Сергей Кулик - Черный феникс. Африканское сафари

• Название: Черный феникс. Африканское сафари
• Автор: Сергей Кулик
• Издательство: Армада-пресс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2001
• ISBN: ISBN 5-309-00216-2

Писатель-африканист, посвятивший изучению Черного континента многие годы жизни, рассказывает о самобытных традициях народов Южной и Восточной Африки.

Читатель побывает в древнем Асуме, увидит архитектуру старинных городов, познакомится с обычаями и укладом жизни пигмеев, нилотов и бушменов, узнает о многих тайных ритуалах, какие редко кому из европейцев удавалось увидеть. Быт далеких предков соседствует с современной жизнью.

---

Агония режима, хотевшего приспособить республиканские формы правления к диктатуре феодалов-тутси, была страшной: в 1972–1973 годах Бурунди пережила один из самых кровопролитных на Африканском континенте этнических конфликтов. Он стоил жизни более чем 100 тысячам хуту.

Вот почему руководители Второй республики, родившейся в 1976 году, во главу угла поставили задачу: сделать все возможное для того, чтобы этнические различия больше никогда не могли парализовать социальную и экономическую жизнь страны. В Бужумбуре исходят из того, что в республике нет ни территории хуту, ни территории тутси. Ни хуту, ни тутси не имеют собственного языка, культуры, религии, которые были бы свойственны только им. А следовательно, в стране существует только одна этническая группа — барунди.

Решительным образом искореняется все, что могло бы напомнить о былой племенной розни. В новых школьных учебниках географии и истории, изданных в начале 80-х годов, я вообще не нашел ни одного упоминания о хуту, тутси или тва. В бурундийских паспортах, где в былые времена фигурировали эти термины, теперь указывается однозначно: рунди. Если раньше представители скотоводческой аристократии в разговоре со мной по собственной инициативе сообщали, что ведут свою родословную от переселенцев с севера, то теперь даже на вопрос: «Вы — тутси?» — отвечают: «Я — бурундиец».

Правительство стремится привлечь к национальному строительству все социальные группы населения, подчеркивая: все равны перед законом и имеют одни и те же права на получение работы, образования и других социальных благ. Мало кто отрицает, однако, что после многовекового господства баганва земледельцы-хуту во многом отстали от тутси в культурном и хозяйственном отношении. Практически преодолеть этот разрыв не так-то легко, и причем не только в силу исторических, социальных, но и… географических причин.

Уже стало плохой традицией, журналистским штампом называть Бурунди «страной зеленых холмов», «республикой на холмах», «государством тысячи холмов» и т. д. Уточню сразу: в Бурунди около 80 тысяч холмов, в том числе 10 тысяч — крупных. Холм официально признан низовой административной единицей этой республики. Таких «административных холмов» там 2460. Когда вы спрашиваете у жителя Бурунди или соседней Руанды, где он родился или где оставил свою семью, то обычно следует ответ: «На холме таком-то…»

Словно гигантские застывшие волны древнего океана, теснятся эти холмы по Бурунди и, не желая считаться с границами, придуманными человеком, уходят в Руанду. Образно говоря, в обеих этих странах каждой большой крестьянской семье или нескольким семьям родственников принадлежит холм или по крайней мере хотя бы один из его склонов. Крестьянские поля находятся здесь на косогорах, скот бродит по крутобоким пастбищам, а тропинки и дороги то взбираются на пологую возвышенность, то падают с нее. Местным учащимся нельзя доказать, что земля имеет форму шара, на том основании, что у горизонта округлая форма. Здесь линия горизонта волниста и извилиста…

Однако эти холмы, придающие ландшафту Бурунди ни на что не похожий колорит, столь ласкающий взоры туристов, создают огромные социальные и хозяйственные проблемы. Аграрная страна, где лишь пять процентов населения живет в городах и поселках, Бурунди в то же время с полным основанием заслуживает названия страны без деревень. А попробуйте, задавшись целью поднять культурный и экономический уровень жизни земледельческого населения, подвести к каждому склону бесчисленных бурундийских холмов электричество и водопровод, создать такие условия, чтобы обитатели холмов жили неподалеку от школ и здравпунктов. Все эти и другие трудности жизни на холмах не могут не влиять на решение этнических проблем, создание единой нации.

Выход? В Бужумбуре его видят в том, чтобы убедить крестьян покинуть свои руго (изолированные фермы на холмах) и селиться вместе в крупных деревнях-кооперативах, объединяющих от 200 до 500 семей. Казалось бы, перспектива иметь рядом магазин и здравпункт, школу, получить возможность пользоваться советом агронома и арендовать у правления кооператива сельскохозяйственную технику должна была бы привлечь в укрупненные деревни мелких земледельцев. Однако они не спешат. Сказывается психологический фактор, вековая привычка быть хозяином у себя на холме, ни от кого не зависеть. Кроме того, многие крестьяне просто не понимают, зачем их призывают переселяться и ежедневно ходить из деревни за несколько километров на свои поля, если им совсем не нужны те услуги, которые предлагаются в кооперативе.

Однако именно эти архаичные внерыночные отношения помогли Бурунди в 80-х годах остаться в стороне от влияния экономического спада, охватившего всю Африку. Не связанные с мировым капиталистическим рынком, руго оказались нечувствительными ни к снижению цен на африканское сельскохозяйственное сырье, ни к мировому топливному кризису, ни к повышению учетных и кредитных ставок империалистическими банками.

По уровню дохода на душу населения Бурунди давно занимает девятое с конца место в мире, а по классификации ООН входит в число наименее развитых стран планеты. Доход на душу населения здесь действительно более чем скромный — около 200 долларов в год. Однако, прилетев в Бужумбуру из Найроби или Киншасы — городов, выдаваемых за «витрины» капиталистического развития в Африке, сразу же обращаешь внимание на то, что в бурундийской столице, в отличие от кенийской или заирской, нет попрошаек. Нищенствуют лишь калеки, что «узаконено» нормами африканской традиции.

Благодаря интенсивному, хотя и ведущемуся архаическими методами, земледелию на холмах Бурунди, в отличие от большинства стран континента, самостоятельно обеспечивает себя сельскохозяйственными продуктами. Поэтому в стране никто не умирает с голоду, а вокруг Бужумбуры не растут бидонвилли вчерашних крестьян, не имеющих возможности прокормиться собственным трудом. Конечно, в стране есть зажиточные и даже богатые люди, однако социальные контрасты даже в столице не бросаются в глаза, большинство барунди живут примерно в одинаковых условиях, соответствующих традиционному «этнографическому стандарту».

В первые годы после провозглашения независимости я не раз слышал, как западные предприниматели называли Бурунди «одной из самых нежизнеспособных стран континента», удел которой — «существование взаймы». Сегодня эти же бизнесмены говорят о ней как о «стране, где можно рисковать», и с удивлением констатируют: по сравнению с другими развивающимися государствами Бурунди имеет весьма незначительную задолженность. Так, традиционная африканская «экономика руго» сыграла роль своеобразного амортизатора, который помог Бурунди устоять перед проблемами, с которыми не могут справиться страны куда более богатые, но в то же время и более втянутые в мировые капиталистические отношения. Бурундийский пример лишний раз доказал: разрушение традиционной африканской экономики в угоду западному капиталистическому предпринимательству, сокращение клина продовольственных культур местного потребления ради увеличения экспорта сырья на капиталистический рынок — отнюдь не лучший путь модернизации сельского хозяйства на континенте.

Вот почему правительство Бурунди не переселяет обитателей руго в укрупненные деревни с помощью декретов и полиции, а делает это постепенно, по мере того, как у крестьян возникает объективная заинтересованность приобщиться к производству на рынок. Важным стимулом развития товарного производства стала осуществленная в 1977 году аграрная реформа, отменившая систему убугерерва — феодальной зависимости в ее местном варианте. До реформы безземельный крестьянин должен был бесплатно трудиться на землевладельцев за предоставленный ему в пользование крошечный надел. По новому закону тот, кто обрабатывает землю, за небольшую сумму может выкупить этот надел и стать его владельцем.

Достоянием истории сделалась и убугабире — система «держания коров», превращавшая владельцев скота — шебуйе — в феодалов, а арендаторов — умугарагу — в эксплуатируемых крестьян.

В былые времена, когда у умугарагу разрасталась семья и начинал чувствоваться недостаток в молочных продуктах, он наполнял кувшин банановым пивом и отправлялся к шебуйе.

— Я прошу у тебя молока, хозяин, — говорил он, ставя кувшин в ноги феодалу. — Помоги мне, и мои дети, взращенные молоком твоих коров, будут твоими детьми. Они сполна отблагодарят тебя за доброту.

Если шебуйе соглашался удовлетворить просьбу, он выпивал пиво и наполнял горшок молоком. Это значило, что умугарагу мог идти и выбирать в хозяйском стаде корову.

Внешне безобидный ритуал. Но именно он и заложил неравноправные отношения, расколовшие все общество дореволюционной Бурунди на два класса. Сколько бы лет ни ухаживал за арендованными иньямбо крестьянин, ни скот, ни приплод не делались его собственностью. Аренда, как правило, была пожизненной. Животные старели, переставали давать молоко, но крестьянин не имел права их забить и был обязан по-прежнему отрабатывать за них в хозяйстве шебуйе, смотреть за его личным скотом, отдавать в его закрома часть урожая со своего поля. Если крестьянин нарушал освященные веками условия убугабире, хозяин имел право отобрать у него весь скот, обречь всю семью на голод. Все это привязывало формально свободного умугарагу к феодалу, давало шебуйе возможность облагать крестьян новыми повинностями, выжимать из бедняков последние соки. Шебуйе знал: деться кредитору(?[58]) некуда.