Нил Гейман - Дым и зеркала (сборник)

• Название: Дым и зеркала (сборник)
• Автор: Нил Гейман
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-08253

В сборнике «Дым и зеркала» воображение и артистизм мастера превращают обычный мир в место, где возможны самые нелепые и странные вещи: здесь старушка покупает Святой Грааль в секонд-хенде, американский турист попадает в лавкрафтовский городок Инсмут, где живут приспешники Великого Ктулху, наемные убийцы предлагают свои услуги в «Желтых страницах», а оборотень пытается воспрепятствовать концу света.

Перевод: Николай Иванов

---

— Это Призрак, да?

— Призрак, верно. А тот, под кувшинкой, вон, хвост торчит, видите? Его зовут Бастер, в честь Бастера Китона[42]. Китон как раз останавливался здесь, когда привезли эти двух, постарше. А это наша Принцесса.

Принцессу легко было отличить от остальных. Она была нежно-кремового цвета, с ярким темно-красным пятном вдоль спины, что очень ее выделяло.

— Красотка.

— Да, в самом деле. Все при ней.

Он глубоко вздохнул и принялся кашлять, и хриплый кашель сотрясал все его хрупкое тело. В тот момент я впервые распознал в нем девяностолетнего старика.

— С вами все в порядке?

Он кивнул.

— Да все, все хорошо. Старые кости, — сказал он. — Старые кости.

Мы пожали друг другу руки, и я вернулся в свой сумрак, к сценарному плану.

Я распечатал дописанный текст и отправил его факсом на студию, Джейкобу.

На следующий день он приехал ко мне в шале. Вид у него был расстроенный.

— У вас все в порядке? Проблемы со сценарным планом?

— Просто черт знает что. Мы сняли кино с… — и он назвал имя известной актрисы, которая пару лет назад сыграла сразу в нескольких успешных фильмах. — Не прогадали, а? Только она уже не молода, как прежде, а настаивает, чтобы ее сняли обнаженной, и там просто не на что смотреть, поверь. Ну а сюжет такой: один фотограф умеет уговаривать женщин обнажиться для него. И тогда он их трахает . Только никто не верит, что он это делает. И вот шеф полиции, которого играет миссис Дайте-Я-Покажу-Вам-Голый-Зад, приходит к заключению, что она сможет его арестовать только если прикинется одной из этих женщин. Короче, она с ним спит. И получается такое дело…

— Она в него влюбляется?

— Ну да. И понимает, что женщины всегда будут зависеть от мужского взгляда на женщин, а чтобы доказать свою любовь, когда полиция приходит его арестовывать, она поджигает фотографии и погибает вместе с ними. Но сначала на ней сгорает одежда. Как тебе?

— Никак.

— Мы тоже так подумали, когда посмотрели. Уволили режиссера, сократили фильм и сделали досъемку. Теперь у нее под одеждой спрятан микрофон. А когда она начинает в него влюбляться, выясняется, что он убил ее брата. Ей снится сон, что на ней сгорает одежда, а проснувшись, она едет с группой на задержание. Но в это время его убивает ее младшая сестра, с которой он тоже трахался .

— Ну и чем это лучше?

Он качает головой.

— Да, барахло. Если бы она дала нам снять в обнаженке дублершу, возможно, результат был бы иной.

— А что вы думаете о моем сценарном плане?

— О чем?

— О сценарном плане, который я вам послал.

— Ах да. Сценарный план. Очень понравился. Нам всем. Он классный. Просто потрясающий. Мы в шоке.

— И что дальше?

— Ну, когда все успеют его пролистать, мы соберемся и обсудим.

Он похлопал меня по спине и ушел, оставив меня скучать в Голливуде.

Я решил написать рассказ. Мысль мне пришла еще в Англии, до отъезда. История о маленьком театре на пирсе. Когда идет дождь, там показывают волшебные фокусы. Но публика не в состоянии отличить волшебство от иллюзии, и для нее не имеют никакого значения иллюзии, становящиеся реальностью.

В тот день, во время прогулки, я купил несколько книг о волшебных фокусах и викторианских иллюзиях в «почти круглсуточном» книжном. История, точнее, сама суть истории так или иначе уже жила в моей голове, и я хотел кое-что уточнить. Я присел на скамейку во внутреннем дворике и просмотрел книги, решив попытаться создать в рассказе особую атмосферу.

Я читал про фокусников, карманы которых были набиты всякими мелкими вещицами, какие только можно себе представить, и которые могли достать из них все, что попросите. Никакой иллюзии, просто достойная восхищения организованность и прекрасная память. На страницу упала тень. Я поднял голову.

— Привет еще раз, — сказал я старому афроамериканцу.

— Сэ, — ответил он.

— Прошу, не называйте меня так. Я спохватываюсь, что не надел костюм и все такое, — и я назвал ему мое имя.

А он в ответ:

— Праведник Дундас.

— Праведник? — Я не был уверен, что верно расслышал.

Он гордо кивнул.

— Иногда да, а иногда — нет. Так меня мама назвала, хорошее имя.

— Да.

— И что вы здесь делаете, сэ?

— Сам толком не знаю. Кажется, от меня ждут сценарий. Во всяком случае, я жду, когда мне скажут, что пора начинать его писать.

Он почесал нос.

— Тут все киношники останавливаются, если бы я прямо сейчас начал называть имена, до следующей среды перечислил бы лишь половину.

— А кто вам больше нравился?

— Гарри Лэнгдон. Он был джентльмен. Джордж Сандерс. Англичанин, как и вы. Скажет бывало: «А, Праведник. Помолись за мою душу». А я ему: «Ваша душа на вашем попечении, мистер Сандерс», — и все-таки я за него молился. А еще Джун Линкольн[43].

— Джун Линкольн?

В его глазах вспыхнули искры, и он улыбнулся.

— Она была королевой экрана. Она была лучше, чем любая из них: Мэри Пикфорд или Лилиан Гиш, или Теда Бара, или Луиза Брукс… Она была самой лучшей. У нее это было. Знаете, что я имею в виду?

— Сексапильность.

— Не только. В ней было все, о чем можно мечтать. Когда вы видели ее фото, вам хотелось… — Он замолчал, рисуя рукой маленькие круги, точно пытаясь поймать ускользающие слова. — Даже не знаю. Может, встать на колено, как встает перед своей королевой рыцарь в сверкающих доспехах. Джун Линкольн, она была лучше всех. Я рассказывал о ней моему внуку, он пытался найти что-нибудь посмотреть, но не вышло. Ничего не осталось. Она живет только в памяти стариков, таких, как я, — постучал он себе по лбу.

— Должно быть, она была необыкновенной.

Он кивнул.

— А что с ней сталось?

— Повесилась. Говорили, все потому, что для звукового кино она бы не подошла, но это не так: голос у нее был такой, что вы бы запомнили, если б хоть раз услыхали. Гладким и темным был ее голос, как ирландский кофе. Некоторые утверждают, что ее сердце было разбито мужчиной — или женщиной, — а еще что она играла на деньги, или связалась с гангстерами, или пила. Кто знает? Времена были такие.

— Я так понял, что вы-то ее голос слышали.

Он усмехнулся.

— Она сказала: «Мальчик, ты не посмотришь, куда подевалась моя пелерина?» — а когда я ее принес: «Ты хороший мальчик». А мужчина, что был с ней, сказал: «Не дразни прислугу, Джун», — и тогда она мне улыбнулась, дала пять долларов и сказала: «Он не против, правда, мальчик?» — и я только затряс головой. А она сделала так губами, знаете?

— Муа?

— Типа того. И я почувствовал это вот здесь, — он похлопал себя по груди. — Эти губы. Из-за них все на свете позабудешь.

Он прикусил нижнюю губу и сосредоточился на вечности. Я не знал, где он сейчас, в какой эпохе. Наконец он снова посмотрел на меня.

— Хотите видеть ее губы?

— В каком смысле?

— Идемте за мной.

— И что это будет? — Я уже представил себе отпечатки губ, застывшие в бетоне, как отпечатки ладоней перед Китайским театром Граумана[44].

Он покачал головой и поднес свой корявый палец к губам. Молчи .

Я закрыл свои книги. Мы пересекли двор, а когда добрались до маленького пруда, он остановился.

— Посмотрите на Принцессу, — сказал он.

— На ту, что с красным пятном, да?

Он кивнул. Рыба напомнила мне китайского дракона, такого же мудрого и бледного. Рыба-призрак, белая, как старая кость, если не считать алого пятна на спине, длинного и изогнутого. Она затаилась в пруду, слегка покачиваясь и как будто размышляя.

— Вот, смотрите, на спине, — сказал он. — Видите?

— Я не совсем понимаю.

Он помедлил, глядя на рыбу.

— Может, вам лучше присесть? — Я сам не ожидал, что так проникнусь возрастом мистера Дундаса.

— Мне платят не за то, чтобы я сидел, — сказал он очень серьезно. А потом добавил, словно объясняя малому ребенку: — В те времена, казалось, все это были боги. А теперь сплошь телевизор: мелкие герои. Мелкие людишки в ящике. Я кое-кого из них здесь вижу. Мелкие людишки.

Звезды в былые времена — это были гиганты в серебристом свечении, огромные, как дома… а если вы их видели живьем, они все равно были как дом а . Люди в них верили.

Здесь устраивали вечеринки. Если ты тут работал, ты не мог все это не видеть. Подавали и спиртное, и травку, и такое там творилось — вы не поверите. Как-то была тут вечеринка… фильм назывался «Сердца пустыни». Слыхали о таком?

Я покачал головой.

— Один из лучших фильмов 1926 года, наряду с «Чего стоит слава» с Виктором МакЛагленом и Долорес дель Рио и «Эллой Синдерс» с Коллин Мур[45]. О них-то вы слышали?

Я снова покачал головой.

— Ну а о Вагнере Бакстере? Белле Беннетт?

— А кто они?

— О, это были настоящие звезды в 1926-м. — Он минутку помолчал. — «Сердца пустыни». Они устроили вечеринку здесь, в отеле, когда закончились съемки. Подавали вино, и пиво, и виски, и джин, — это были времена сухого закона, но студии полицию, можно сказать, купили, и те смотрели сквозь пальцы; и еда была всякая, и развлечения; в вечеринке участвовали Рональд Кольман и Дуглас Фербенкс отец, не сын, и все занятые артисты и съемочная группа; им играл джаз-банд, они расположились вон там, где сейчас шале.