Андрей Ранчин - Борис и Глеб

• Название: Борис и Глеб
• Автор: Андрей Ранчин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03635-2

Первые русские святые, братья Борис и Глеб избрали для себя добровольную смерть, отказавшись от борьбы за власть над Киевом и всей Русской землей. Это случилось почти тысячу лет назад, летом и в начале осени 1015 года, после смерти их отца Владимира, Крестителя Руси. Но в последующей русской истории парадоксальным образом святые братья стали восприниматься как небесные заступники и воители за Русскую землю; их незримое присутствие на полях сражений с завоевателями, иноплеменниками русские люди ощущали постоянно и на протяжении многих веков — и на льду Чудского озера в 1242 году, и накануне и во время Куликовской битвы 1380 года, и при нашествии на Русь войск крымского хана Девлет-Гирея в XVI столетии… В наш век, культивирующий прагматизм и гедонизм и признающий лишь брутальных героев, братья Борис и Глеб, явившие миру подвиг непротивления злу, могут показаться теми, кого на убогом языке улицы называют «неудачниками», «лузерами». Но совершённое ими не имеет ничего общего ни с податливым и робким подчинением обстоятельствам, ни с трусостью и параличом воли. Об этом напоминает автор книги, доктор филологических наук, профессор Андрей Михайлович Ранчин.

Представленная вниманию читателей книга — по существу первый опыт именно биографического, а не житийного повествования о Борисе и Глебе. Автор тщательно разбирает все версии источников, все свидетельства, имеющие отношение к биографии братьев, пытаясь дать свой ответ на вопрос: почему именно Борису и Глебу, а не каким-то иным жертвам столь частых в Древней Руси внутридинастических конфликтов, довелось стать первыми русскими святыми?

---

Оставаясь обычным досугом и русских правителей, и русских бар, охота стала предметом осуждения в официальной книжности только в эпоху Ивана Грозного (предпочитавшего братьям нашим меньшим более крупную дичь), в историографическом памятнике середины XVI века — «Степенной книге» и в «Стоглаве» — сборнике постановлений церковного собора 1551 года{20}. «Степенная книга» напоминала «о погыбших в позорных ловитвах» и о том, что «в позорных ловитвах нача-ся в господствующих братоубийство в Руси», упоминая поступок Олега Древлянского: скверное увеселение распаляет страсти и влечет на человекоубийство{21}. А «Стоглав» тех, кто «ловитвам прилежит», повелевал отлучать от причастия. Впрочем, эта оценка охоты мало повлияла на последующих русских властителей.

* * *

Понятны отцовские чувства Свенельда, жаждавшего отмщения. К тому же кровная месть в те далекие времена была нормой, а старый Ярополков воевода был естественным мстителем за своего плохо воспитанного и заносчивого отпрыска.

Так что всё, казалось бы, логично и ясно. Но в жутковатой и бесхитростной картине, нарисованной пером летописца, смущает ряд деталей.

Во-первых, события в этой драме разворачиваются по неписаным законам фольклорного эпоса — преданий и сказаний. Имеется и вызов, нарушение запрета, и расплата за дерзость, и — в свой черед — отмщение уже за эту жестокую кару. Аналогичные сюжеты щедро представлены и в скандинавских сагах — а ведь династия Рюриковичей имела скандинавское происхождение, и их дружина была в те далекие времена полуславянской, полуваряжской. Правда, в «Повести временных лет» этот сюжет фольклорного происхождения подвергся литературной обработке, на что указывает использование прямой речи{22}.

Фольклор, конечно, хранит память о былой истории. Однако ни предания, ни былины, ни исторические песни не отличаются фактографической достоверностью.

Во-вторых, Олег убивает Люта не сразу, а только после выяснения, что он сын Свенельда. Олег вроде бы убивает непрошеного гостя не столько из-за вторжения в чужие владения, сколько из-за его родителя: сын отвечает за отца.

На это обстоятельство обратил внимание еще С.М. Соловьев, в общем удовлетворившийся объяснением летописца: «Здесь, впрочем, несмотря на предложенное нами выше общее объяснение поступка Олегова, нас останавливает одна частность: Олег, говорит предание, осведомился — кто такой позволяет себе охотиться вместе с ним и, узнав, что это сын Свенельдов, убил его. Зачем предание связывает части действия так, что Олег убивает Люта тогда, когда узнает в нем сына Свенельдова? Если бы Олег простил Л юту его дерзость, узнав, что он сын Свенельда — знаменитого боярина старшего брата, боярина отцовского и дедовского, тогда дело было бы ясно; но летописец говорит, что Олег убил Люта именно узнавши, что он сын Свенельда; при этом вспомним, что древлянскому князю было не более 13 лет! Следовательно, воля его была подчинена влиянию других, влиянию какого-нибудь сильного боярина, вроде Свенельда»{23}.

Возраст Олега неизвестен, историк исходит из свидетельств «Повести временных лет», что его отец воитель Святослав родился около 940 года, Олег был его вторым сыном, а третий, Владимир, незадолго до отцовской гибели, когда новгородцы попросили его себе в князья, был еще не отроком, а ребенком. Но эти возрастные характеристики могут и не отражать реальности, о чем нам еще предстоит говорить{24}. А вот соображения, что Свенельда Олег и его бояре считали виновным в каком-то тяжком проступке или преступлении, заслуживают внимания. Сам С.М. Соловьев считал, что Свенельда могли подозревать в преступном промедлении: Святослав послал Свенельда «степью в Русь, чтоб тот привел ему оттуда побольше дружины, с которою можно было бы снова выступить против болгар и греков, что он именно и обещал сделать перед отъездом из Болгарии. Но Свенельд волею или неволею мешкал на Руси. <…> Что Святослав сам отправил Свенельда степью в Киев, об этом свидетельствует Иоакимова летопись»{25}. Иоакимовскую летопись обильно цитирует и пересказывает историк XVIII века В.Н. Татищев, именующий ее памятником X — начала XI столетия. Летопись эта не сохранилась, и есть веские основания считать, что она составлена в XVII веке, когда возникла мода на псевдоисторические сочинения с яркими романическими мотивами, если не измышлена самим В.Н. Татищевым{26}. Но воеводе Свенельду можно инкриминировать в вину другое преступление — постыдное оставление своего князя на поле боя. Весной 972 года поредевшее после неудачной войны с византийцами и обессиленное голодом во время зимовки в Белобережье (в устье Днепра) войско Святослава возвращалось на Русь. В нижнем течении Днепр перегораживали скалистые гряды — пороги, заставлявшие русов выходить из своих ладей и перетаскивать суда волоком. В одном из этих неблагоприятных для Святослава мест его войско атаковали степняки-печенеги. Князь погиб в бою, а воевода Свенельд не разделил, как подобало, одну судьбу со своим повелителем, а с конным отрядом благополучно достиг Киева. Княживший в «матери городов русских» сын Святослава Ярополк не только не положил опалы на Свенельда, но — судя по летописным известиям — оказал ему честь и сохранил за ним воеводство. Такое отношение наводит на подозрение: не был ли Ярополк заинтересован в гибели отца, несолоно хлебавши возвращающегося на давно покинутую родину и способного позариться на когда-то отданный сыну златокованый киевский трон? Не было ли предательство — если таковое имело место — совершено Свенельдом по сговору с Ярополком?{27} Если эти догадки справедливы, Олег, убивая Люта, мог мстить за гибель своего отца Святослава Свенельду, а косвенно — и Свенельдову господину Ярополку.

Но, памятуя о презумпции невиновности (правом на которую обладают и люди далекого прошлого), воздержимся от огульного осуждения Свенельда и Ярополка. Об обстоятельствах, сопутствовавших гибели Святослава и прорыву Свенельда, известно слишком мало.

Существует и иное, более экстравагантное по своей смелости объяснение подоплеки «драмы на охоте». Оно принадлежит известному исследователю летописания А.А. Шахматову. Шахматов предположил, что в составе «Повести временных лет» эпизод с Лютом Свенельдичем — вставной. В первоначальном летописном тексте распря между Ярополком и Олегом была якобы связана с действиями Ярополкова воеводы Блуда, который упоминается в качестве воеводы этого князя в Новгородской Первой летописи под 972 годом, в известии о Ярополковом вокняжении (а эта летопись сохранила, как доказал А.А. Шахматов, фрагменты так называемого Начального свода, предшествовавшего «Повести временных лет»). В рассказе «Повести временных лет» под 980 годом о победе Владимира над Ярополком Блуд упомянут без всяких пояснений, «как уже известное лицо», хотя прежде о нем не говорилось. Из этого будто бы следует, что в «Повести временных лет» содержится текст, подвергшийся редактуре, и в нем имя Блуда было вытеснено именем Свенельда{28}.

Согласно Новгородской Первой летописи младшего извода, дед Ярополка и Олега князь Игорь некогда передал дань с Древлянской земли Свенельду{29}. В «Повести временных лет» это сообщение опущено или утрачено, но следы его изначального присутствия сохранились. В летописной статье под 945 годом, рассказывающей об убийстве Игоря древлянами, говорится: дружина жаловалась Игорю на свое скудное содержание в сравнении с дружинниками («отроками») Свенельда, и князь взял с древлян дополнительную дань, помимо некоей «первой», уже ими уплаченной{30}.

Польский историограф XV века Ян Длугош (1415—1480), ссылавшийся на русские летописи, в том числе и позднее утраченные, упоминал о древлянском князе по имени Нискиня (в одном из вариантов — Мискиня), который после убийства Игоря сватался к его вдове Ольге (в «Повести временных лет» этот незадачливый жених носит имя Мал). Нискиня фигурирует и в некоторых поздних русских летописях, испытавших влияние польской историографии. А.А. Шахматов предположил, что этот древлянский князь, убийца Игоря, и Лют Свенельдич — одно и то же лицо и именно он подразумевается в упоминании «Повести временных лет», сообщающей, что у Свенельда был сын Мистиша{31}.

Шахматовский вывод таков: «Итак, первоначальный рассказ об убиении Игоря и вызванной им войне киевлян с древлянами представляется в таком виде: Игорь, побуждаемый дружиной, идет походом на Деревскую землю, но Свенельд не отказывается от данных ему прав, происходит столкновение Игоревой дружины со Свенельдовой и с древлянами (подданными Свенелъда), в этом столкновении Игорь убит Мстиславом Лютым, сыном Свенельда»{32}. Летописец — составитель Начального свода — якобы изъял со страниц летописи это предание и включил в текст известия из сказания или песни «о том, как Мистиша Лют Свенельдич был убит на охоте». В гипотетическом Древнейшем своде — еще более ранней русской летописи — Свенельд упоминался только как воевода Игоря, но не Святослава и Ярополка{33}.