Роберт Рождественский - Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

• Название: Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
• Автор: Роберт Рождественский
• Жанр: Поэзия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-72351-5

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

---

В поезде

Поезд
        по мостам пылил,
резал ночь с разгона…
Парень ехал в тамбуре
жесткого вагона.
На окно высокое
опершись затылком,
парень пил
               «Особую»
прямо из бутылки.
Он не брал закуски,
выл с тоскою пьяной:

– Еду я к Маруське,
девке
       окаянной!
Путь-дорога длинная,
двадцать два
                 дня…
Улица
        Неглинная,
примешь ли
                меня?
Улица хорошая, —
больше ничего, —
громким было прошлое
сына
      твоего.
Повернула зимушка
все
    наоборот…
Колыма-Колымушка —
северный курорт!
Так что
          не утешит
глупый разговор.
Я ведь —
             отсидевший!
Я ведь —
             во-о-р!
Похрустят сотенки
с месяц
          или два…
Только…
может, все-таки…
нужен я?
А?
Или…
как ни трогай…
как ни гляди…
мне опять дорога?..

Парень!
          Погоди!
Раз уж крыть нечем,
может, помогу, —
я тебе отвечу,
парень,
         как смогу.
У тебя из многих,
как ты ни крути,
будут две дороги,
будут два пути.
Первый:
          братцы-урки,
была не была! —
В темных переулках
темные
          дела.
Может, он и легче…
Только, все сгубя,
этот путь
             далече
заведет тебя.
Этот путь протянется
долгие
         года.
Насовсем ты,
                 парень,
пропадешь тогда.
Слышишь? —
                   будет хуже,
сгинешь ни за грош!..

А насчет
            «Не нужен» —
это
    ты
       врешь!
Ноешь про такое,
душу теребя.
Врешь,
         чтоб успокоить
самого себя.
…Говоря по совести,
все вокруг
ждет твоих мозолистых,
сильных
            рук.

Грубо,
        не жалеючи,
кончу разговор:
будет потруднее,
                      чем
было до сих пор!

Голову ломаешь,
о судьбе скорбя?
Люди, —
понимаешь? —
Люди
        ждут
              тебя!

А в конце у повести
тихие слова.
Дело было в поезде
Ленинград – Москва.
Было тихо,
только
слышалось одно:
дребезжало тонко
в тамбуре
             окно.
Торопливо по лесу
грохотал состав…
Парень спал,
мозолистые
руки
разметав.

Речка Иня

Над ущельями,
                    над сутолокой круч,
над дорогой,
                 убегающей вниз,
уцепившийся за солнечный луч,
жаворонок легкий повис.
Я его не слышу.
Для меня
жаворонок этот —
                         не в счет.
Я пришел туда,
                    где течет
маленькая речка Иня.
Что, казалось бы, такого
                                в ней?
Ручеек течет меж камней.

Переплюнуть можно,
вброд перейти,
перепрыгнуть без усилий почти.
Речка, речка!
                 Понимаешь ли ты,
почему
         по перекрученной тропе
я пришел твоей напиться воды,
я пришел за песней к тебе?

…В белой пене,
                    в тучах брызг
                                      сгоряча
вниз,
      в долину,
                  ты летишь с вышины,
вдохновенно и сердито урча
и локтями раздвигая валуны.
Холод тонких
                   мартовских льдин
ты несешь в темно-зеленом нутре…
У меня приятель есть один, —
он скривился б,
                     на тебя посмотрев.
Он сказал бы,
                  брови выгнув в дугу,
оглядев твой бешеный бег:
– Этих глупых
                     маленьких рек
я никак понять не могу.
Для чего они?
                  Кому нужны?
И вообще зачем в них
                              вода?
Если в речке
                 нет глубины,
разве ж это речка тогда?
Разве ж она сможет,
                          звеня,
славу о себе
                пронести?..

Ты прости его,
                    речушка Иня!
Несмышленый он еще.
Ты прости.

Ожидание

Так
     любимых не ждут у порога.
Так
     к больному не ждут врача…
Пыль
       на рыжих
                    степных дорогах —
хоть картошку пеки – горяча.
Люди мнут фуражки в руках,
от полей глаза отводя…
Я впервые увидел,
как
ждут дождя.
Ждут,
        выдумывая всевозможные сроки,
ждут,
      надеясь на чудо,
ждут,
       матерясь:
– Пусть дороги развозит!
Плевать на дороги!
Лишь бы дождь.
Пусть тогда, хоть по горло,
                                    грязь. —
А земля горит.
От жары —
                как в броне.
А земля говорит:
– Помогите мне!
Без воды,
            без дождя
больше я не могу…
Помогите!
Ведь я
не останусь в долгу! —
Как ей скажешь:
– Выдержи!
                Подожди! —
Чем поможешь?
Минуты, как вечность, идут…
Люди ждут и молчат.
Люди курят и ждут…

Ты мне пишешь:
в Москве у вас
                   снова дожди.
Снова дождь.
По бульвару опять не пройдешь.
Снова дождь.
По обочинам мчат ручейки.
Дождь идет по Москве —
теплый,
          ласковый дождь…
Там скрываются от него, —
                                     чудаки! —
надевают плащи,
открывают зонты,
начинают погоду ругать с утра,
ходят хмурые…

Если б увидела ты,
как, негаданно
                    вымахнув из-за бугра,
мчит,
       дороги не разбирающий,
через поле
              к нам
                     напрямик,
так пылящий,
                  будто пылающий,
сельсоветовский грузовик.
Председатель выпрыгивает на ходу,
он кричит,
а глаза блестят, как от голода:
– Будет
           дождь!
Мне сейчас…
                 звонили из города… —
Пошатнулся.
И дальше, словно в бреду: —
Туча…
        мне звонили…
                           свернула сюда…
к нам идет…
Если мимо, то…
                     быть…
                             беде…

Ты мне пишешь,
                      что вам надоела вода.
Напиши,
напиши мне об этой воде!
О дождях напиши мне!
О том,
        как тяжел
воздух перед грозой…
На погоду не жалуйся!
Напиши,
            чтоб он был, этот дождь,
чтоб он шел!
Пожелай нам ливня,
пожалуйста.

«Любовь. Мы об этом читали в книжках…»

Любовь.
           Мы об этом читали в книжках.
Любовь.
           Мы такое понять не могли.
Но постепенно мужали мальчишки
и вот до нее доросли.

А помнишь —
                    мы с ней не хотели знаться,
и часто, пути для себя выбирая,
ее мы считали,
                    лет до тринадцати,
чувством,
            которое все презирают.
Строгая кинжалы ножом перочинным,
ровесниц вгоняя сраженьями в трепет,
решали мы, что настоящий мужчина —
тот,
     который девчонок не терпит,
а если случалось,
                       то знал любой,
смеясь,
         читали на стенах прохожие:
Вова + Лида = любовь.

А тут – не такая!
                       А тут – не похожая.
А тут —
           то близкая, то далекая,
пришла и выволокла на улицу.
Первая
         (мне говорили: легкая),
верная
         (мне говорили: забудется!).
Мне говорили:
                    ни в коей мере
любовь пошатнуть тебя
                                не должна!

Мне говорили,
а я не верил…
Мне говорили так,
а она
опять будоражила и удивляла,
то криком крича,
                       то дразня,
                                    то играя.
Смеяться и плакать она заставляла,
и не было ей ни конца, ни края!
Она была в жестах,
в улыбках и взглядах,
она была в ссорах,
                        в словах откровенных,
она была в каждом движенье
                                      и в клятвах,
наивных,
            смешных,
                         но действительно верных…

Отрывок из поэмы «Совесть»

…В девятьсот семнадцатом родился,
Не участвовал и не судился,
В оккупации не находился,
Не работал, не был, не умею,
Никаких знакомых не имею.
Родственников за границей нету,
Сорок три вопроса и ответа,
Сорок три вопроса и ответа —
Просто идеальная анкета.
……………………………………………………
Одного вопроса нет в анкете.
Нет того, что в сердце нам стучится,
Ханжескому пафосу противясь,
А когда ты думать разучился,
Несгибаемый, как пень, партиец?
Твердым шагом проходил в президиум,
Каялся, когда кричали: «Кайся!»
И не падал, и не спотыкался,
Потому что, кто ж споткнется сидя…

Да, мальчики!