Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

• Название: Память о мечте (сборник)
• Автор: Ирина Озерова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905720-23-9

Эта книга – дань памяти прекрасному Человеку, Поэту, Переводчику.

«Ирина Озерова была настоящим поэтом, поэтом с большой буквы и такой останется в русской литературе».

«В стихах Ирины Озеровой уместилась целая жизнь. В ней, как в большом и светлом доме, дружно живет множество людей – людей разных времен, но единых по духу».

«Творческая бескомпромиссность – одно из главных свойств настоящего писателя будь он поэт или прозаик. Она приобретает особенное значение в исторические эпохи. Этим свойством Ирина Озерова обладала в полной мере. И оно ставит ее в одну, пусть не очень многочисленную, когорту блистательных русских литераторов, которые спокойно и смело будут смотреть в глаза потомкам».

---

Эта книга – дань памяти прекрасному Человеку, Поэту, Переводчику.

Хочется верить, что и спустя более четверти века после смерти Ирины Озеровой, ее творчество никого не оставит равнодушным, как не была никогда равнодушной и сама Ирина Николаевна, считавшая, что человек должен отвечать за все, что он делает в жизни, за каждое сказанное слово.

Член Союза писателей России,член союза «Мастера художественного перевода,кандидат филологических наукЕ. О. Пучкова

I Ирина Озерова (1934–1984) Стихи разных лет

Поэт

Наполовину оплыла свеча,
А он не замечал в раздумьях долгих.
Слова, как заклинанья, бормоча,
Их ставил в ряд и в будущее вел их.

И авторучкой заменив перо,
И заменив свечу электросветом,
Он мучился и созидал добро,
И воевал со злом. Он был поэтом.

Обманывал издатель и жена,
А критики везде подтекст искали.
Он высекал слова, как письмена
Рабы египетские высекали.

В постели умирал, бывал убит —
То на дуэли, то ударом в спину.
Бывал прославлен и бывал забыт,
Но до сих пор перо его скрипит,
Но до сих пор свеча его горит,
Оплывшая всего наполовину.

Шуты

Шуты! Их жребий предопределен:
И комики, и трагики – все плачут,
А публика об их слезах судачит —
Вот испокон известности закон.

Шуты везде и всюду на виду,
Неверный шаг становится судьбою,
И невозможно даже раз в году
Шуту побыть наедине с собою.

И каждый – соглядатай их любви,
И каждый – их отчаянья свидетель…
Шуты! Они как маленькие дети
Всем тайны доверять должны свои.

Чем публика за это платит им?
На всех, конечно, не хватает славы.
Шуты пред ней обнажены и слабы,
Но шут – и слабый – ей необходим.

Лишь тем благодарит она за труд,
Лишь тем она за смех и слезы платит,
Что и смеется вместе с ним, и плачет…
А с ней – и после смерти – плачет шут.

Милостыня

Актер стоит, как маршал на параде,
Возносятся подмостки над толпой…
И все ж у славы просит он скупой:
– Подайте мне, подайте, Христа ради!

О чем бишь, я? О пастухе и стаде?
О паперти под пышным алтарем?
О том, как мы живем или умрем?
– Подайте мне, подайте, Христа ради!

И милостыню в круговой поруке
Религия спешит подать науке.
За милостыней – руку тянет власть…

Кто первый подал нищему монету?
Она веками кружится по свету,
Чтобы опять в его ладонь упасть.

Скоморохи

Скоморохи – почти журналисты,
Их припевки – всегда актуальны.
Драматурги они и артисты,
Из эпохи пришедшие дальней.

Рот смеющийся выписан чисто,
Слезы скроет их грим натуральный…
То им солнечно в жизни, то мглисто,
Но всегда скоморохи печальны.

И стоит скоморох у порога…
Он – создатель особого слога, —
Как ненужная ветка, засох.

И его раздавила эпоха —
Ведь любое излишество плохо,
В изобилье пропал скоморох.

Скомороший клевер (Трилистник)

1 Атомы надежды

Отличать мы отучились
Перепелку от щегла —
Может, – лебедь, может, – чибис, —
Невеселые дела.

Не такие уже невежды —
Просто заняты другим.
Скоро атомы надежды
В циклотроне расщепим.

В новом доме крупноблочном,
Голом, как на чертеже,
Мы и плачем, и пророчим,
Все познавшие уже.

До земли – пролеты лестниц,
Лифта медленный полет…
…А на небе светит месяц,
Словно песенку поет.

2 Живая вода

Умираем мы от жажды
Снова стать самим собой…
Но является однажды
Скоморох с живой водой.

К представленью не готовясь,
Он приходит в трудный час,
Как надежда или совесть,
Или сила жизни в нас.

Не скулит и не суется
В жизнь чужую, как в кино, —
Над самим собой смеется
И над нами заодно.

И когда в последнем вздохе
Приобщаемся ко мгле,
Не пророки – скоморохи
Остаются на земле!

3 Молитва

Возношу тебе, Всевышний,
Не молитву, а хулу.
Я вдыхаю дух сивушный
У палатки на углу.

Божий мир… А, может, – глобус —
Краска и папье-маше?..
В переполненный автобус
Трудно втиснуться душе.

Серый снег под небом серым,
Серой улицы ледник,
Дышит адским духом серным
Тормозящий грузовик.

Бесконечная дорога —
То щебенка, то гудрон.
И доносится до Бога
Разных двигателей гром.

Две ноги давно бессильны,
И четыре колеса
Благовоние бензина
Воскуряют в небеса.

Если бы ты был, Всевышний,
Ты явил бы миру лик,
Ты признался бы: «не вышло!»,
Уничтожив черновик.

А теперь мы сами боги,
И бездумно, без следа
По космической дороге
Уезжаем в никуда.

…Но ночами детям снится,
Что вот-вот Земля поймет:
Почему летают птицы?
Почему трава растет?

«На арену выбегает клоун…»

На арену выбегает клоун,
До опилок делает поклон он,
И костюм его просторный вечен,
И белила и багряный нос…
Иногда бывает он бездарен,
Гениален или же вульгарен,
Если он немного человечен,
На него не убывает спрос.

Почему же не дано поэту
Перенять непринужденность эту,
Правдой незатейливых историй
Искупить добра извечный плач.
Но войска бессильны без приказа,
А талант опасней, чем проказа.
Мир теперь похож на лепрозорий,
Где смеяться силится циркач.

Но стекают слезы по белилам…
И они становятся мерилом
Гения, рожденного в сорочке,
Истины искусства в ремесле.
А поэт уже сутулит спину,
Строчка превращается в морщину,
Он творит в бессрочной одиночке
На своей придуманной земле.

Кустарь-одиночка

Я хочу бежать по росе,
Отыскать студеный источник,
Но я поздно встаю, как все,
Как у всех, будильник испорчен.

Душ приму и сяду к столу,
Выпью чаю и газ закрою,
После этого к ремеслу
Я усердье свое утрою.

Проклиная себя и мир,
Буду думать строчку за строчкой,
Как башмачник, как ювелир,
Как изгой – кустарь-одночка.

Но забуду я про часы,
И про долю мою кривую…
Может, в мире вместо росы
Я сама теперь существую?!

И напрасна вся воркотня,
Уязвленной гордости жало,
Если девочка вдоль меня
Как по чистой росе пробежала.

Чудак

Разлинованные тетради,
Каллиграфии злая муштра…
Педагог, как конвойный, сзади
Подгоняет нас в жизнь с утра.

Но единожды, счастья ради,
Начался урок, как игра,
И пророк на скудном окладе
Заявил, что пришла пора

Полюбить, убежать в бродяги,
Верить сердцу, а не бумаге,
Жить величьем черновика!

Мы учебник перелистали
И от всей души освистали
Непонятного чудака!

«Я завидую памятникам…»

Я завидую памятникам,
Памятникам разных эпох.
Массивные постаменты
Связывают их с землей,
И если в гранит упираются
Не ноги, а копыта коня, —
Это неважно:

Герой состоит, как кентавр,
Из единой гранитной плоти.
Памятники ставят,
Преимущественно, в средних широтах,
А в средних широтах
Не бывает землетрясений.
И потому я завидую памятникам,
Которые не знают,
Что значит
Почва, уходящая из-под ног.

А кому завидовали некоторые
Из этих бронзовых и гранитных людей
В ту пору,
Когда еще были живыми?!

Цена

Со стороны или на стороне
Искусство ценится, как в магазине,
Наверное, по этой же причине
Теперь оно особенно в цене.

В чем ценность искры, спрятанной в кремне,
Или воды, не найденной в пустыне?! —
Рождественский обед в живой гусыне,
Не знающей о праздничной цене.

Но далеко еще до Рождества.
Я обесценена, пока жива, —
Сбиваю туфли, снашиваю платья.

Когда отшелушится бытиё,
Свершится воскрешение мое:
Меня поймут, и всех смогу понять я.

Законы механики

Хотите медовые пряники?
Вот я, например, не хочу.
Один из законов механики
Для жизненной пользы учу.

Мы все беззащитные странники.
А я защищаться хочу.
Затем и законы механики
С таким уваженьем учу.

За все, говорят мне, в ответе я.
Но я по закону по третьему
К ответу и вас призову.

Механика в обществе сложная.
Могу совершить невозможное,
Пока я на свете живу.

Печальные радости

Нет ничего и не было —
Быль поросла быльем.
Не угрожало небо мне
Трассирующим огнем,

Воронками за воротами
Не стерегла земля,
Не каркали вслед воронами
Черные тополя.

Нет ничего и не было,
Кроме крапивных щей,
Кроме запаха хлебного
На ладони моей,

И первого дня погожего
После долгой зимы,
И кругленького мороженого,
Купленного взаймы.

Ни ран у мен, ни ордена,
Но памятна мне зато
Бумажная радость ордера
На байковое пальто.

Еще сирен завывание
Ночами болело в висках.
Но вся сирень на развалинах
Была о пяти лепестках!

Я радости эти печальные
В душе осторожно ношу,
Как будто я буквы печатные,
Первые буквы пишу.

Мигает звездами небо мне,
И птичье машет крыло…
А остального – не было.
Что было – быльем поросло.

Ода чревоугодию