Милош Форман - Призраки Гойи

• Название: Призраки Гойи
• Автор: Милош Форман
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8189-0959-2

Роман «Призраки Гойи» — одно из ярких событий французской литературы 2007 года. Его авторы — оскароносный режиссер Милош Форман и известный сценарист Жан-Клод Карьер. Нарочито бесстрастный стиль повествования великолепно передает атмосферу Испании XVIII века.

Красавицу Инес, музу и модель великого живописца Франсиско Гойи, обвиняют в ереси. Грозная слава инквизиции давно померкла, но церковь из последних сил пытается доказать, что время ее не прошло. Удастся ли художнику спасти женщину, чья красота помогла ему завоевать любовь власти и толпы? Стоит ли идти против системы ради обычной женщины? Имеет ли Художник моральное право рисковать своим даром?

История Франсиско Гойи, Инес, монаха-инквизитора Лоренцо, превратилась с легкой руки авторов в масштабное полотно, вобравшее в себя все, чем пронизано творчество великого живописца — трагедию Испании, трагедию художника, трагедию человека перед лицом вечности, ведь как говорит сам Форман: «Самое важное — это история, а не конкретная биография».

---

— Мне неизвестно, откуда они являются, — ответил художник. — И я не знаю, кто они. Да, моя рука их видит. Внезапно они оказываются здесь, под моими пальцами. И я не могу их прогнать. Ничего не поделаешь. Можно подумать, что эти бесовские морды или ангельские лица прячутся у меня в руке и выскакивают оттуда время от времени.

Гойя говорил больше, чем Томас, что зачастую свойственно глухим. Так, он рассказывал ему о своей встрече с несравненной, единственной в своем роде Марией Каэтаной, герцогиней Альба собственной персоной, самой знатной, а также самой пленительной дамой Испании.

Вероятно, художник, которому перевалило за пятьдесят, был по-своему в нее влюблен, но никогда не признавался в этом ни Томасу, ни кому-нибудь еще. Герцогиня заказала у Гойи несколько портретов, которые он написал точной, дышащей любовью кистью; она принимала его в своем дворце и даже пригласила в принадлежащее ей поместье Санлукар в Андалусии, восхитительное место, где он долго пробыл. На одном из портретов дама указывает пальцем на два слова, начертанных художником: Solo Goya. Один лишь Гойя.

Были ли они еще более близки, как шушукались сплетники? Гойя никогда никому этого не говорил. Как и она.

В 1799 году художник выпустил в свет «Капричос», серию из двадцати четырех гравюр, где, как он собственноручно писал, «сон разума рождает чудовищ». В начале альбома пятидесятитрехлетний художник изобразил самого себя, с утолщенной нижней губой, слегка прикрытыми глазами, седыми волосами и тяжелым подбородком, в большой черной шляпе, с этаким разочарованным и безразличным видом, как бы говорящим: вот я каков и вот мир, который я вижу, с этим ничего нельзя поделать. Мир, в котором встречаются прелестные создания, вроде тех, которых называют «махами», элегантные и зачастую доступные девицы в изящной обуви на небольших, расширяющихся книзу каблучках, с широко раздвинутыми ступнями, порой показывающие ноги, приподняв юбку (явный признак проституции), но также согбенные дуэньи, безобразные кокетливые монахи, колдуньи, ощипанные цыплята с человеческими лицами, зловонные призраки, отравляющие воздух, гигантские козлы, бесчестные суды и мертвецы, выходящие из своих могил.

Уснувший разум — раздолье для фантазии.

Некоторые из этих картинок напоминали те, что несколькими годами раньше ходили по рукам инквизиторов, те самые, которые Лоренсо тогда упорно защищал. Они удивляли и порой даже шокировали. Набожные люди не находили в них ни малейшего следа благочестия, напротив. У священников и монахов, изображенных на этих гравюрах, всегда были омерзительные лица. Там же можно было увидеть какого-нибудь кающегося грешника, стоящего перед судом инквизиции в длинном остроконечном колпаке, отличительном знаке обвиняемых. Придуманный или, быть может, увиденный во сне образ, ибо Гойя никогда не присутствовал при подобной сцене.

Художник не вел дневника. Он мало говорил о своей работе, о своих планах. Когда кто-нибудь спрашивал Гойю, как неоднократно Бильбатуа, причем не только о призраках: «Ну почему ты это написал? Откуда ты это берешь?» — он отделывался неопределенным жестом, как бы говоря, что и сам не знает, и тут же переводил разговор на другую тему. Иногда Гойя заявлял, что не расслышал вопроса. Раза два-три он сказал: «Я это видел», не уточняя, откуда исходит видение: от его рук или глаз, от какой из сторон реального мира. Yo lo vi[12].

В этих «капризах» уместилась вся Испания: неумолимая природа, хмурое небо, не сулящее ничего хорошего, хотя мы все равно взываем к нему; давнее, невыносимое, но неистребимое угнетение; смирение, которое однажды неистово восстает против ига; нечто странное, но естественное; будничное присутствие смерти, словно еще одного члена семьи; спокойная уверенность в том, что не разум правит миром и что высшую истину разумом не познать; демоны, мирно сидящие у очага; женская улыбка, которая внезапно превращается в страшную гримасу.

Вся Испания, и даже гораздо больше.

Гойя зарабатывал деньги. Много денег, в основном благодаря портретам, которые ему то и дело заказывали. Всё высшее общество мелькало перед его глазами, как в калейдоскопе: графиня де Виллафранка, маркиза де Санта Крус, промышленник Перес де Эстала, различные актеры и певицы. Сын скромного мастера-золотильщика, ставший первым художником Испании, приобрел великолепный дом с патио, в одном из шикарных кварталов. Он покупал книги, драгоценности, а также картины Тьеполо и Корреджо.

Казалось, политические или военные события проходили мимо Гойи, оставляя его безучастным. Он довольствовался своей работой, замкнувшись в истинном безмолвии.

Когда 23 июля 1802 года герцогиня Альба скончалась от пищевого отравления, Гойя, по словам одного очевидца, некоторое время бродил по Мадриду в одиночестве, храня молчание, ни с кем не разговаривая и никому не отвечая. Он ничего не написал и не сказал по этому поводу. В очередной раз художник утаил свои чувства.

В начале мая 1808 года, когда толпа напала на мамелюков Мюрата и на следующий день дорого за это заплатила, Гойя находился в Мадриде. Он непосредственно узнал о мятеже и репрессиях. Не исключено, что художник, не воспринимавший звуков, даже видел это воочию. Нет никаких сомнений в том, что он был потрясен. Однако он ждал целых шесть лет, прежде чем написать два знаменитых полотна: «Восстание 2 мая 1808 года в Мадриде»[13] и «Расстрел повстанцев в ночь на 3 мая 1808 года»[14]. Глядя на это событие отстраненно, мастер навеки запечатлел его в людской памяти, даже если он пока отказывался выставлять обе картины.

Когда его покровитель Карлос IV отбыл из Испании в Байонну, чтобы услышать там, что он больше не король, Гойя испытал некоторое беспокойство за свое материальное положение. Следовало ли ему тоже уехать ввиду назревавших волнений?

Но куда? И он остался в Мадриде.

11

Наполеон не знал Испанию и еще меньше испанцев. Вероятно, Бонапарт путал народ с двумя отдельными личностями: королем Карлосом IV и его сыном Фердинандом, с которыми он встречался в окрестностях Байонны. Так или иначе, он ошибся. Опьяненный победами, император, игравший европейскими монархами, как марионетками, которые, как говорил всё тот же Шатобриан, по его указке «входили и прыгали в окно»; человек, собиравшийся вскоре жениться на дочери австрийского императора, избранной им среди многих других принцесс, быстро принимавший решения и чересчур отягощенный заботами, оценивавший силу народов не иначе как по их военному потенциалу, обратил лишь поверхностное, раздраженное внимание на советы, которые посылал ему в своих письмах брат, ощущавший нарастание всеобщего возмущения и всё сильнее жаждавший только одного — поскорее вернуться в Неаполь.

На самом деле, после майских репрессий Испания была не завоевана, как докладывал Мюрат, а потеряна. Вся страна, вплоть до Балеарских островов, готовилась к сопротивлению. Даже мэр деревушки Мостолес, расположенной к западу от Мадрида, дерзко объявил войну Наполеону. Испанские офицеры, заподозренные в пособничестве французам, были убиты собственными солдатами.

Всё началось в Сарагосе, столице провинции Арагон, где вспыхнуло восстание, во главе которого встал выдающийся военачальник герцог Палафосский, посуливший французам, по известному выражению, guerra y cuchillo[15]. Французская армия дважды осаждала город. Первая осада после крайне упорного сопротивления была снята самим Жозефом Бонапартом, отозвавшим большую часть войск ввиду значительного количества жертв с обеих сторон. Брату Наполеона не нравилась эта война, и он делал всё, чтобы остановить ее, показать ее бессмысленность.

Город получил передышку на несколько месяцев. Именно в этот период туда приезжал Гойя. Это был город его молодости. Он прекрасно знал Сарагосу, где расписывал фресками свод главного собора.

Художник, содрогнувшись от увиденного (всюду развалины и мертвецы), принялся делать в тетради наброски будущих «Бедствий войны» — одного из самых шокирующих и подлинных свидетельств звериной тяги к убийству, таящейся в глубине человеческой души.

Гойя уехал из города до возобновления боевых действий, быстро проехал через свою родную деревню Фуэндетодос и вернулся в Мадрид.

Вторая осада Сарагосы, которая продолжалась два месяца, навсегда запечатлелась в памяти испанцев. Это незабвенная страница в истории героических сопротивлений. Хотя французские солдаты, в соответствии с тем, что заявил им Наполеон, свято верили в свою миссию освободителей, им пришлось сражаться за каждую улицу, за каждый дом, а также стрелять в женщин и детей. Во время этой осады навеки прославилась некая Мария Сарагоса. Она приносила канонирам еду (среди них находился ее возлюбленный) и, когда все они были убиты, собственноручно зарядила орудие и стала стрелять. Генерал Ланн писал Наполеону, что ему еще не доводилось видеть столь неистовой страсти к сопротивлению у воюющего народа. Он видел, как больные и раненые выпрыгивали из окон горящего госпиталя и бросались на французские штыки. Он видел, как умалишенные, отпущенные из своих сумасшедших домов, бегали с песнями по улицам. Среди жителей города, являвшего собой горы обломков и трупов, насчитывались пятьдесят четыре тысячи убитых.