Алексей Карпов - Княгиня Ольга

• Название: Княгиня Ольга
• Автор: Алексей Карпов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03213-2

Книга посвящена биографии киевской княгини Ольги, первой на Руси правительницы-христианки, жившей в X веке. Вместе с вышедшими ранее в серии «Жизнь замечательных людей» биографиями князей Владимира Святого и Ярослава Мудрого она образует своего рода трилогию, в центре которой — Крещение Руси и образование Древнерусского государства.

В Приложении к книге печатаются ранние редакции Жития княгини Ольги. Некоторые тексты впервые введены автором в научный оборот.

---

Что же касается собственно угощения, то оно на подобных званых обедах, по-видимому, играло далеко не главную роль. Император Константин любил вкусно поесть и выпить вина, однако придворная кухня не всем из его гостей приходилась по вкусу — главным образом, из-за того, что в готовке обильно использовали непривычные для иностранцев пряности, приправы и соусы. Упомянутый выше Лиутпранд Кремонский, описывая свой первый визит в Константинополь, ничего не говорит о качестве подаваемых на стол блюд. Но в другом сочинении — отчете о своей второй посольской поездке в Византию в 968 году (тогда он представлял германского императора Отгона I, а принимал его император Никифор Фока) — он с явным отвращением отозвался об обеде в царских покоях, назвав его «довольно гнусным» и «омерзительным»: по его словам, вся пища, «по обыкновению пьяниц», была «обильно сдобрена маслом и каким-то ужасным рыбным соусом». (Об этом соусе Лиутпранд вспоминает и чуть ниже, описывая другое угощение у императора — «обед, сильно пахнувший чесноком и луком и обильно приправленный маслом и рыбным соусом».) Впрочем, легко догадаться, что эмоции итальянского прелата были вызваны общей неудачей его миссии и теми унижениями, которые он претерпел в Константинополе из-за начавшейся вражды между византийским и германским императорами. Оправдываясь в собственных неудачах, он возлагал вину исключительно на греков, у которых теперь всё было отвратительно — и нравы, и законы, и внешний вид, и кухня. Показательно, что однажды в том же отчете, повествуя о таком же званом обеде, на котором ему удалось обратить на себя благосклонное внимание императора и получить от него кушанье с собственного стола, Лиутпранд совсем по-другому отозвался об угощении, которым его потчевали, в том числе и о столь не понравившемся ему рыбном соусе: оказывается, на обеде подавали и «жирного гуся, восхитительно вкусного, начиненного чесноком, луком и пореем, а также пропитанного рыбным соусом»{209}. Собственно, качество пищи заботило устроителей церемонии лишь постольку, поскольку она могла понравиться или не понравиться самому императору. Приглашенные же на обед иноземцы должны были почитать за великую честь уже то, что они присутствуют при трапезе василевса ромеев. Впечатление на них производило не столько меню, сколько убранство зала и сервировка стола. Не случайно византийский хронист — очевидно, без всякой задней мысли — заметил однажды, что драгоценный серебряный стол, изготовленный императором Константином и водруженный в Хрисотриклине, «доставлял… званым гостям больше радости, чем сладость пищи»{210}.

Как и полагалось по протоколу, во время «клитория» в Хрисотриклине были розданы подарки мужчинам — участникам посольства Ольги. Константин Багрянородный приводит точные суммы. «Анепсий» (племянник) княгини получил 30 милиарисиев; восемь приближенных Ольги («людей», в данном случае родственников) — по 20 милиарисиев; 20 послов — по 12; 43 купца — тоже по 12; священник Григорий — 8; два переводчика — по 12; пятеро «людей» Святослава[165], как мы уже знаем, — по 5; шесть «людей» послов — по 3; личный переводчик Ольги — 15.

Однако в отношении Ольги и женской части посольства пришлось пойти на существенное изменение в протоколе. Раздача подарков женщинам в практике византийского двора ранее, кажется, не встречалась. Теперь же ее было решено перенести на особо устроенное торжество — десерт. Обычно десерт совмещали со званым обедом (вспомним вазы с фруктами, описанные Лиутпрандом), или же император вкушал его вместе с семьей. Но на этот раз десерт был устроен отдельно, в одном из боковых помещений Хрисотриклина — так называемом Ариститирии, находившемся по соседству с жилыми покоями императора. На этом десерте Ольга — исключительный случай! — оказалась за одним столом с василевсом и его сыном-соправителем. «…Был поставлен маленький золотой стол, — пишет Константин, — …и на нем было подано сладкое в покрытых эмалью и драгоценными камнями чашках. И сидел василевс (Константин. — А.К.), и Роман, багрянородный василевс, и багрянородные их дети, и невестка, и архонтисса…»

Известно, что император Константин любил сладкое — торты из муки и меда, пирожные-колечки, фруктовое желе, муссы. Все это вместе с фруктами подавалось на стол во время десерта. Подчеркнуто-неофициальный, интимный характер этому мероприятию придавало и то, что за маленьким столом разместились не только взрослые дочери императора, но и не названный ребенок младшей императорской четы[166].

Именно по окончании десерта Ольга и женщины из ее свиты получили подношения от императора Константина, которые так же скрупулезно перечислены в трактате «О церемониях». Ольге было преподнесено «в золотой, покрытой драгоценными камнями чаше» 500 милиарисиев; шести ее приближенным женщинам (очевидно, «родственницам-архонтиссам») — по 20; восемнадцати служанкам — по 8.

Надо признать, что дары императора не выглядят излишне щедрыми. Ольга была правительницей государства, однако она получила от императора ровно столько, сколько получал посол союзной с Империей державы. Так, по 500 милиарисиев каждому, и в таких же «золотых, покрытых драгоценными камнями чашах», были выданы обоим послам «друзей-тарситов», присутствовавшим на «клитории» у императора 31 мая 946 года, и еще раз им же (и опять в золотых чашах) на приеме 9 августа того же года. Но при этом общая сумма даров, розданных Ольге и ее людям, была значительно меньшей, нежели во время приема сарацин. Всего 9 сентября было роздано 1800 милиарисиев (или 150 номисм)[167]. Между тем одни только «люди» сарацинских послов, приглашенные на пиршество, получили на всех 3000 милиарисиев (то есть 250 номисм), и это не считая самих послов, получивших на двоих еще тысячу. Несомненно, сарацинское посольство было более многолюдным, нежели посольство Ольги, хотя мы и не знаем точно, сколько в него входило человек и сколько получил каждый. Зато знаем, что, когда сарацинских послов вновь пригласили на званый обед, туда же были доставлены сорок арабов, освобожденных из византийского плена, и каждый из них получил по 25 мили-арисиев{211}. Вряд ли участникам посольства досталось меньше. (И если так, то их на обоих приемах было по 120 человек.) А вот подавляющее большинство участников посольства Ольги (собственно, все, за исключением самой княгини и ее «анепсия»!) получили значительно меньшие суммы. И дело было, конечно, не в том, что эти деньги что-то значили сами по себе. И Ольга, и другие знатные руссы владели неизмеримо большими богатствами. Главное — это соображения престижа, причем престижа именно государственного, который напрямую отражался в суммах даров, преподнесенных от имени императора. А потому Ольга вряд ли могла радоваться, пересчитывая полученные ею серебряные монеты.

На этом, кажется, для русской княгини завершилась программа утомительного и бесконечного дня 9 сентября. Впрочем, император Константин в своем трактате упомянул не обо всех эпизодах церемонии приема «архонтиссы» — его интересовало лишь то, что выходило за рамки обычного церемониала. Так, его замечание, что прием 9 сентября «во всем» был «подобный вышеописанному», заставляет вспомнить, что сарацинские послы-«тарситы» во время одного из «вышеописанных» приемов присутствовали еще и на устроенных для них конных ристаниях на константинопольском ипподроме: в трактате подробно описаны и подготовка к соревнованиям, и одеяния возничих четырех цирковых «партий», и последовавшие за ристаниями танцы и красочные шествия, в которых приняли участие не только победители, но и побежденные{212}.

Конечно, вовсе не обязательно думать, что эта праздничная церемония должна была непременно повториться и в случае с Ольгой. Однако она, по всей вероятности, повторилась, и русская княгиня и сопровождавшие ее лица также присутствовали на константинопольском ипподроме — и скорее всего, именно 9 сентября, в день большого приема, между представлениями василевсу и «августе» и «клиториями» в зале Юстиниана и Хрисотриклине.

Но здесь мы должны сказать еще об одном источнике, проливающем свет на неизвестные ранее эпизоды пребывания княгини Ольги в Константинополе. Этот источник — упомянутые выше фрески лестничных башен киевского Софийского собора, выполненные в середине XI века, при киевском князе Ярославе Владимировиче, правнуке Ольги. (Лестницы башен вели на хоры — место, где во время богослужения располагалась княжеская семья, — так что лицезреть фрески должны были в первую очередь князь, княгиня и их дети. Полагают, что северо-западная башня предназначалась для подъема на хоры женской части семьи, а юго-западная — мужской.)

Главное место в росписях лестничных башен занимают две большие многофигурные композиции, содержание которых было прояснено в начале 80-х годов прошлого века украинским археологом и искусствоведом Сергеем Александровичем Высоцким{213}. Первая композиция, в северо-западной башне собора, изображает сцену торжественного приема в императорском дворце русской княгини императором Константином. Ольга изображена на фреске в парадном византийском облачении — стихарии (плаще) и драгоценной пурпурной мантии, на голове у нее корона — стемма, из-под которой на плечи ниспадает белый плат-мафорий — обычная принадлежность головного убора русских княгинь, тот самый плат, который всегда рисуют на иконах святой Ольги; рядом с княгиней дама, как бы представляющая ее императору, — вероятно, это «опоясанная патрикия», или «зоста», о чем свидетельствует пояс, переброшенный через ее левую руку{214}; в некотором отдалении еще три женских фигуры — свита княгини. На второй фреске, в юго-западной башне собора, изображены состязания на константинопольском ипподроме с участием «квадриг» (конных четверок) всех четырех цирковых «партий» — «венетов» («голубых»), «прасинов» («зеленых»), «левков» («белых») и «русинов» («красных»). В ложе императорского дворца — кафисме — мы видим самого императора и княгиню; последняя одета в более простые светлые одежды, а на голове у нее тот же белый плат-мафорий; в другой ложе — как полагают, посольской — гости, среди которых, возможно, представлен «анепсий» Ольги (его одежды тех же тонов, что и княгини). Именно на этой фреске различимы черты лица Ольги; правда, насколько они достоверны, сказать трудно[168]. (По наблюдениям С. А. Высоцкого, образцом при создании фресок собора могли послужить русские или византийские миниатюры, изображающие визит княгини Ольги в Константинополь, вроде миниатюр из Хроники Иоанна Скилицы или Радзивиловской летописи. Но на подобных миниатюрах портретное сходство, как правило, не достигалось или даже не предусматривалось.)