Елена Блонди - Татуиро (Serpentes)

• Название: Татуиро (Serpentes)
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Третья книга трилогии ТАТУИРО

---

Витька обмяк, придавливая горячее женское тело, дышал рядом с ухом, не имея сил сдвинуться. И она под его тяжестью расплывалась, мягчела, принимая. Дышала, вдыхая на его выдохе, чтобы не мешать.

— Аа-глая-моя-жара, — с его щеки капнула на нос тёплая капля пота, и она улыбнулась щекотке, — я должен сказать тебе…

— Да, — её голос таял, уплывая в жёлтую темноту.

Витька, потяжелев, просунул руку ей под шею, другой обхватил плечи, стиснул так, что дыхание сбилось.

— Я меняюсь. Ты должна знать. Пещера теперь и во мне, девочка. Ты еще можешь уйти. Утром встанешь — и домой, и не приходи больше.

Она резко открыла глаза. Лицо над ней казалось лицом незнакомца с глубокими тенями и поблёскивающими зубами в приоткрытом рту. Он… Он наблюдал…

— О чём ты? Витенька… Ты правда хочешь, чтоб ушла?

Тело его становилось всё тяжелее, и руки стискивали её, как жесткие корни. Аглая, напрягшись, уже хотела рвануться, но застыла, закусив губу. Страх плеснул внутри, обдавая сердце кипятком, и оно прыгнуло, спасаясь. Но она не хотела спасаться. Пошевелившись, выпростала руку и протянула, пальцами собирая испарину с его скулы. Смотрела в провалы глаз, не отворачиваясь, не пряча взгляда. Сказала медленным шёпотом:

— Ты — мой. Понятно? Никому не отдам тебя. Ни Карпатому, ни твоей гадюке, пусть даже она меня задушит. Пусть даже твоими руками.

Блеснули в чёрных тенях глаза. Будто проснулся и только сейчас увидел её. А злой блеск зубов ушёл, губы стали мягче, и вместо оскала показалась его, знакомая ей и такая любимая уже улыбка. Взяв её руку, поцеловал мокрые пальцы. Зашевелился и сполз, не отпуская руки от лица, лёг рядом.

— Прости, — говорил невнятно, прикусывая пальцы по очереди, — прости, но я должен был сказать. Боюсь за тебя.

Аглая повернулась на бок и смотрела в его лицо, отыскивая следы того, кто только что говорил с ней. Перевела взгляд на плоскую голову Ноа и её внимательные глаза. Стала гладить Витьке волосы, пропуская пряди сквозь пальцы, расправляя и укладывая.

— Я так мало знаю тебя. Ты казался таким, таким… Просто солнышко, светленькое.

— А теперь?

— Теперь вижу — другой. Ты — больше.

— Больше солнца?

— Шути-шути. Ты больше простенького. Там в тебе — глубина. И это не пещера, Витенька. Ты — глубже себя.

— Это плохо?

Пожав плечами, она покачала головой, щекоча голые плечи концами волос.

— Это — сложно. Но знаешь, я ведь тоже совсем не простая. И мы можем, можем быть такими, какие есть, оба.

— Ты согласна на такое?

— Да.

Слово встало в сумрачной комнате невидимым столбом, крепким, как маячная башня. Витька откинулся на подушку, глядя в потолок. И Аглая увидела, как его лицо становится мягким и светлеет.

— Ну что ж. Нам будет очень непросто. Но мы попробуем, да?

И ещё одно «да» встало в сумраке комнаты.

Изогнувшись, он нашарил на стене выключатель. Щёлк, и комната ушла в сумрак, как в глубокую воду.

— Мне Альехо как-то одну вещь сказал. Я не понял тогда. Тот, кто не ходил в темноту, не увидит настоящего света. А я не хотел в темноту. Но она сама приходит. Изнутри. Понимаешь?

— Наверное, да.

Щёлк. Мягко сверкнули гранёные подвески люстры, забелел бочок старого кофейника за стеклом шкафа.

— И это не Ноа. Это я сам, во мне. Не боишься?

— Боюсь.

Щёлк. Блики погасли, и на чёрной шторе мутно нарисовались огни далёких фонарей.

— Я сам боюсь. Могу сделать тебе больно. Если мы решили, что пойдём до конца вместе.

Щёлк. Свет очертил рамку монитора и круглый край полированного стола.

Аглая молчала.

— Но я клянусь тебе, что…

Щёлк. И после молчания его слова упали и канули в ночной воздух:

— Я никогда тебя не уничтожу. Сберегу.

Невидимый, он повернулся, взял её за плечи и прижал к себе. Притиснул живот к животу, колени к её ногам, щекой придавил ухо.

— Ты веришь мне?

— Верю.

— Тогда спи. Это только ночные разговоры. Утром будет другое, светлое.

— Да, мой любимый.

Она послушно закрыла глаза и приготовилась спать. Про себя удивилась: вот же всю жизнь делала всё сама и решала сама. А теперь человеку, который и сам не знает, что с ним и что в нём, — отдала себя. И это правильно для неё. Оказывается так. Удивительно!

— Аглая?

— Что, любимый мой?

— Кота заведём? Белого, огромного.

— Нет.

— Как это нет? Ты моя и не слушаешься?

— Кошку. Маленькую, чёрную.

Он фыркнул ей в ухо. Сказал, сдувая влажные волосы с виска:

— Будет у меня две кошки, маленьких, чёрных. Ладно уж.

Глава 54 Меру и Серые Бабочки

Женщины созданы для многих вещей. Для радости смотреть на них, когда идут, покачивая широкими бёдрами, и вдруг — поворот головы на стройной шее и взгляд на тебя. Для домашних работ, пока мужчины делают свои, трудные и опасные мужские дела. Женщины — для ночей, чтобы они были горячими, как солнечные пятна на песке у реки, там, где цветут водяные лилеи и пахнут так, что кружится голова. Потому женщины племени леса сильны и красивы. И, наверное, потому каждый год некоторые из них исчезают в зелёной чаще леса, не возвращаясь. Или уходят в озеро исполнять обряд благодарности Владыкам. Тоже навсегда.

Никто не говорит о том, куда ушли и что там с ними, просто все уверены: там лучше. Туда — забирают. Но незнание страшит, и потому никто не захочет уйти сам, по собственной воле. Или отдать свою женщину.

Меру споткнулся на выскочившей из полотна жерди, схватился перевязанной рукой за перила и застонал от дернувшей боли. Пошёл дальше, поглядывая в сумрак под босыми ногами и придерживая ноющую руку здоровой.

Но есть неспокойные, которым мало жить в семейном доме, мало готовить еду и ждать, когда вернётся с охоты муж, сбрасывая на порог шкуру добытого кота. Они, будто боги лишили их разума, уходят блуждать по дальним тропинкам. Если такая смотрит в сторону леса, то рано или поздно уйдёт совсем, не вернётся. Только старая Берита вернулась. Но она знала, чего хочет, и силы в ней побольше, чем у десятка охотников. Меру помнил, как мальчишками они бегали на реку ночью смотреть, как Берита купается. Она всегда приходила одна, скидывала на лунный песок светлую тайку и шла к воде, высокая, сильная, с красивыми плечами и гордой головой. Сколько раз они прятались в кустах, ожидая её возвращения из воды, но Берита, взрослая девушка, не захотевшая себе мужа, уплывала далеко и плавала так долго, что мальчишки убегали домой, — не остаться бы без ужина. Или засыпали среди веток, налёживая себе бока. Однажды проснулись, крепко прикрученные друг к другу лианами, втроём. Так и ворочались, а потом их нашли малыши и привели перепуганных матерей. Было стыдно, женщины смеялись, ведя их домой, но, когда Берита встала на пороге хижины, сложив на груди руки и еле заметно улыбаясь, а чёрные волосы покрывали одно плечо и спускались волной до самых колен, смех умолк. Только одна из женщин, кивнув и заторопившись, сказала негромко, убедившись, что отошли далеко:

— От Бериты получить трёпку — не стыдно. Лучше трижды пойти на охоту с мужчинами.

И вот Меру старше той Бериты, мокрой от речной воды. У него есть дочь, которая несколько раз убегала на дальние тропы. Жена, лучше которой нет в деревне, да и в тех деревнях, что дальше в лесах, — тоже нет. И вместо того, чтобы держать глупую, непослушную дочь за подол, обещая ей трёпку, если ещё хоть раз убежит одна… — он пообещал их обеих. Сам.

Он потряс головой, будто колючая мысль, засевшая внутри куском репейника, могла выскочить и утонуть в качающейся воде. Но не выскочит, растопырилась злыми иглами и растёт, занимает всю голову. Онна посмеивается время от времени, глядя, как её муж застывает с недоеденной сабой в миске. А потом хмурится, смотрит в лицо, спрашивает о руке. Лучше бы ругала, лучше была бы ленива и грязна. И смотрела на соседа через забор, чтоб можно было оттаскать её за волосы и не жалеть, что отдал…

Но, надавливая босыми ступнями на влажные жердины, Меру знал: какую угодно всё равно любил бы и не отдал.

— Но ведь отдал, — сказал хрипло. Хотелось стукнуться лбом о шершавый ствол старого дерева. Стать по-настоящему безумным. Ничего не помнить, не знать. Но там, впереди, еле заметно мигает тусклый огонь. Это Тику поставил на пороге большой хижины светильник, чтоб Меру знал, куда идти. Старик ждёт его и что-то расскажет, важное. И пока Меру не узнает, хватит и одного безумца в этой ночи. Лишь бы старик не выпил столько отты, что она отобьёт ему память.

Меру пошел быстрее, поглядывая на слабый огонёк. От мягко колышущейся воды шёл запах тревоги, как свежий холодный пот, выступивший от страха. Но сверху, проливаясь через ветки деревьев, дождь нёс ласковый запах цветов. Это новые почки, скоро дожди кончатся, и деревья знают о том, как знали всегда, от времени до времени через время…