Татьяна Алюшина - В огне аргентинского танго

• Название: В огне аргентинского танго
• Автор: Татьяна Алюшина
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-74972-0

Между Лизой и Глебом лежала целая пропасть: ее возраст, его семья… Но аргентинское танго неумолимо закружило их, сделав вдруг возможным самое невероятное. Всем, кто смотрит на пару, ясно: Лиза и Глеб созданы друг для друга. Только смогут ли ни быть вместе вне танцпола?..

---

– О чем ты берешься судить, идиотка?! – заорал он в ответ, схватил ее за обе руки и тряхнул. – Ты понятия не имеешь, что значит потерять ребенка! Что это такое!

– Да, я не знаю, что такое терять своего ребенка! И, надеюсь, никогда не узнаю, и мои дети доживут до счастливой старости! Но я хорошо знаю, что такое смерть младенца, родного человечка! – резким движением обеих рук она скинула его ладони и ткнула его указательным пальцем в грудь. – И я отлично знаю, что вытворяют такие, как ты! Лучше всех знаю, как вы вокруг себя выжженное поле оставляете и гробите жизни родных и близких! Вы оплакиваете не дитя потерянное, а себя без него, свое чувство пустой вины! Ах, как замечательно, как профессионально вы скорбите! Как же я без него!

– Лиза, прекрати! – прокричал испуганно Кирилл и кинулся вниз по ступенькам к ним. – Перестань немедленно!

– Заткнись! – она гаркнула на него так, что он остановился, как вкопанный. – Не вмешивайся!

Кирилл совершенно оторопел. Он никогда не видел свою маленькую, хрупкую сестренку в таком состоянии и предположить не мог, что она способна на такую силу воли и эмоций. Протасов попытался снова ухватить ее за руку и что-то сказать, но она откинула эту ладонь в сторону и опять ткнула его в грудь маленьким пальчиком, не дав ему заговорить.

– Высшая степень эгоизма! Великая жалость к себе! Ах, я в непереносимом горе, я так виноват, жить не хочу, уйду следом! Не трогайте меня! И такое вытворяете, тащите за собой на тот свет в ужас, кошмар и разрушение и родных, близких и друзей! Ты подумал, что ты делаешь со своими родителями, с бабушкой?! Они потеряли Алису, а теперь они теряют и тебя! Ты их преждевременной смерти хочешь или тебе по фигу? А твои друзья? Вон Кирилл лишним словом или намеком боится, не дай бог, ранить твою нежную истерзанную душу! И все должны помнить, что у тебя горе, и фильтровать слова, и говорить про это нельзя, ни-ни! А почему?! Почему нельзя говорить о светлой памяти замечательного ребенка?!

Она тыкала и тыкала его пальчиком в грудь, усиливая свои слова, а Глеб уже не пытался ее останавливать, перебить или хватать за руки, смотрел на нее, почернев лицом, и желваки ходили у него на скулах.

– Сбежать на хутор черт знает где или в монастырь какой, или к братьям каким-нибудь, или вон в Гималаи проще всего! А что, ни о чем не беспокойся, ни за что отвечать не надо, скорби себе, и все дела! А продолжать жить куда как страшнее и труднее! И не просто жить, а научиться снова радоваться и жить на полную катушку! Ты здоровый, сильный, талантливый мужик, ты обязан жить в десять, в сто раз больше, теперь и за себя и за Алису свою, за нее тоже проживать жизнь, обязан родить троих, пятерых детей, передать свои гены, таланты, силу, научить правильной жизни, научить любить!

– Все сказала? – холодно и спокойно спросил он.

– Нет, не все! – сбавила тон Лиза. – Ты талантливейший инженер-механик, прикладник, руководитель, таких специалистов, как ты, в стране по пальцам пересчитать, и ты это знаешь! А ты в леса сбежал! – Она шагнула вперед совсем близко к нему. – А кроме скорби и жалости к себе, ты что-нибудь сделал для своего ребенка? Ты поставил ей свечку в церкви, заказал молебен, поговорил с батюшкой? Не важно, веришь ты в это или нет. Ну а если это существует все-таки? И батюшка тебе бы объяснил, что помнить умерших надо со светлой грустью, не печалиться, что они ушли, а радоваться и благодарить, что были рядом с тобой, и вспоминать только светлые счастливые моменты, проведенные вместе.

– Теперь ты закончила? – прорычал он.

– Да, не трудись, Протасов, – снова повысила тон она. – Я дорогу с твоего подворья хорошо запомнила! – и развернулась к брату: – На фиг вы ему железки дарили, надо было простынь подарить!

– Ка-акую простынь? – икнул обалдевший Кирилл.

– Белую! – рявкнула Лиза. – Чтобы одел и пополз на кладбище, сэкономит родным на гробу и похоронах! Дай ключи от машины!

– Зачем? – тупил Кирилл.

– Мы уезжаем! – объяснила Лиза и подошла к нему, протянув руку за ключами. – Дай ключи!

– Как уезжаем? – все еще не понимал происходящего братец, но ключи вытащил и отдал сестре, как под гипнозом. – Ночь на дворе, и выпил я, не могу за руль.

– Я поведу! Вы со мной или остаетесь? – зло спросила она, посмотрев на Маню. – У вас там, кажется, баня была по расписанию? Так парьтесь, а я поеду!

– Лизка, ты сдурела! – возроптал Кирилл, осознав, наконец, всю серьезность ее намерений. – Куда ты ехать собралась, ни черта не видно, ночь на дворе!

– Пойдем, Кирилл, – ухватила его под локоть Маня. – Извини, Глеб, что так получилось, мы поедем, наверное.

– Ты-то что извиняешься? – прорычал, как усталый лев после битвы, Протасов.

– А ей есть за что, думаю, это ее «благие намерения»! – ответила за Маню Лиза и наигранно елейным тоном поинтересовалась: – Я угадала, Манечка?

– О чем это она? – насторожился Протасов.

– Идем, правдолюбка ты наша, – вздохнула Маня и подтолкнула слегка Лизу в спину, вперед. – По-моему, все, что могла, ты уже совершила.

– Нет, девки, вы что, действительно всерьез уезжать собрались? – возмутился Кирилл.

– Собрались, – подтвердила ему жена и развернулась к веранде, обратившись к застывшим от потрясения и притихшим работникам: – Коль, ты нам ворота открой. Вер, а ты принеси наши сумки, хорошо?

Протасов не стал прощаться и ничего не сказал, развернулся и ушел куда-то в темноту, подальше от людей, как чудовище из «Аленького цветочка».

Лизу поколачивало крупной нервной дрожью тяжелого адреналинового «отходняка», когда она села за руль и ждала, пока сумки положат в багажник и все усядутся.

– Лиза, ты ненормальная! – возмутился братец, забираясь на пассажирское сиденье впереди. – Зачем ты ему наговорила все это? И так безжалостно!

– Я не знаю, – зло ответила Лиза, пытаясь попасть трясущейся рукой в замок зажигания ключом.

– Я и представить себе не мог, что ты можешь быть такой жесткой и отчаянной! – Он смотрел на нее потрясенно. – Что ты можешь так вот орать, такие жестокие слова говорить человеку, не щадя его, что ты такая…

– Я тоже не знала, – оповестила она братца, наконец попала ключом в зажигание, завела машину, повернула к нему голову и потребовала: – Садись-ка ты назад, к жене, нечего на меня тут выхлопом дышать, а то загорюсь!

– Сбрендила! – понял братец, но таки пересел, сопровождая свое «переселение» шумным ворчанием и громким хлопаньем дверцами.

– Лиза, ты все-таки поосторожней, – напомнила Маня, – там и на самом деле темно и ни фига не видно.

– Я осторожно! – напряженно ответила Лиза и пояснила, выезжая за ворота, которые стали медленно закрываться за машиной, как только они проехали: – Мне сейчас надо что-то делать, занять себя чем-то, скинуть пары, а то я взорвусь изнутри на куски!

– Господи, Лизка, что ты наделала! Он теперь нас видеть не захочет! Никого! И не пустит на двор вообще! Так мы хоть рядом были, не оставляли его совсем одного! Ну зачем ты ему наговорила все это? Что тебя понесло? – возмущенно переживал Кирилл.

– Пустит, не причитай, как бабка старая! И разве вы меня не для этого сюда привезли, а? – снова завелась Лиза, не успев еще остыть от прежнего боя. – Или это твоей жены инициатива? А? Маняша? Это такой твой план был? Ты хотела, чтобы я с Протасовым побеседовала, поговорила по душам?

– Ну да, – совершенно спокойно призналась Маня. – Я знала, что ты не промолчишь и попытаешься его как-то разговорить. Ты же психолог, к тому же Глеб к тебе очень хорошо относится, может, и получился бы у вас разговор.

– А вот не получился! – возмущалась Лиза, не забывая внимательно следить за дорогой, даже к рулю пригнулась поближе. – И, Маня, хочу тебе напомнить, что я детский психолог, к тому же не практикующий! И не занимаюсь посттравматическими синдромами у взрослых! Провалился твой план, Манечка, с громким треском, вернее криком!

– Ну, почему! – возразила так же спокойно невестка. – Это первые сильные эмоции, вообще какие-то эмоции, кроме скорби, которые он проявил за два года. По-моему, все очень неплохо удалось.

– Слушай, а ведь точно, – протянул Кирилл, удивленно уставившись на жену.

– Он ведь ни на что не реагировал, ему все было безразлично, – рассказывала Маняша. – Ольга после развода его чуть не обобрала до нитки. Горе у нее там, не горе, а билась она в суде за каждую копейку и адвоката дорогого наняла. А Протасов все игнорировал, он и на заседание суда не ходил, так бы она его и обобрала и остался бы голым, если б вовремя не вмешались дядька его да мужики наши, и Лешка своего очень грамотного юриста прислал. Ольге досталась половина квартиры, ее машина, абсолютно все вещи: мебель и вся обстановка, вообще все добро, что они там нажили, Глеб просто отдал, и все. А еще очень, очень нехилое пособие на жизнь из расчета на год, выплаченное единовременно. Она претендовала и на половину портфеля его акций, но тут уж возмутились юристы предприятия, когда к ним запрос из суда пришел, и акции остались у Глеба, ну и его дядя Иван не допустил. Тем более, что большую часть этого портфеля Протасов приобрел еще до брака. Так что, по крайней мере, ему есть сейчас на что жить на этом своем хуторе, на проценты от акций.