Марина Болдова - Шанс (Коммуналка)

• Название: Шанс (Коммуналка)
• Автор: Марина Болдова
• Жанр: Русское современное

Когда, казалось, уже все потеряно, судьба дает шанс начать жить сначала, и грех этим не воспользоваться. Даже, если подарок сделан необычный: несколько квадратных метров в коммуналке и банковская карта на небольшую сумму. И, простое, на первый взгляд, условие – подняться. И все оказывается сложнее: старые стены хранят много тайн, а чужие еще вчера люди становятся участниками одного спектакля.

---

А Аля смотрела на девочек и удивлялась на саму себя: Светка нравилась ей больше, чем собственная дочь. Лизу она любила истовой любовью матери: несмотря на простенькое (в Бурова!) личико, сутулую от долгого сидения за пианино фигурку и походку немного уточкой. Укоряла себя запоздало, что не отвела ее на танцы, чтобы хоть спинку держала, да ножки красиво ставила. Светкой же Аля откровенно восхищалась. Откуда в этой детдомовской девочке столько женской грации, ненавязчивого кокетства и нежности, Аля не понимала. К пятнадцати годам Светка расцвела, рядом с угловатой Лизой выглядела много старше и серьезней. Однажды Аля поймала заинтересованный взгляд Бурова, брошенный им на Светку, и …стала за нее бояться. Ей казалось, что к Светке обязательно кто-то пристанет, напугает девочку мужским желанием, обидит и искалечит тем самым ей жизнь.

Свой разговор со Светкой «на эту тему» она вспоминает до сих пор. Со стыдом. Потому, что сразу, после первых же Светкиных слов стало ясно, откуда столько женской прелести в маленькой…женщине. Светка без смущения рассказала Але обо всем, вгоняя ту в краску своей прямолинейностью. А на робкое Алино "а Лиза?", необидно рассмеялась: "Что вы, тетя Аля, Лизка же еще совсем ребенок!".

И все же "ребенок" сумел преподнести сюрприз и родителям и Светке. Познакомившись на концерте в Филармонии с известным пианистом Куртом Ренке, она влюбилась по уши, как-то вышла за него замуж и уехала в Австралию. Это произошло так быстро, что ни Светка, ни Аля, ни даже Буров, не восприняли это всерьез и все ждали, когда же ситуация проясниться и Лиза вернется. Ясно стало через девять месяцев: народился маленький Даня Ренке, "прислал" по Интернету свою первую фотографию в памперсах и приглашение навестить их с мамой и папой на далеком континенте. Светка опомнилась быстрее всех. Все свои деньги, заработанные первым показом, она вбухала в билет и улетела к подруге. Вернувшись, восторженная и изумленная (правда, Лизка – мама!), она уже серьезно поздравила Алю и Бурова с внуком. Буров только скривился, а Аля тут же, не спрашивая Бурова, полетит ли он с ней, ринулась в аэропорт: предусмотрительная Лиза, зная характер отца (может и денег не дать!), передала со Светкой билет для Али. Вернулась Алевтина бабушкой Алей. Говорить, кроме как о маленьком Даньке она ни о чем не могла, поэтому Буров, мрачнея с каждым днем все больше, в конце концов не выдержал. «Что, свет клином?» – бросил он презрительно, глядя, как Аля любовно поглаживает голубой костюмчик из мягкой махры, купленный в детском магазине. «Что?» – переспросила она рассеяно, попытавшись сфокусировать зрение на злой физиономии мужа: перед ее глазами стояла картинка милой рожицы Даньки, восторженно смотрящего на яркую погремушку.

Они со Светкой постоянно шушукались, при появлении Бурова разом замолкали и всячески давали понять, что он в их компании лишний. Четвертый лишний, потому, как часто третьей с ними была Катерина, еще не позабывшая, что такое младенец: младшенькому ее сыну недавно исполнилось два года. «Поскребыш», как называла на деревенский манер любящая его безумно Катькина свекровь Нани, уже радовал всех своими просто оформленными словесно, но богатыми эмоционально требованиями.

Вот так и получилось, что Светка в свои двадцать стала подругой Али и Катерины, поражая их, порой по-совковски наивных, своей ранней мудростью. Сама Светка, на расспросы старших подруг, что она думает по поводу своих деток, отнекивалась и мрачнела. Нани, как-то раз присутствуя при очередном допросе, ткнула сначала свою невестку, потом Алю в бок, выразительно округлив свои карие глаза. Она же аккуратненько выяснила и причину Светкиной кручины. Жалеть не стали. Деловито перечислили все возможные варианты исполнения мечты (а мечта была!) и пришли к одному выводу: отныне Светка все свои евро, заработанными тяжким трудом на «языке», будет откладывать на лечение, Нани продаст кольцо бабушки (и даже не возражать!), а Аля станет ныкать деньги Бурова, которые перепадают ей в минуты его щедрости. За год нужную сумму, по прикидкам, соберут. Звонок в Австралию решил все сомнения: муж Лизы без сомнений согласился помочь с клиникой: его троюродный брат имел в Германии свою, собственную…

На часах было уже около семи, Аля не успевала умыться до пробуждения Бурова, но даже не расстроилась по этому поводу, хотя тот терпеть не мог ее нечесаную и не при параде.

– Поздравляю, – выдавила она из себя, едва посмотрев на его пока еще благодушную физиономию в ее мыслях уже бывшего мужа.

Буров подождал пару секунд, внимательно глядя на нее, и изумленно бросил:

– И все?

– Извини, подарка нет, я просто не придумала, что можно тебе купить, у тебя все есть.

– Ну, да, – протянул он как-то неуверенно, вроде бы принимая ее отмазку, – Какие у нас на сегодня планы?

Он с надеждой посмотрел на холодильник, потом на Алю.

Раньше она готовила ему праздничный ужин. Он до сих пор обожал простую селедку под шубой, такую, чтоб куплена из бочки, да разделана собственноручно. И котлеты по-киевски, прослоенные замерзшими пластинками сливочного масла, из нежной филейки цыпленка. Раньше ей было в удовольствие приготовить ему эти незатейливые кушанья, сварить клюквенного морса или еще лучше киселя, которого он любил с детства. И вынуть из бара графинчик с настойкой, стыдливо прятавшийся за батареей затейливых заморских бутылок. И никаких ресторанов. Только семья. А лучше вдвоем, дочку отправив к подругам. Он так хотел. А потом – безудержный секс. Отказать ему именно в этот день она не могла, совестно как-то, и мучилась, отвечая на его горячечные ласки, не испытывая ничего, кроме боли и усталости.

А сейчас она праздника не хотела. Она хотела уйти.

– Я ухожу от тебя, Буров. Извини.

– Извини?!!! – он почему-то поверил ей сразу.

И все же к такому она была не готова. Глядя на его лицо, до безобразия похожее на искаженную в злобном оскале волчью морду, она лихорадочно соображала, чем бы защититься. Никогда, даже в пору его беспробудного пьянства, он не терял человеческого облика. И никогда не поднимал на нее руки. И вдруг она четко поняла: его кулак, сжатый до того, что побелели косточки, сейчас полетит ей прямо в лицо. Ни увернуться, ни задержать это движение она не сможет. Просто не успеет. Точно. Аля падала спиной на стол и даже не кричала.

– Дрянь! Я знал, что ты рано или поздно сделаешь мне какую-нибудь гадость! Дура! Ты понимаешь, против кого прешь? Я тебя… Ты у меня… Пошла вон! Голая! На улицу! Я для кого все это покупал?! – он вытряхнул на нее, лежащую на полу, из шкатулки, как-то оказавшейся у него в руках, ценники. Они все сыпались и сыпались ей на голову, и Аля вдруг спокойно подумала, что это все, что они нажили с Буровым. Бумажки от тряпок! Уж самих платьев и шуб нет, а вот бумажки сохранились. И это ей должно быть жалко? Она рассмеялась и встала с пола.

– Буров! Опомнись! Чем ты дорожишь? Барахлом? Ты что, всерьез полагаешь, что о потере нескольких шмоток я буду сожалеть? А ты не подумал, что я приобрету взамен? Свободу, Буров! Свободу от тебя и твоих комплексов! От твоих бесконечных придирок, от этих чертовых полотенец по линеечке! – Аля сдернула накрахмаленную салфетку с перекладины и, скомкав, бросила ее в Бурова. Ее «понесло». Пропал страх, сомнения и стыд. Стыд за проявленные в полную силу эмоции, за нежелание «соответствовать» полученному воспитанию, за готовые уже сорваться с губ бранные, площадные слова. Она со смехом передвинула горшок с цветком с середины подоконника в угол, мельком отметив еще больше зарозовевшее в гневе лицо Бурова, хохотнув, сбросила с полки на столешницу ровно уложенные, одна на одну, уголок к уголку, прихватки и, замерев на секунду, огляделась. Все, что можно было еще порушить, находилось в шкафчиках и доставалось оттуда только по мере надобности. А ей всегда так хотелось, чтобы сахарница была всегда под рукой, и плошка с вафлями и конфетница! Аля достала все это из нутра кухонной горки для посуды и водрузила на стекло стола. Не подстелив под все это бамбуковой подстилки! Вот!

И только тогда заметила, что Бурова уже в кухне нет и оценить «разгром» некому. Она даже обиделась. Как-то разом сникнув, побрела в спальню, чтобы переодеться.

Буров был там. Хладнокровно резал ножницами на кусочки свой последний ей подарок – норковую шубейку.

– Буров, ты не пробовал обратиться к врачу? Тебе нужен специалист, Буров. Психиатр называется, – она сказала это спокойно и тихо.

– А тебе скоро даже врачи не понадобятся, – ответил он так же тихо, – Вали давай, пока я не передумал.

«Только не передумай!» – мысленно заклинала она, собирая вещи, – «Иначе мне конец!»

Сколько кругов у ада, Аля толком не знала. Но, понимала очень отчетливо: если она останется, Буров опустит ее на самый нижний. И это будет ее персональный круг, с изощренными пытками и нестерпимой болью. Круг, с которого не сойти.