Марина Болдова - Сестры

• Название: Сестры
• Автор: Марина Болдова
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-91899-073-5

Начало двадцатого века. Оренбург. В семье Афанасия и Анны Печенкиных пять дочерей: Зоя, Антонина, Анастасия, Наталья и Елена. После смерти родителей им в наследство остается значительное состояние. А так же, каждая получает по одному предмету из фамильного гарнитура: колье, серьги, кольцо, браслет и заколку. В завещании, оставленном родителями, имеется одно условие. Для получения своей части наследства сестра или ее потомки должны собрать и предъявить в банк все пять предметов этого гарнитура. То есть, разыскать потомков своих сестер.

---

Антонина задумчиво погладила мокрые после дождя перила беседки и вздохнула.

– Похоже, что уже нет. Да и была ли любовь? В последнее время меня раздражает в нем буквально все. Я стала замечать, какой он жадный, истинный француз! Кроме того, он часто брюзжит как старик, доводя меня до истерики. Постоянно делает мне замечания, что я не так одеваюсь, у меня слишком модная прическа. Ну, как я буду с ним жить?

– Тони, ты не слишком строга к нему? Мужчины в большинстве своем таковы. Он не исключение. Может, стоит попробовать?

– Да что ты, Зоенька. Я точно сойду с ума. А зачем ребенку сумасшедшая мать!

– Все шутишь! Тогда поедем к нам. Михаил будет рад. Он любит детей и очень переживает, что у нас их нет.

– Нет, Зоя. Я решила сначала вернуться во Францию. Время еще позволяет путешествовать. А пока ничего не заметно, поживу у бабушки с Настей в Петрограде. Или в нашем Оренбургском доме. Там спокойно, никого нет.

– От нашей бабушки ничего не скроешь!

– Значит, так тому и быть.

– Ну, смотри, как хочешь. Не тяни с отъездом в Париж, сама видишь, что здесь происходит. А надумаешь, к нам приезжай.

– Спасибо, сестричка. Смотри, как быстро стемнело. Пойдем в дом. Ты уже собрала вещи? Даже не верится, мы опять расстаемся….

Глава 3

Август 1917 г. Беляевка

Наташа стояла, уткнувшись в букет цветов, и плакала. Сквозь слезы она смотрела на коляску, нагруженную вещами. Настя с бабушкой прощались с домочадцами. Вот и они уезжают. Наташе очень хотелось поехать с ними, но кашель никак не проходил, и доктор не разрешил пока никаких путешествий, тем более в сырой, дождливый Петроград.

– Наташенька, пойди сюда, детка.

– Бабушка, не уезжайте. Я буду скучать по вам и Насте.

– Ничего, маленькая, ты быстро поправишься, и дядя Сема привезет вас с Леночкой к нам. Мы бы еще задержались, но Настюше пора возвращаться в театр.

– Я буду здесь совсем одна.

– С тобой останутся Яша и Сара. И Леночка.

– Она маленькая, а они слишком взрослые. Мне совершенно не с кем играть.

– Потерпи, Натали, будь умницей. Ты не должна так капризничать, ты уже вполне взрослая барышня.

– Хорошо, бабушка, я не буду больше, – Наташа вытерла слезы.

– Вот и замечательно. Иди-ка, попрощайся с Настей.

Настя прижала к себе худенькое тельце младшей сестры. Сердце сжалось от боли. Последние два года были самыми тяжелыми для их семьи. Сначала умерла мама, а вот теперь и не стало отца. Настя видела, как напугана Наташа предстоящим расставанием. Настя и сама чего-то боялась. Дурные предчувствия не отпускали ее со дня отъезда Тони неделю назад. Ей казалось, что сестра хотела ей что-то сказать перед прощанием, но так и не решилась. Почему вдруг Тоня решила пожить одна в доме в Оренбурге, а не ехать с ней и бабушкой? Как они ее уговаривали, даже Семен Яковлевич помогал. Но Тоня была с детства упряма. Когда она поцеловала Настю на прощание, ей показалось, что она видит свою старшую сестру в последний раз.

Слава, богу, как только Наташа окрепнет, Семен Яковлевич привезет их с Леночкой в Петербург. Лучше им всем жить вместе. Настя уже взрослая, она вполне может заменить маму младшим сестренкам. Да и бабушка еще здорова и полна сил.

Поцеловав Наташу в светловолосую макушку, Настя легко впрыгнула в коляску. Изящная в мать и стремительная в отца, она была истинной дочерью своих родителей. И, хотя, детство и юность она прожила с бабушкой, любила их и своих сестер настоящей любовью.

Щелкнули вожжи, Наташа грустно смотрела вслед тронувшейся коляске. А она становилась все меньше и меньше, и скоро только столбик пыли вдалеке напоминал об уехавших, а вскоре не стало и его.

– Пойдем, Наташенька, становится прохладно, – Сара обняла Наташу за худенькие плечи, и повела в дом.

–

Октябрь 1917 г. Беляевка

– Наташа, проснись, скорее одевайся, – в комнату вбежала Варвара, няня Леночки. Наташа спросонья никак не могла найти свои домашние туфли. Варвара тормошила спящую Лену, натягивая на нее теплые чулки. Малышка громко плакала, напуганная громкими криками и причитаниями няни. Наташа, наконец, совсем проснулась и недоумением посмотрела на Варвару.

– Варя, что случилось?

– Наташенька, миленькая, будь умницей, одевайся быстренько. Нам нужно уезжать. Семен Яковлевич велели собираться.

Натянув на малышку пальто и шапочку, Варвара кинулась на помощь Наташе, которая никак не могла застегнуть ботинки.

У крыльца их уже ждал экипаж, нагруженный вещами. Няня с малышкой на руках села в коляску и посадила рядом с собой ничего не понимающую Наташу. Кругом бегали и кричали какие-то люди в солдатской форме. Со всех сторон неслась грубая брань. Двери особняка были распахнуты настежь. Вдруг Наташа увидела, как один из солдат выносит из дома портрет ее матери Анны.

– Варя, что они делают? Куда этот человек несет мамин портрет?

– Не знаю, Наташенька. Нужно уезжать поскорее от греха подальше. Ты шарфик – то завяжи потуже, не ровен час опять заболеешь.

Варвара давно знала, что добром это не кончится. Прислуга в доме уже почти не слушалась, часто обсуждая своих хозяев недобрыми словами. Но Семен Яковлевич все тянул с отъездом. Погода в сентябре стояла теплая, как летом, и он хотел, чтобы девочки подольше побыли на свежем воздухе. И вот теперь им приходиться собираться в спешке.

– Варя, а куда мы поедем?

– Не знаю. Бог даст, на поезд сядем и – к бабушке.

– Вон дядя Сема идет, посмотри.

С крыльца быстро спускался Семен Яковлевич Кац. В руках он держал коробку и небольшой чемодан.

– Варвара, на, держи. Сейчас поедем.

Выстрел раздался неожиданно. Кац упал. Варвара и Наташа в ужасе закричали. Кучер Иван соскочил с козел и, подбежав к Кацу, наклонился над ним.

– Умер, царство ему небесное, – перекрестился он.

Вскочив на козлы, Иван взмахнул кнутом, и лошади понеслись. Вслед им послышались ругательства и крики: «Держи их!»

Около реки они остановились.

– Иван, что делать – то будем? – Варвара пыталась успокоить плачущую Леночку.

Наташа, напуганная до полусмерти, сидела тихо, забившись в угол коляски.

– Нужно к станции ехать. Как барин хотел, в Петроград девочек отвезти, к Марье Петровне. Только переодеть их надо из барского. Не дай бог, признает кто. Отвяжи вон тот сундучок, поищу одежонку.

– Иван, Варя, смотрите, смотрите, – Наташа со слезами на глазах показывала на видневшееся вдали пламя.

– Господи, – перекрестилась Варвара, – подожгли, ироды. Креста на них нет.

Наташа заплакала.

– Это наш дом горит, да, правда? Там больше ничего не останется? А куда мы будем приезжать летом?

Иван молча снял шапку и осмотрелся вокруг. За рекой полыхало еще одно зарево. Это догорало имение Кацев.

Октябрь 1917 г. Петроград

Петроград выглядел мрачным и сырым, как никогда. На улицах редкие прохожие спешили под спасительные крыши домов. Особняк Печенкиных, некогда сияющий огнями, был похож на корабль – призрак. В верхнем этаже, под самой крышей, тускло поблескивали светом керосиновой лампы два окна.

– Настенька, в дверь стучат, открой, милая.

Мария Петровна с трудом приподняла голову с подушки. Вот уже несколько дней кашель выматывал ее настолько, что не было сил встать с постели. Ей исполнилось семьдесят шесть лет, но до последних событий она оставалась моложавой и вполне здоровой. То, что происходило в Петербурге, да и во всей стране, никак не укладывалось у нее голове. На прошлой неделе какие – то люди, одетые в солдатские шинели, ворвались к ним, и стали требовать, чтобы Настя с бабушкой освободили дом. Они показывали какие– то бумаги и называли себя новым правительством. Пришлось спешно перебираться в комнаты для прислуги на верхнем этаже. Солдаты не разрешили взять ничего из ценных вещей, только одежду и кое– что из посуды. Все остальное теперь принадлежит государству, так объяснил ей человек в кожаной куртке. От него резко пахло дешевым табаком и потом. Нет, она не показала ему своей слабости, хотя у нее и подогнулись колени. Всю жизнь Мария Петровна прожила в этом доме на Мойке. То, что по любимому дому теперь ходят посторонние люди, по – хозяйски распоряжаясь вещами, принадлежавшими ее семье, сломило ее окончательно. И она слегла, в один момент превратившись в больную пожилую женщину. Только мысль, что она должна позаботиться о внучке, придавало ей сил жить дальше. Еще ее беспокоило, что ничего не слышно о младшеньких, которые оставались в поместье в Беляевке с семьей Кацев. Она была уверена, что погромы докатились и до Оренбурга. Хорошо еще, что Зоя с Тоней успели уехать из страны. Мария Петровна корила себя за то, что не поддержала старшую внучку, когда та уговаривала всех отправиться вместе с ней в Польшу. Но больше всего ее сердце болело за Настю, которая жила с ней с шести лет, когда поступила в балетный класс при Мариинском театре.

– Слышу, бабушка, уже иду.