Дэвид Хоффман - Олигархи. Богатство и власть в новой России

• Название: Олигархи. Богатство и власть в новой России
• Автор: Дэвид Хоффман
• Издательство: КоЛибри
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-98720-034-6

Дэвид Хоффман — один из наиболее авторитетных сегодня в США журналистов, пишущих о мировой политике. Шесть лет — с 1995 по 2001 год — он жил и работал в России на посту главы Московского бюро влиятельнейшей американской газеты “Вашингтон пост”, став свидетелем и хроникером драматических событий, настоящего исторического перелома в российской общественной жизни, политике и экономике. Книга о тех, кого позже назовут “олигархами”, стала итогом этой командировки и получила колоссальный резонанс в США и Европе.

Главные герои книги Хоффмана — люди, чьи имена знакомы в России каждому: Ходорковский, Лужков, Чубайс, Березовский, Гусинский, Смоленский. Эти шестеро были среди тех, кто заставил Россию совершить грандиозный переход от рухнувшего социализма к олигархическому капитализму, неизбежному этапу на пути страны к либеральной рыночной системе. В основе увлекательного повествования лежат многие сотни интервью, взятые Хоффманом на протяжении нескольких лет у российских политиков, бизнесменов, журналистов, социологов, поразительно откровенные свидетельства участников и очевидцев драматических событий, впервые публикуемые архивные документы, исследования российских и американских политологов.

---

В пятницу, is марта, Государственная дума 250 голосами против 98 приняла не носящее обязательного характера решение аннулировать соглашение, заключенное в 1991 году в Беловежской Пуще. Это соглашение было заключено после неудавшегося путча между Ельциным и лидерами Украины и Белоруссии. Встретившись в заповеднике недалеко от Бреста, они объявляли о создании своего собственного союза, бросив вызов Горбачеву и вызвав распад Советского Союза тремя неделями позже. Голосование в Думе было политическим заявлением, эффектным жестом со стороны недавно избранных коммунистов и националистов. Но для Коржакова и его партии войны это голосование стало идеальным предлогом для того, чтобы распустить Думу. В течение следующих двух дней в Кремле развернулась тайная драма, имевшая чрезвычайное значение. Сведения о ней были настолько секретными, что большинство журналистов, включая меня, имели об этом весьма смутное представление и узнали о случившемся гораздо позже. Мне следовало уделить больше внимания реакции Ельцина на голосование, проведенное в субботу. Ельцин сказал, что Дума поставила под сомнение собственную легитимность, а также “возможность проведения президентских выборов”. В то время я не понимал, насколько всерьез говорил это Ельцин.

Ранним субботним утром Ельцин вызвал в Кремль министра внутренних дед Анатолия Куликова — архитектора чеченской войны и руководителя коррумпированных органов милиции всей страны. Его грудная клетка напоминала бочку, а глаза скрывались за толстыми темными стеклами очков. Войдя в кабинет Ельцина, он увидел, что российский президент “возбужден и взволнован”. Как только Куликов сел, Ельцин сказал ему, что решил распустить Думу, запретить коммунистов и отложить выборы. “Я не собираюсь больше терпеть этого, — сказал Ельцин. — Мне нужны два года”. Куликов вспоминал, что Ельцин продолжал повторять: “Мне нужны два года”. Ельцин сказал, что об указе будет сообщено во второй половине дня{413}.

Куликов, пообещав выполнять приказы, попросил дать ему время на обдумывание плана Ельцина. Он сказал, что вернется к Ельцину в 17:00. Сразу после этого Коржаков пригласил его выпить коньяку с ним и Сосковцом, и по тому, как “страстно” они говорили, Куликов догадался: именно они — авторы идеи об отсрочке выборов. Потом Куликов зашел к генеральному прокурору Юрию Скуратову и председателю Конституционного суда Владимиру Туманову; выяснилось, что каждому из них Ельцин сказал об одобрении его плана всеми остальными, хотя это было неправдой. Когда Куликов снова вошел в кабинет Ельцина в 17:00, он увидел, что лицо российского президента стало “мрачным и землистым”. Куликов выразил серьезные сомнения относительно плана, предупредив Ельцина, что осуществление такого плана может привести к “социальному взрыву” в России и что у них “нет сил для того, чтобы контролировать ситуацию”. Для Ельцина это, должно быть, прозвучало зловещим предупреждением, что армия и внутренние войска не поддержат его. Но Ельцин не испугался и приказал помощникам готовить указ. Куликов пошел в кремлевский кабинет, где составлялись проекты документов. Он подошел к окну, выходившему на Красную площадь, по брусчатке которой около шести часов вечера прогуливалось много людей.

“Не смейте готовить этот указ, — обратился Куликов к помощникам. — Видите людей, гуляющих вокруг? Завтра, после того как указ будет подписан, здесь будут гореть костры. Я не знаю, сколько их будет в других районах Москвы и по всей стране. У нас нет сил, чтобы контролировать ситуацию. Это — путь к гражданской войне”.

В воскресенье утром в 6:оо Куликова снова вызвали в кабинет Ельцина. Ельцин казался еще более мрачным и раздраженным. К удивлению Куликова, Ельцин вызвал также командующих внутренними войсками Москвы и Московской области, которые должны были бороться с любыми беспорядками. Один из них сказал Ельцину, что шестнадцать тысяч человек находятся в состоянии готовности, но требуется еще от десяти до двенадцати тысяч. Куликов заметил, что на столе Ельцина лежит указ о его увольнении. Не смирившись, он снова возразил, что Ельцин разожжет гражданскую войну, если начнет реализацию своего плана. Куликов сказал, что армия может не поддержать Ельцина, что генеральный прокурор и председатель Конституционного суда тоже высказались против плана. Потом Куликов задал вопрос. Ельцин хотел запретить коммунистическую партию. “Знает ли кто-нибудь, где находится ее штаб-квартира?”

Ельцин посмотрел на двух командующих внутренними войсками. “Вы знаете, где?” — спросил он сначала одного, а потом второго.

“Нет”, — признались они.

“Я знаю, где”, — сказал Михаил Барсуков, директор Федеральной службы безопасности и близкий друг Коржакова. Барсуков перелистал какие-то бумаги. “Охотный ряд, дом один, — сказал он. — Государственная дума”. Куликов подумал, что Барсуков шутит, пытается разрядить напряженность.

Долгая пауза. “Никто не поднимал глаз, все сидели тихо, — вспоминал Куликов. — Это был очень трудный момент”. Он ждал, что Ельцин уволит его в любую минуту. “Да, безусловно, их нужно разогнать. Мне нужны еще два года”, — сказал Ельцин после долгой паузы. “Конечно, единственное препятствие — конституция”, — добавил Ельцин. Куликову показалось, что в голосе прозвучала неуверенность. Он сказал, что должен провести консультации, в частности с Лужковым.

В то утро Ельцин выслушал дома протесты своей дочери, Дьяченко. “Я говорила ему, что его никто не поймет, что это будет означать потерю всего, что было достигнуто такими большими усилиями. Но он не принимал мои слова всерьез”, — вспоминала она{414}.

Благодаря утечке информации из Кремля Березовскому и Гусинскому тоже стало известно о плане. “Узнав, что там готовится, мы поняли, что наступил момент, когда необходимо вмешаться с помощью средств массовой информации, — рассказывал Березовский, — и сорвать план, предав его гласности”. В воскресенье, за несколько часов до начала вечерних программ новостей, преданный помощник Ельцина Илюшин начал сообщать НТВ о готовящихся действиях. “Мы получали информацию практически в режиме реального времени, — вспоминал Малашенко. — Илюшин был очень скрытным человеком, поэтому, сами понимаете, такая утечка означала, что ситуация катастрофическая, просто катастрофическая. И он передавал информацию нам”.

Заместитель директора Института Европы Сергей Караганов тоже сыграл определенную роль. Он был одним из лучших московских специалистов по внешней политике. Он входил в состав Президентского совета, почти не функционировавшей консультативной группы при Ельцине. Президент прислушался к его мнению, когда Караганов написал ему личное письмо, в котором предупредил, что Запад не поймет его, если он отложит выборы. Ельцин окажется изолированным и отрезанным от мира{415}.

Когда Дьяченко увидела, что ее отец “готов принять окончательное и опасное решение”, она обратилась к единственному человеку, не испытывавшему страха перед огромной властью Ельцина, — к Чубайсу, руководителю аналитического центра и доверенному лицу магнатов. Она встретила Чубайса в Кремле, отвела в приемную президента и потребовала встречи с отцом. Пока Чубайс ждал в приемной, она вошла к отцу и умоляла его выслушать Чубайса. “Папа сказал, что не хочет никого слушать. Но он не сказал, что принял окончательное решение. Я ни перед кем не вставала на колени, но тогда была готова упасть на колени и умолять. Возможно, он почувствовал это”, — вспоминала она. В конце концов Ельцин согласился встретиться с Чубайсом. Когда тот вошел в кабинет, Дьяченко вышла. Позже она вспоминала, что слышала крики, раздававшиеся за дверью. А Ельцин потом рассказывал, что во время спора лицо Чубайса мгновенно залилось алой краской.

“Борис Николаевич, сейчас не 1993 год, — начал Чубайс, напомнив о том времени, когда Ельцину противостоял непокорный, мятежный парламент. — Отличие нынешнего момента в том, что сейчас сгорит первым тот, кто выйдет за конституционное поле. Хотя, в сущности, и в девяносто третьем первыми за флажки вышли они. Это безумная идея — таким образом расправиться с коммунистами. Коммунистическая идеология — она же в головах у людей. Указом президента людям новые головы не приставишь. Когда мы выстроим нормальную, сильную, богатую страну, только тогда с коммунизмом будет покончено. Отменять выборы нельзя”.

По воспоминаниям Ельцина, они говорили в течение часа. “Я возражал. Повышал голос. Практически кричал, чего вообще никогда не делаю, — описывал он эту встречу. — И все-таки отменил уже почти принятое решение”{416}.

Чубайс позже вспоминал, что в конце этого жаркого спора Ельцин наконец признал, что откладывать выборы было бы неправильно. Он повернулся к Чубайсу и сказал: “А вы, Чубайс, допустили много ошибок в ходе приватизации”{417}.