Алексей Слаповский - У нас убивают по вторникам (сборник)

• Название: У нас убивают по вторникам (сборник)
• Автор: Алексей Слаповский
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9691-1036-6

Один из знаменитых людей нашего времени высокомерно ляпнул, что мы живем в эпоху «цивилизованной коррупции». Слаповский в своей повести «У нас убивают по вторникам» догадался об этом раньше – о том, что в нашей родной стране воруют, сажают и убивают не как попало, а организованно, упорядоченно, в порядке очереди. Цивилизованно. Но где смерть, там и любовь; об этом – истории, в которых автор рискнул высказаться от лица женщины.

---

И тут все обращают внимание на Быстрова. Невысокий человек с неприметной внешностью. Он стоит, крепко сжав свою бумажку в кулаке.

– Быстров, покажи! – требует Пробышев.

Но тот в ступоре. Смотрит перед собой остекленевшими глазами.

Пробышев пытается разжать его кулак.

– Маленький, а жилистый! – удивляется он.

Пробышеву помогают.

Быстров не сопротивляется, но и не помогает. Он даже сам с удивлением смотрит на свой кулак, будто на посторонний: что это с ним?

Наконец кулак разжат и бумажка, как и ожидалось, оказывается с крестиком.

Крестик одновременно и страшный, и какой-то кривоватый, школьнический.

– Вариант неплохой, – говорит Капотин. – Ты, Быстров, у нас сидишь на культуре, а на культуру кого угодно можно посадить, ума много не надо. Но фигура все-таки заметная.

– За что?.. – шепчет Быстров пересохшими губами. И шмыгает носом – у него насморк.

– Не понял? – вслушивается Капотин.

– За что? Я ничего не сделал! Я даже не ворую!

– Правда, что ли? – не верит Капотин. – А почему?

– Нечего украсть, Павел Савлович! Нет доступа ни к каким финансам!

Капотин обращается к Пробышеву:

– Твоя недоработка, мог бы чего-нибудь ему подсунуть.

– Компромат найдем, если надо.

– Значит, мы удачно на тебя попали, – объясняет Капотин Быстрову. – А то ерунда получается: у нас каждый в чем-то замешан, это гарантирует взаимную безопасность. И рад бы кого-нибудь сдать, но знаешь, что и он тебя сдать может. А ты один у нас получился в белом фраке. Нехорошо.

– Я исправлюсь! – обещает Быстров. – Сегодня же возьму какую-нибудь взятку… За что-нибудь… Или деньги растрачу государственные.

– Извини, поздно. Да ты не волнуйся, мы о твоей семье позаботимся. А тебя, если хочешь, на Ваганьковском похороним. Может, ты вообще против? То есть против нас? Против меня лично? Скажи, не бойся.

– Я не против…

– Тогда о чем говорить? Журналисты, включайте камеры!

Тем же вечером диктор в телевизоре сообщает деловитым, заурядным голосом после перечисления важных международных и внутренних событий:

– На сегодняшнем заседании было принято решение убить руководителя департаменты культуры Вадима Михайловича Быстрова. Заявлено при этом, что убийство будет совершено криминальным образом на почве коммерческой деятельности, которой у Быстрова нет, но по политическим мотивам. Осуществление и расследование убийства берет на себя ведомство товарища генерала Пробышева, но оно не будет иметь к этому никакого отношения.

На экране возникает Пробышев. Он вещает:

– Хотя мы тут ни при чем, но могу сказать, что в любом случае мы исходим не из соображений необходимости, а из принципа целесообразности…

Программу вечерних новостей смотрит вся страна, и везде реагируют по-разному.

Людям посторонним это, конечно, совсем неинтересно.

Хотя и они иногда высказывают мнение.

Вот где-то в глубинке сидят два соседа-приятеля, выпивают. Один уронил кружок колбасы под стол и, поднимая его, не расслышал:

– Кого убить хотят?

– Быстрова.

– А это кто?

– Черт его знает. Типа министр.

– Давно пора их все поубивать. Грабят народ. Твое здоровье.

– Твое здоровье.

Выпили. Оба одновременно икнули. Рассмеялись этому приятному совпадению.

Или: лежит в деревенском доме бабушка ста с лишним лет, смотрит в телевизор, почти ничего уже не понимая, но непроизвольно бормочет:

– И примкнувший к ним…

– Чего ты там бормочешь? – кричит ее глухая восьмидесятилетняя дочка.

– Заплясали, загудели провода, мы такого не видали никогда, – отвечает мать.

Шестидесятилетняя внучка, тоже тугоухая, кричит:

– Ничего не понимаете, старые!

– А ты чего поняла? – обижается дочь.

– Все!

– А что все-то?

Внучка молчит, не сознается. Вернее, не хочет признать, что она сама ничего не поняла.

Но то люди дальние, а каково близким?

Сейчас узнаем, каково близким.

Восемнадцатилетняя дочь Быстрова Настя, услышав новость, кричит матери, которая на кухне:

– Мам, иди сюда, про папу говорят! Да быстрее!

– А что? – входит мать.

– Папу убить решили.

Мать ахает, но тут же говорит:

– Предупреждала я его: не лезь ты на это место! Славы человеку захотелось!

А вот младший брат Быстрова, Владимир, и его жена Надежда. Жена смотрит телевизор, а Владимир сидит в кресле под торшером возле книжных полок во всю стену. Читает.

– Ты слышал? – спрашивает Надежда.

– Выкину я этот зомбоящик. Добил он остатки интеллигенции, – морщится Быстров-младший.

– Брата твоего убить хотят!

– Серьезно? Надо же… Нет, но с ним-то, наверно, согласовали?

Владимир пожимает плечами, он растерян. Он не знает, как к этому отнестись.

А в телевизоре сам виновник, если так можно выразиться, торжества.

Он говорит журналистам:

– Конечно, для меня это неприятное решение. Слишком много начатых дел, хотелось бы их продолжить. С другой стороны, я понимаю, что нужны свежие кадры, новые идеи…

Едет Быстров домой, хмуро смотрит в окно. Предчувствует: будет дома неприятный разговор.

Так и есть: жена Светлана кормит его ужином и сокрушается:

– Нет, но как ты мог согласиться?

– А что я мог сделать? Ну не соглашусь, все равно убьют. Уж лучше думать, что я сам, добровольно. А то получится – как баран на бойне.

– Да так и получилось уже!

Быстров надкусывает котлету, и лицо его вдруг становится очень грустным, как будто он только сейчас по-настоящему огорчился.

– Что, пересолила? – тревожится Светлана.

– Наоборот.

– Ну, Вадик, на тебя сроду не угодишь!

– Да ничего, я сам…

Быстров сыплет на котлету соль из солонки. У солонки отлетает крышка, соль высыпается.

– Плохая примета! – пугается Светлана.

В кухню входит Настя. Обращается к отцу:

– Привет, машину дашь на пару часов?

– А кто мне крыло вчера помял?

– Купили бы мне свою собственную, я бы мяла что хотела! – оправдывается Настя, не чувствуя за собой вины. – У всех уже машины есть, одна я как золушка.

– Ничего, – утешает отец. – Скоро моя машина твоей станет. Навсегда.

– Правда? – радуется Настя.

Светлана одергивает ее:

– Ты разве не знаешь, что нас ждет?

– Почему нас. Это его ждет. А он согласие дал, я правильно поняла?

Быстров вяло кивает.

– Так я возьму машину?

– Бери.

Настя, счастливая, исчезает.

– Так нельзя, – говорит Светлана. – Надо как-то бороться!

– Как?

– Ну не знаю… В суд подать.

– Прецедента не было.

– А ты создай!

– Свет, помолчи, а? И так тошно.

Светлана глянула на часы.

– Ой, что же это я? Там же…

Спешит в комнату, включает телевизор. Слышны звуки какого-то веселого шоу.

Быстров встает, шарит по кухонным ящикам. Находит начатую пачку сигарет. Закуривает.

Светлана кричит:

– Вадик, опять закурил? Забыл, что тебе врач сказал? У тебя легкие!

– Скоро не будет, – негромко говорит Быстров. – Ни легких, ни тяжелых.

Поскольку событие хоть и не из ряда вон, но все-таки заметное, как говорят журналисты, информационный повод, Быстрова приглашают на популярную передачу «Глаз народа». Он как человек государственный, служивый, не чувствует себя вправе отказаться.

Сидит в студии, в центре, на свету и на виду, вокруг, как на небольших футбольных трибунах, зрители.

Выходит бойкий ведущий Соломахов, которого встречают аплодисментами.

Он объявляет:

– Итак, начинаем нашу программу «Глаз народа!». Итак, сегодняшняя тема – «Казнить нельзя помиловать». Итак, вот наши сегодняшние гости! – широким жестом Соломахов указывает на троих героев передачи: всхлипывающую женщину лет тридцати пяти, угрюмого мужчину лет сорока кавказской настороженной внешности и скромно утонувшего в глубоком кресле Быстрова.

– Итак, перед нами три человека, объединенных общей проблемой – их собираются убить! – сообщает Соломахов. – Послушаем сначала их. Екатерина Лебедева, что случилось? – подсаживается он к женщине.

– Сын убить хочет, – плачет Лебедева.

– За что?

– Ни за что!

Соломахов вскакивает и голосом, предвещающим сюрприз, объявляет:

– Итак, Екатерина Лебедева, которую хочет убить сын. Вася, сын Екатерины, присутствует в нашей студии!

Под овации (таков формат передачи: всех встречать аплодисментами) выходит Вася, мальчик лет четырнадцати, длинный, весь какой-то членистоногий. Он идет к диванчику, на котором сидит мать. Она отодвигается.

– Не бойсь, дура, не трону, – улыбается Вася.

– Итак, Вася, скажи, – просит ведущий, – действительно ли ты хочешь убить свою маму?

– А чё, прямо на всю страну показывают? – улыбается Вася, крутя головой.

– Да, на всю страну. Так хочешь ли ты убить свою маму?

– Ну, короче, да.

– Что да?

– А вы бы не убили? – гнусит Вася, впадая в раздраженный подростковый тон. – Телефон мне нормальный купить не хочет, за компьютером сидеть не разрешает, вчера с пацанами встретиться не дала, а они меня ждали!