Андрей Ранчин - Борис и Глеб

• Название: Борис и Глеб
• Автор: Андрей Ранчин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03635-2

Первые русские святые, братья Борис и Глеб избрали для себя добровольную смерть, отказавшись от борьбы за власть над Киевом и всей Русской землей. Это случилось почти тысячу лет назад, летом и в начале осени 1015 года, после смерти их отца Владимира, Крестителя Руси. Но в последующей русской истории парадоксальным образом святые братья стали восприниматься как небесные заступники и воители за Русскую землю; их незримое присутствие на полях сражений с завоевателями, иноплеменниками русские люди ощущали постоянно и на протяжении многих веков — и на льду Чудского озера в 1242 году, и накануне и во время Куликовской битвы 1380 года, и при нашествии на Русь войск крымского хана Девлет-Гирея в XVI столетии… В наш век, культивирующий прагматизм и гедонизм и признающий лишь брутальных героев, братья Борис и Глеб, явившие миру подвиг непротивления злу, могут показаться теми, кого на убогом языке улицы называют «неудачниками», «лузерами». Но совершённое ими не имеет ничего общего ни с податливым и робким подчинением обстоятельствам, ни с трусостью и параличом воли. Об этом напоминает автор книги, доктор филологических наук, профессор Андрей Михайлович Ранчин.

Представленная вниманию читателей книга — по существу первый опыт именно биографического, а не житийного повествования о Борисе и Глебе. Автор тщательно разбирает все версии источников, все свидетельства, имеющие отношение к биографии братьев, пытаясь дать свой ответ на вопрос: почему именно Борису и Глебу, а не каким-то иным жертвам столь частых в Древней Руси внутридинастических конфликтов, довелось стать первыми русскими святыми?

---

Так что все доказательства того, что Святополк — сын Владимира, а не Ярополка, а его мать — не Ярополкова вдова, а другая насельница Владимирова гарема, — спорны. Святополк мог быть сыном гречанки и Ярополка. А был ли, останется тайной[23].

Если был — в этом случае к детям Владимира Святополк никак не мог питать дружеских и братских чувств, мало того — он, скорее всего, должен был их ненавидеть: он жил в эпоху, когда сохранялась кровная месть и вина ложилась не только на преступника, но и на весь его род[24].

Психологически такое предположение правдоподобно. Еще Д.И. Иловайский заметил: «Ожесточение Святополка против братьев и его предыдущие отношения к отцу придают некоторую вероятность нашей летописи, что он не был родной сын Владимира»{75}. Это мнение разделяет историк Е.В. Пчелов, считающий, что именно происхождением Святополка не от Владимира, а от его старшего брата Ярополка и объясняется его энергичная борьба за власть в 1015—1019 годах{76}. Впрочем, историк делает справедливую оговорку: «о том, каков был порядок престолонаследия на Руси» до 1054 года (года составления предсмертного завещания Ярославом Мудрым, где принцип старшинства выражен прямо), «сказать сложно, учитывая отсутствие надежных данных»{77}.

Источники косвенно свидетельствуют о недоброжелательном отношении Владимира к будущему братоубийце. Святополк же в последние годы жизни Владимира составил заговор, за что поплатился заключением в темницу (об этой истории известно благодаря немецкому хронисту епископу Титмару Мерзебургскому.) Показательно выпадение Святополка из второго распределения княжений среди сыновей Владимира, зафиксированное в «Повести временных лет» под 988 годом. «В этом акте <…> уже скрыт конфликт: формально старшим сыном является Святополк, но он садится не в Новгороде, а в Турове. Зато три старших сына Владимира садятся в волостях, определенных, видимо, еще рядом о призвании (полулегендарным договором славянских и финских племен с варягами Рюриком и его братьями, изложенным в «Повести временных лет» под 862 годом. — А. Р.) — в словенском Новгороде, кривичском Полоцке и мерянском Ростове. Святополк оказывается как бы “вне традиции” — организация им заговора против отца, упомянутая Титмаром, последующее заключение и начало усобицы после смерти отца представляются естественными. Показательно, что в списке сыновей Владимира “старший” Святополк отодвинут на четвертое место»{78}.

Зафиксированное всеми источниками старшинство Святополка иногда ставится под сомнение историками{79}. Но даже если допустить, что три родных сына Владимира, получившие новгородский, полоцкий и ростовский столы, — по-видимому, более «престижные», чем туровский, — появились на свет раньше Святополка, очевидно ущемление его прав при втором распределении княжений, после смерти старшего Владимировича — Вышеслава. (Об этом событии сообщается в той же летописной статье 988 года.) Владимировичи продвигаются вверх по лестнице власти: Ярослав переходит из Ростова в Новгород, Борис вступает на княжий стол в Ростове. Но Святополк оказывается «чужим на этом празднике жизни» — остается всё в том же Турове. Не объясняется ли это пренебрежение правами Святополка его особым положением нелюбимого приемного сына?[25]

Историки А.Ф. Литвина и Ф.Б. Успенский, обосновывая версию о Ярополке — отце Святополка, привели соображения, связанные с принципом наречения имен. Редкие имена Ярополк и Святополк (элемент «-полк» на русской почве встречается только в этих двух княжеских именах) соотносились в древнерусском именослове[26]. Если Святополк был или считал себя сыном Ярополка, то память о лишенном власти и коварно и малодушно убитом отце должна была постоянно терзать его, жечь ему сердце: ведь эта память жила в его имени.

Но есть и другие, почти бесспорные свидетельства, что Святополк действительно считал себя сыном именно Ярополка, а не Владимира, и о своем происхождении официально напоминал. Эти свидетельства предоставляет нам нумизматика.

Князья Рюрикова дома издревле использовали особые геральдические знаки. «Знаки Рюриковичей» (тамги) сохранились на разнообразных предметах — это подвесные печати и пломбы, прикладные печати и перстни-печатки, монеты, оружие и воинское снаряжение, произведения прикладного искусства и инструменты ювелиров, стены храмов, бытовая и строительная керамика{80}.

Эти эмблемы восходят, по-видимому, к сарматским родовым гербообразным изображениям и к нижней части сложных гербов Боспорского царства. Знаки киевских князей устанавливаются поданным нумизматики — науки о монетах — и сфрагистики — науки о печатях. В основе геральдических знаков киевских князей — фигура, похожая на перевернутую букву «П», к которой прибавлялись снизу или посередине отростки, точки, кресты и другие знаки. На монетах геральдические эмблемы более отчетливы, менее схематичны, с дополнительными элементами. Этими знаками были двузубец и созданный на его основе трезубец. Княжеские геральдические эмблемы широко применялись в Древнерусском государстве: «ими заверяли государственные документы; отлитые из бронзы изображения гербов носили на груди княжеские управители и чиновники — тиуны. Ремесленники клеймили княжескими гербами орудия производства, имущество, земли князя. Дружинники князей носили пояса, оружие, знамена, помеченные княжескими гербами. Наконец, княжеские гербы ставили на пломбы, которыми метились товары, увозившиеся за границу»{81}.

Первоначальным геральдическим знаком Рюриковичей был двузубец, Владимир выбирает новый знак — трезубец. «Начиная с Игоря Рюриковича и вплоть до Ярополка Святославича происходило прямое наследование родового двузубца. Объясняется это, прежде всего, тем, что власть в государстве наследовалась единственным либо старшим сыном. Не случайно Владимир Святославич уже при жизни отца пользовался не родовым двузубцем (на который он, бастард, по всей видимости, не имел права), а трезубцем. <…> Святополк Ярополчич, являясь единственным сыном старшего из сыновей Святослава, имел право на родовой двузубец, однако он пользовался измененной формой тамги: сохранив в качестве основы двузубец, он меняет форму левого зубца. Вероятно, это вызвано либо нарушением в результате междуусобицы Святославичей порядка престолонаследия, либо требованиями этикета, согласно которому племянник-вассал не мог иметь тамгу “старшего типа” по сравнению с тамгой “младшего типа”, которой располагал дядя-сюзерен, узурпировавший власть»{82}.

Благодаря сличению с изображениями на монетах, чеканившихся князьями, удалось идентифицировать знаки Владимира (трезубец), Святополка (двузубец) и Ярослава Мудрого (трезубец). Изучение древнейших печатей позволило предположить, что знаком Святослава Игоревича — отца Ярополка, Олега и Владимира Святого — был, вероятно, двузубец, а исследование изображений — граффити, процарапанных на восточных монетах и оружии, позволило предположительно назвать и знак Ярополка Святославича. Им как будто бы тоже оказался двузубец[27].

Интересно, что Владимир пользовался трезубцем как своим личным знаком еще при жизни отца, князя Святослава. (В Новгороде, где княжил сын, была найдена подвеска его чиновника, на которой двузубец был переделан на трезубец; находка обнаружена в археологическом слое, относящемся ко времени после 954-го и не позже 973 года.) Получается, что Владимир еще при отце стремился продемонстрировать свою независимость от Киева{83}.

По мнению историка Е. А. Мельниковой, «неизменность знака с момента его возникновения и до 980-х гг. позволяет заключить, что в конце IX—X в. он не являлся лично-родовым символом. Это содержание было приобретено им значительно позднее, не ранее последних десятилетий X в. На начальном же этапе он либо рассматривался как общеродовой знак Рюриковичей (что представляется менее вероятным), либо принадлежал лишь главе рода Рюриковичей — киевскому великому князю, верховному правителю Руси. Вероятно, он не являлся собственно государственной эмблемой, но служил символом персонифицированной в лице великого князя центральной власти»{84}.

Святополк во время своего двукратного княжения в Киеве—в 1015-м — самом начале 1017-го и в 1018-м — начале 1019 года — выпускал монеты с изображением двузубца, а не Владимирова трезубца: Святополков княжеский знак «вероятно, восходит к княжескому знаку Святослава Игоревича и Ярополка Святославича. <…> Святополк сознательно отказывался от Владимирова “трезубца” и восстанавливал “двузубец” своего настоящего отца. И это свидетельство того, что сам он осознавал себя отнюдь не Владимировичем, а Ярополчичем»{85}. При этом, выбирая двузубец, а не трезубец, Святополк, вероятно, выражал желание прервать династическую линию Владимира{86}.