно. И Кора шмыгнула носом, жалея, что её жизнь не текла так же, а мельтешила, как летние тени от листьев. Видно, права старая Берита — про её глупость. Но откуда взять ум, если жизнь — мельк — и пролетела…

Стала бережно заворачивать шар в тряпку. Закутывала круглое, с которого края тряпки сползали, не хотели держаться. И остановилась.

— А… — сказала себе, думая пришедшую мысль. И уже молча, обхватив пальцами свёрток, додумала остальное. Зачем у себя держать? Можно же сторговаться с Онной, потихоньку. — Пусть Онна глянет, какие есть у Коры Вещи. Пусть одну возьмёт и отдаст Оннали за её сынка. Шар не отдаст, нет. Он только ей, Коре, в утешение. Но есть ещё две Вещи.

Прозвучал в голове голос Бериты. Что она там говорила — нельзя показывать, можно только хранить и смотреть. Мало ли. Берита одна живёт. Нет у ней настоящих деток, даже муж у неё — дерево. Когда-то была Берита красавицей. Высокая и сильная. Но боги дали ей ненужный ум, не отсюда. И ум увёл её в лес, далеко, куда и мужчина не каждый ходит. Сама ушла, сама вернулась. Но ушла девой, с волосами до колен, с грудью, в которую только бы молока для вновь рождённых. А вернулась…

Кора вздохнула. Не хотела вспоминать, как шла Берита по тропе посреди деревни, а люди смотрели на неё из-за плетней и молчали. Твёрдо ступали толстые ноги под разодранным подолом, тряслись обвисшие щёки. Жидкие пегие волосы по плечам, как струйки серой воды. Ни на кого не смотрела. Ушла в свой дом и жила одна, долго. Кора сунулась было. Страшно, но любопытно очень. Увидала через плетень, как Берита на коленях стоит в огороде, ямку роет руками. А после задрала юбку, вытащила оттуда нож, настоящий, как у главного охотника племени, только резало у него полукругом, как ухмылка Еэнна. Полоснула по толстой руке и потекла кровь в рыхлую землю. Берита другой рукой себя за запястье держала и стискивала крепко, так что пальцы побелели. И кровь капала быстро-быстро. А губы шевелились. Вдруг подняла глаза прямо на Кору. И улыбнулась, оскалилась, как её нож. Как Еэнн ухмыляется с черного неба.

Кора заходить не стала, нет-нет. Отпрыгнула и убежала домой, да там сидеть не смогла. Побежала по соседкам. Много чего было говорено тогда с женщинами. И ходили, на Бериту не глядя, вроде и нету её. Но потом заболела девочка Наскии, принесли её из леса, она там в заросли ядовитого мха упала лицом, обожглась и встать не могла и покричать не могла, лежала, пока мальчишки не вытащили за ногу. Наския плакала, ой, плакала, выла. Кора уже стала гирлянды плести, потому что кто же после мха живёт, а тем более с таким лицом. Но пришла Берита, сама. Принесла горшок с отваром. Всех выгнала из дома, села рядом с девочкой. Кора в щель смотрела, видела. Умыла ручищей, побрызгала на голову и живот. Ко рту поднесла и заставила выпить остатки. И всю ночь сидела рядом и пела страшную незнакомую песню. Утром, когда девочка заснула и дышала ровно, без бульканья, разрешила матери войти. И та повалилась на пол, увидев, как на глазах зарастают на личике дочки ожоги.

С тех пор Берита лечит. Но негоже женщине жить одной, и вождь, да будут дни его светлы, а ночи полны женщин, призвал её к себе и разрешил выбрать мужа. Берита осмотрела мужчин, что стояли, опустив головы, и дрожали от страха, что укажет на одного из них, и расхохоталась. Даже слёзы текли по толстым щекам. Смеялась, что ест она теперь много и не прокормит её ни один охотник. И вождь разозлился её смеху. Велел ей выйти замуж за хлебное дерево, что росло у неё за плетнем. Чтоб муж родил только еду, раз ей другого не надо. Берита кивнула, подбоченясь. Ответила: того, что ей надо, у мужчин племени нет, она его сама добудет. И добывала.

…Давно это было. Красота её забылась и молодость. А то, что стала она знахаркой, так теперь это главное. Чуть заболеет кто — бегут к Берите. Вылечит.

— А были когда-то подругами, — поделилась Кора со свёртком, придумывая на ходу то, чего и не было. Росли вместе, да. А вот в хижину к первому маленькому мужу Берита не пошла. Так что вся их дружба — ещё до взрослой женской груди, а после уж врозь.

В спину дуло сильнее, и Кора потерла поясницу, не вставая. Отложила на пол завёрнутый шар, нашаривая в подоле вторую Вещь. Тяжёлая, холодная. Нет в ней такой красоты, как в прозрачном шаре с городом. Но уж больно страшно было копаться в сундуке у Бериты, схватила, какая под руку подвернулась. Кора повертела в пальцах блестящий плоский кругляш. Зацепила ногтем похожую на птичий клюв закорючку сбоку. Кругляш зазвенел и развалился в руке на две половинки. Ахнув, попыталась удержать, и вскрикнула, увидев, как мигает на неё изнутри глаз, чёрный и страшный. Даже бросить хотела, но это же Вещь. Зажмурившись, держала на вытянутых руках и боялась. Протянутые почти над очагом пальцы припекал огонь.

Кора приоткрыла глаза и посмотрела снова. Два кругляша держала она, соединённые петлёй, как дверца и стенка. Чуть повернула, и снова мигнул изнутри глаз. Моргнула, присматриваясь. И раскрыла глаза широко.

— Мои глаза-то! Вот как оно!

Сидела, согнувшись, не обращая внимания на ледяной сквозняк, гладивший спину, вертела в руках яркие соединённые пластины. В обеих отражалось её лицо, так же, как в створках отполированной раковины, только яснее, будто Кора вынула свои глаза и вставила их в Вещь, и теперь они живут там, моргают ей.

— Ахх-ха, — бормотала, разглядывая свой нос и зубы, краснеющие в бликах огня.

Сердце её прыгало. Нет в ней глупости! Шар оставит себе, будет смотреть. А это вот, с глазами внутри, отдаст Онне за дочку. Пусть смотрится своим красивым лицом. Разве что у вождя есть такая штука, а ни у кого больше нету. Есть чаши с водой, есть диски из перламутровой ракушки. Но чтоб вот так!

Кора высунула язык, глядя на свое отражение. Замычала и засмеялась. А если с Онной не получится, она маленькую Оннали подманит на кругляш, как птичку на зернышки. Главное, пусть Корути заберёт её в хижину дождей. Никуда она не денется от мальчика. Он красив и гибок. Уже знает женщин постарше себя, Кора слышала, выследив сына летом на лесных тропах, как кричат и стонут они под его бёдрами. Но взрослые женщины мягки в любви, они её ценят, а девчонке надо еще показать настоящую сладость. Вот пусть в хижине и покажет. Сезон дождей долог. Девочка пойдёт в хижину по приказу матери или чтоб досталась ей Вещь. А когда стерпится, то и поймёт, какой сладостью наполнит ее Корути.